Какое-то время они молчали.

— Ну что ж, — сказал Аркадий наконец. — Значит, просто не судьба.

— Да ладно тебе, — улыбнулась Леонида, прижимаясь лицом к его груди. — Сам же говоришь, что на невербальном уровне все в порядке. Любит тебя твой младший братишка, любит! Просто сам еще не понял.

Аркадий усмехнулся.

— С удовольствием считал бы его частью семьи, но в каком-то другом качестве. Кирилл не потерпит ни малейшего покровительства. Либо равная дружба, либо даже… — он задумался на секунду. — Иногда у меня ощущение, что это он старше. Просто ему опыта не хватает. Я мог бы быть для него «старшим братом» не больше, чем для Бастрыкина.

Подумав еще немного, Аркадий добавил:

— Кстати, ты права в том смысле, что они даже похожи между собой. Видимо, у меня нюх на людей определенного типа.

Леонида фыркнула.

— Или у них на тебя.

— Или так.

Интерлюдия: Аркадий Весёлов и Михаил Бастрыкин, 819 год (13,5 лет назад)

Никогда до этого Аркадий не желал смерти. Ни разу. Он верил в Творца, да, а потому не торопился на посмертный суд. Намерения не уничтожают грех, и кто знает, признают ли благие последствия его деяний стоящими сопутствующих жертв?.. Какие мотивы увидят в его душе, когда ее освободят от плоти?

Теперь же… Теперь ему отчетливее помнилось, что Творец всеблаг, и он был больше склонен надеяться на его милость. Малодушие, конечно. Но очень тяжело сохранять твердость духа, когда не хватает воздуха; когда тошнота соседствует со слабостью и постоянным чувством голода; когда рядом щелкает и тихонько гудит машина, перекачивающая его кровь, а сердце не бьется в груди. И только боль в груди, время от времени врывающаяся резью сквозь опиаты, напоминает о том, что это сердце когда-то было.

Если в палате присутствовал работник Службы или СВБ, снимающий показания, Аркадию было легче. Он собирал волю в кулак, напоминал себе, что именно ради этого все и затевалось, и начинал говорить. Рядом с Лёшкой тоже было легче. Нужно было делать вид, что ему не так уж плохо, это помогало. Да и минуты тянулись не так бесконечно.

Но Лёшка не приходил со вчерашнего дня…

Умереть точно было бы легче. Гораздо.

Впрочем, он и умирал. И это тоже было мучительно: чувствовать, как сила и жизнь покидают тело с каждой минутой. Как там сказал Григоровский? «Если достанем трансплант, протянешь еще несколько лет. Если нет… Дети на таких аппаратах обычно долго не выживают. Не хватает выносливости, да и просто массы тела. Ты за несколько недель превратишься в скелет, обтянутый кожей. Так что поторопись с тем, ради чего ты это затеял».

Григоровский, конечно, та еще мразь и к Аркадию теплых чувств не испытывает — после недавнего-то шантажа. Но хирург великолепный. И знает, о чем говорит. Значит, надо выдержать хотя бы несколько недель. Попытаться… Надо как можно больше попытаться узнать про магию, провести эксперименты, раз Смеющийся Жнец больше его не ограничивает… Смешно, кстати, но серп немного жаль. Красивый был.

Если, конечно, хватит сил. И если эти несколько недель у него все-таки будут. Может быть, сработают аппаратные игрища, и Лёшка не сможет его защитить. Магистр луны — высокий чин, но при этом Лёшка служака, не интриган. Он может просто не узнать. Дверь в палату распахнется, кто-то войдет быстрым, тяжелым шагом, дернет на себя провода от «внешнего сердца» — и Аркадия не станет.

Какая… Соблазнительная мысль.

Дверь в палату распахнулась, и кто-то вошел быстрым, тяжелым шагом, чуть прихрамывая на одну ногу. Остановился у кровати.

— Мишка, ты? — спросил Аркадий, открывая глаза.

От слишком резких слов тут же поплыло перед глазами, горло запершило. Опять забыл. Нужно говорить мягче.

Мишка Бастрыкин, мрачный, уже начинающий лысеть, в халате поверх дорогого костюма, стоял возле больничной койки и мрачно смотрел на старого друга.

— Ну привет… Бессердечный ты мой, — сказал он.

— Привет… — прошептал Аркадий.

