Но он не отступил.

Он ответил взмахом своей тени, которая превратилась в клинок, способный ранить даже Владычицу Скорби. Удар пришёлся по её щеке — и из пореза потекла не кровь, а тьма, чистая и прекрасная.

— Ты смог причинить мне легкую боль, — усмехнулась Люцилла, прикасаясь к ране. — Но сможешь ли ты зайти дальше?

Она взмахнула руками, и пространство вокруг них исказилось. Стены начали пульсировать, будто сердце Ада. Из них вырвались цепи, покрытые рунами страдания. Они понеслись к Василию, стремясь сковать его.

Он заревел.

Гнев. Настоящий. Чистый.

Закон Гнева взорвался изнутри — цепи Люциллы расплавились, капая на пол раскалённой смолой.

Их силы были почти равны.

Мир вокруг них рушился.

Купол из переплетённых тел разорвался, осколки костей стали смертельным дождём.

Пол треснул, открыв бездну, из которой вырывались крики забытых душ.

Люцилла замерла перед ним. Её красота была ужасающей: кожа переливалась, как масло на лезвии, волосы стекали, как расплавленное серебро, глаза горели холодным золотом пустоты.

— Ты думаешь, что стал сильнее, потому что отказался от человечности? — прошептала она. — Но ты всего лишь ещё один должник, сосредоточенный на собственном удовольствии. Такие, как ты, никогда не побеждают тех, кто управляет самим страхом и сражается за нечто большее.

Она шагнула к нему.

Ближе.

Ближе.

Её грудь коснулась его. Дыхание обожгло шею.

— Давай посмотрим, насколько ты теперь действительно испорчен.

Она оттолкнула его, и задвигались так, словно танцевала — смертельно красиво, с каждым движением готовая рассечь его душу. Люцилла скользила, как тень, её удары были быстрыми и точными. Она использовала не только магию, но и своё тело, которое было оружием само по себе.

Сейчас...

Одно прикосновение могло сломать разум.

Одна улыбка — довести до безумия.

И Василий чувствовал...

Чувствовал возбуждение, нарастающее внутри, как волна. Он пытался сдержать его, но чем ближе она становилась, тем больше его сила утекала. Она стремилась по телу, не желая поддаваться магии демоницы, в одно место — вниз, в живот, в пах.

Люцилла остановилась, она заметила это и усмехнулась.

Магические цепи обвили запястья ослабшего Василия, затягиваясь с такой силой, что кости хрустнули. Она прижала его к стене, её губы оказались в миллиметре от его уха.

— Это конец, мой дорогой адвокат, — прошептала она. — Ты слишком долго был человеком… а демоном стал лишь недавно.

Василий закрыл глаза.

— Ты ошиблась в одном, — прошептал он. — Мои долги… не из-за жажды наслаждений. Не из-за гнева. Они из-за любви. Любви к моему коту. К Борису.

— ДА У МЕНЯ ПЕРЕД БОРИСОМ ВСЕМ ДОЛГАМ ДОЛЖИЩЕ!

Цепи лопнули. Тьма вокруг него взорвалась. И он ударил головой прямо в лицо Люциллы.

Их магическая сила вновь столкнулась. Разбивая пол. Разрывая реальность.

Тронный зал рушился.

Василий лежал сверху, его лицо было в крови, но глаза горели.

— Я не герой. Я не демон. Я просто мужик с котом. И не важно как повернётся судьба. Ведь если ты думаешь, что я позволю кому-то сделать с ним то же, что сделали со мной... Ты вообще не понимаешь, что такое любовь.

Люцилла улыбнулась. И рассмеялась.

— …интересно, — прошептала она. — Очень интересно.

Тронный зал рушился. Стены дрожали, потолок трещал, из щелей вырывались крики забытых душ. Воздух был насыщен магией, болью, желанием — и чем-то ещё. Чем-то древним. Чем-то опасным.

Василий прижал Люциллу, его дыхание обжигало.

Она смотрела на него — и улыбалась.

Не ядовито.

Не насмешливо.

Как хищница, наконец нашедшая достойного.

— Давно я так не хотела кем-то… завладеть, — прошептала она, дрожа от предвкушения. — Ты не просто стал сильнее. Ты остался настоящим.

Она приподняла голову и поцеловала его.

