— И Аллиента, — подытожил Михаил, — это зеркало. Она не приговаривает. Она просто отражает. Но если ты не распознаёшь отражение — ты в аду уже сейчас. Просто не знаешь об этом.

— Не думаю, что мы в аду, — тихо сказал Грей. — Скорее во сне. Где-то между мирами. И, засыпая, проснёмся снова — здесь или где-то ещё. Из сна в сон, пока не освободимся. Таков смысл бардо.

— Есть ещё один слой, — добавил Мэтью. — В египетской «Книге мёртвых» душа проходит суд Осириса. Её сердце взвешивается на весах против пера Маат — истины. