Они вместе прошли через боль и страдания, не поддавшись Упадку и став намного сильнее.
Азариель парила в воздухе, ее крылья, некогда сломанные, теперь горели черным пламенем — живым, пульсирующим, как сердце ночи. Каждое перо источало дым, стекающий вниз тяжелыми клубами, оседая на землю пеплом былых грехов. В руках она сжимала меч из сгустившейся тьмы — оружие, выкованное не в кузнице, а в самой глубине ее ярости, за десять тысяч лет немого отчаяния. Лезвие, чернее самой бездны, поглощало свет, оставляя после себя лишь дрожащий след, будто пространство боялось его касаться.
Василий стоял позади, его тень растянулась по земле, неестественно длинная, будто пытаясь сбежать от него самого. Глаза светились странным золотистым мерцанием — не теплым, как солнце, а холодным, как отблеск на лезвии ножа. Вокруг его тела вихрилась энергия, искривляющая само пространство, заставляя воздух дрожать, как над раскаленными камнями. Каждый его вдох был медленным, размеренным — дыхание того, кто уже не боится ничего.
Марбаэль, готовившийся добить оставшихся адвокатов, замер. Его рука, занесенная для удара, дрогнула. В глазах, всегда таких уверенных, впервые мелькнуло нечто, похожее на страх.
— Невозможно… — прошептал он, и его голос, обычно звучный и полный презрения, теперь звучал хрипло, почти сдавленно.
Азариель улыбнулась.
Это не была улыбка триумфа. Не была она и улыбкой милосердия.
Это была улыбка правосудия.
— Возможно.
И она ринулась в атаку.
Ее первый удар рассек воздух с звуком, будто сама тьма завыла от ярости. Марбаэль едва успел отпрыгнуть, но лезвие все же задело его плащ, превратив ткань в прах. Он отступил, лицо исказилось в гримасе — не боли, но осознания.
Они вернулись.
И они пришли за ним.
Ее меч вновь рассек воздух с гулом разрываемой реальности — звуком, напоминающим треск ледника, ломающегося под тяжестью веков. Лезвие оставляло за собой черный шлейф, будто разрезая саму ткань мироздания, обнажая на мгновение пульсирующую пустоту между мирами.
Марбаэль едва успел поднять руку — щит из ледяных душ материализовался перед ним, сложенный из тысячи застывших в вечном крике лиц. Их рты раскрывались в беззвучном вопле, глаза расширялись от ужаса, образуя призрачную стену защиты…
Но он не выдержал.
Лезвие прошло сквозь защиту, как горячий нож сквозь воск, вонзилось в грудь князя Первого Круга — и с силой отбросило его прочь. Удар был настолько силен, что пространство вокруг точки попадания на мгновение искривилось, создав гравитационную воронку, втянувшую в себя обломки разрушенной темницы Упадка.
Марбаэль вылетел за пределы разрушенной темницы, его тело пробивало стену за стеной, оставляя за собой след из раскаленного камня и расплавленного металла. Каждое столкновение рождало ударную волну, сметающую все на своем пути, пока он не врезался в руины своего замка, превратив их в пылающий кратер. Земля вокруг мгновенно остекленела от жара удара.
Взрыв.
Кратер разверзся, выпуская горы первородного льда, и из его эпицентра поднялся Марбаэль. Его одежды горели синим адским пламенем, обнажая кожу, покрытую трещинами, сквозь которые сочился жидкий кровавый свет. Лицо, всегда сохранявшее холодное величие, теперь исказила первобытная ярость.
— Ты…
Он вскинул руки, готовясь к ответному удару, и мана сгустилась вокруг него, образуя вихрь из льда и костяных шипов.
Но тут —
Василий появился у него за спиной без звука, без предупреждения, будто всегда там находился.
— Привет, князёк.
Его кулак, окутанный золотистой энергией, вспыхнул, как миниатюрное солнце, и врезался Марбаэлю в спину с такой силой, что ледяные пластины доспеха рассыпались в пыль еще до контакта. Князь тьмы снова полетел — на этот раз прямо в остатки своего трона, которые рассыпались в труху от удара, оставив после себя лишь тлеющий ореол.