— Ты поменьше-то говори. Меня предупредили, что тебе не особо можно.

— Мне теперь ничего нельзя, — Аркадий улыбнулся. — Как будто меня это когда-то останавливало.

Бравада пролетела мимо Мишки.

— С завтрашнего дня я буду Великим Магистром, — сухо, тяжело сказал он. — Если ничего не переиграется в ближайшие сутки, но, вроде, не должно.

— Поздравляю. Ты давно к этому шел.

— Да ни хрена подобного! — рявкнул он. — Я не собирался хвататься за гуж именно сейчас! Ничего не было готово! Я пошел ва-банк, рискнул и своей башкой, и своей командой — и все ради тебя, идиота!

— Ради меня? — Аркадий снова прикрыл глаза. — Не ври.

— Ради тебя и тех сведений, которые ты принес! Было слишком сильное давление положить это все под сукно, а тебя прикопать по-тихому.

— Ожидаемо.

— Так что живи, поганец ты мелкий, — Мишка наклонился к самому лицу Аркадия, так, что он чувствовал ухом и щекой его дыхание. — Только попробуй сдохнуть! Ты мне еще за ту лодочку недостроенную должен!

Он выпрямился и вышел из палаты. Но дверью не хлопнул, аккуратно прикрыл за собой.

— Хорошо… — пробормотал Аркадий, не открывая глаз, и чувствуя, как по щекам текут неожиданные, непонятно откуда взявшиеся слезы. — Будет тебе лодочка…

p.s. Бастрыкин напоминает, что ставить лайки понравившейся книжке — выгодно с точки зрения долгосрочных интересов государства!

Интерлюдия: Аркадий Весёлов и упырь, 5 января 833 года

Трекер координат на запястье завибрировал, показывая, что Аркадий вышел на точку. Визуальный контроль это подтверждал. Ночью в просветы между облаков да с такой высоты сложно разглядеть многое, однако острое зрение пленника Проклятья позволяло разобрать смутные световые контуры поместья. Главный дом, помещение для слуг, конюшня, мастерская, домик садовника, казармы охраны… Аркадия интересовал только главный дом. Если дело дойдет до того, что всполошатся слуги и охрана, значит, миссия провалена.

Сейчас еще не поздно, светились и огни периметра, и подсветка двух веранд, а также балконов на втором этаже, плюс некоторые окна. Нужного окна Аркадий не мог разобрать с такой высоты и под таким углом, но это и не требовалось. Если фигурант спит, Аркадий его разбудит. Если вдруг пока не явился в собственную спальню, Аркадий подождет.

В конце концов, он ждал полвека. Уже и не думал, что этот момент настанет.

Сперва не было четких ниточек и улик; таких, какие бы соответствовали твердым правилам Аркадия, разработанным им давным-давно, еще в самом начале — чтобы не скатиться в вигилантизм. Позднее внешнеполитические расклады не благоприятствовали. Еще позднее — не было возможности, да и необходимости, если честно. Аркадий не умел прощать упырей, но преследовать дряхлого старца, засевшего в своей берлоге — зряшная трата ресурсов и пустые риски. Однако если упырь пополз из норы, то можно наконец-то дать себе волю.

Аркадий спикировал вертикально вниз, целясь в единственную слепую зону: верхушку башенки, украшавшей крышу особняка. На квадратном архитектурном излишестве, вообще-то, было навешено целых четыре кластерные антенны многолучевого радара, способного в радиусе километра засечь даже воробья — с любой стороны. Если только тот не спускаться с высоты четыре тысячи метров с отклонением не более пятидесяти сантиметров вкруг. В последние годы у Ороса наметился крупный прорыв в радиотехнике, и отразилось это не только в появлении «невидимых» жучков. Однако новые технологии еще надо правильно применить.

«Вот когда технический прогресс ухудшает безопасность, а не улучшает ее, — подумал Аркадий с хмурой улыбкой. — Пятнадцать лет назад тут стояла бы старая добрая вращающаяся антенна под защитным куполом, не способная засечь не то что одиночную птицу — ребенка-волшебника. Если он только тот не имел бы глупость прихватить с собой на дело цельнометаллический башенный щит! И охрана с наступлением сумерек во все глаза пялилась бы в небо, подсвечивая его прожекторами. А теперь? Все доверено приборам. И, конечно же, установщики даже не подумали отойти от типовой схемы».