Это был не обычный поцелуй. Это была магия. Губы коснулись губ, язык обвил язык, и в этот момент Закон Похоти Василия проснулся, как дикий зверь, которого слишком долго держали на цепи.

Его тело охватила волна жара — не от боли, а от жажды. Он не мог остановиться. Он не хотел. Его пальцы впились в плечи Люциллы, его губы стали жестче, язык проникал глубже.

И тогда он потерял контроль. Руки разорвали тонкую ткань из маны платья, оставив её обнажённой.

— Возьми меня, — прошептала она, запрокинув голову, обнажая шею. — Возьми, если можешь.

Он не колебался.

Разорвав последние лоскуты, он вошёл в неё, глубоко, резко, безжалостно. Она вскрикнула от удовольствия.

Их тела теперь двигались в безумном ритме, будто битва, где победитель получает всё, а проигравший теряет даже свою душу, продолжалась. Каждый движение бедрами становилось ударом магии. Каждый стон — взрывом энергии.

Василий чувствовал, как внутри него растёт волна. Как его сущность, новая демоническая суть, смешивается с маной Люциллы. Он не просто занимался сексом. Он исполнял ритуал.

Люцилла смеялась между стонами. Её ногти впивались в его спину, оставляя полосы, из которых сочилась не кровь, а светящаяся субстанция — чистая магия, вырывающаяся из их соединения.

— Такого давно не было… — простонала она, запрокидывая голову. — Никто ещё не осмеливался взять меня так… как равный!

Она подняла руки, и вокруг них образовались цепи, но не для сковывания — для усиления. Они обвили их тела, передавая импульсы наслаждения, усиливая каждый оргазм, каждое движение, каждую эмоцию.

И тогда...

Произошел мощный выброс энергии.

Не просто магии.

А чего-то большего.

Пространство вокруг взорвалось.

Стены тронного зала разлетелись вдребезги, обнажив бездну за ними. Остатки пола под ними расплавились, превратившись в реку света и тьмы. Из воздуха вырывались вспышки, словно молнии между мирами.

Василий почувствовал, как его сознание... начинает терять себя. Он сливался с ней. Не физически — духовно. Он становился частью её сущности, а она — частью его.

Но он не боялся.

Потому что он выбрал это.

Потому что он понял одну вещь:

Похоть — не слабость.

Похоть — это сила.

Когда последний толчок сотряс их тела, когда их крики слились в один, когда сам Ад замер, чтобы услышать их окончательную капитуляцию перед страстью...

...их тела отбросило друг от друга.

Теперь они лежали на полу, обнажённые, истекающие магией, а не кровью. Их дыхание было тяжёлым, глаза — затуманенными. Но в них горел новый огонь.

Люцилла медленно села, её волосы спутались, кожа блестела от пота и энергии. Она улыбнулась, как будто только что выиграла войну, которую даже не ожидала начать.

— Ты… — прошептала она, — …просто поразителен.

Василий усмехнулся, его голос был хриплым, но уверенным:

— Я всё же Адвокат Дьявола.

— И я ещё не закончил.

Когда-то в далёком прошлом, когда её имя ещё не звучало как предостережение, а было просто именем маленькой девочки, Люцилла сидела в тени отцовской башни. Там, где кожистые драконьи крылья заслоняли окна от света, а воздух пропитывался серой и слезами слуг, она читала — человеческие романы.

Контрабанду. Привезённую из мира живых редкими демонами, умевшими пересекать границу без дозволения. На пожелтевших страницах жили чувства, которых ей никто не обещал: любовь, пожирающая душу, страсть, ради которой ломали судьбы, жертвенность, сравнимая с падением в бездну. Она плакала над историями о героях, бросавших короны к ногам возлюбленных, о безумцах, бросавших вызов самим богам.

Люцилла мечтала.

Мечтала, чтобы кто-то полюбил её так — без остатка.

Чтобы умер за неё.

Или хотя бы выбрал бы её вместо всего мира.

Но Ад не прощал слабостей.

Здесь любовь была уязвимостью.

Честность — ножом в спину.

Её обручили с Асмодеем. Статным, чертовски обаятельным, с глазами, как расплавленное золото. Он — наследник могущественного Дома. Она — последняя кровь древнего клана, всё ещё цеплявшегося за «человеческие иллюзии». Брак по расчету. Её сердце в этом уравнении было лишней переменной.