Василий завис в воздухе, руки скрещены на груди, глаза холодны, как глубины космоса. Энергия вокруг него пульсировала, создавая искажающие реальность волны.
— Ну как тебе моя новая способность? — он усмехнулся, и в этой улыбке не было ни капли прежнего легкомыслия. — «Не падший, не вознесённый».
Марбаэль, выбираясь из обломков, поднял на него взгляд. Его глаза, обычно сияющие холодным интеллектом, теперь отражали нечто новое — растерянность.
— Что… это…
— Энергия души, — Василий развел руки, и пространство вокруг него дрогнуло, как поверхность воды под порывом ветра. — Я научился нарушать ваши законы.
Он щелкнул пальцами — и раны на его теле исчезли, словно их и не было, оставив после себя лишь золотистый след, медленно тающий в воздухе. Стрелки часов на его запястье с невероятной скоростью побежали вспять.
— Откат.
Еще шаг — и он оказался прямо перед Марбаэлем, хотя тот даже не успел сдвинуться с места. Пространство сжалось, подчиняясь его воле, создавая эффект телепортации.
— Пространство.
Марбаэль впервые за всю свою бесконечную жизнь почувствовал…
Страх.
Настоящий, животный, сжимающий горло страх. Его пальцы, обычно такие уверенные, слегка дрожали. Губы приоткрылись, но слова застряли в горле. Даже его тень, всегда такая послушная, отпрянула от него, будто пытаясь скрыться.
Глава 19
Пока Марбаэль в страхе пытался понять принцип работы новых способностей Василия, Азариель молниеносно приземлилась рядом, ее крылья сложились за спиной с тихим шелестом горящего шелка.
Меч из сгущенной тьмы уперся в горло испуганного князя, лезвие слегка зашипело, будто жаждало окончательно перерезать эту нить.
— Ты пал.
Голос ее звучал не как триумф, а как приговор, вынесенный после долгих тысячелетий ожидания.
Марбаэль закрыл глаза.
Его дыхание было тяжелым, прерывистым — не от боли, а от осознания. От того, что его бесконечность, его власть, его Упадок внезапно подходит к концу.
— Ты думаешь… это я так просто сдамся? Сдамся в аду, где пасть ниже невозможно?
Губы его искривились в подобии улыбки, но в ней не было ни насмешки, ни надежды. Только странная, почти человеческая воля к борьбе.
Василий склонился над ним.
Тень от его фигуры легла на лицо Марбаэля, и в ней мерцали отблески чего-то большего — не просто тьмы, а бездны, которая теперь смотрела на князя своими беззвучными глазами.
— За всех невиновных, преданных тобой и несправедливо заточенных...
Василий положил руку ему на лоб. Пальцы его засветились необыкновенным сиянием, будто подчиняя себе законы пространства.
— Это твоя расплата.
Свет вспыхнул.
Марбаэль вскрикнул — не от боли, а от изменения. Его тело начало рассыпаться, не в пепел, не в прах, а в миллионы мерцающих частиц, каждая из которых светилась, как крошечная звезда.
Князя ждала не смерть.
А нечто иное.
Марбаэль не исчезал. Он трансформировался. Его сущность, его дух, сама его природа — все это теперь перетекало в иную форму, в состояние, которое даже он, древний и всезнающий, не мог осознать.
В то, что ему еще предстоит понять. Понять, что теперь бесчисленное множество фрагментов его сознания обречено угаснуть в муках.
Азариель и Василий смотрели, как последние частицы Марбаэля растворяются в воздухе, оставляя после себя лишь тихий звон, будто далекий колокол, отмеряющий конец одной эпохи…
И начало чего-то нового.
Воздух задрожал, будто натянутая струна, когда Василий медленно разжал ладонь. Над ней вспыхнули три символа, вращающихся в странном танце:
Песочные часы, чьи пересыпающиеся зерна то ускоряются, то застывают — искажение самого потока времени, не подчиняющееся ничьей воле, кроме его собственной.
Сломанные цепи, звенья которых рассыпаются в прах прежде, чем успевают упасть — преодоление любых ограничений, будь то законы физики или божественные запреты.
Пустой трон, от которого расходятся трещины по самой реальности — потенциал, превосходящий саму концепцию власти, делающий бессмысленными любые иерархии.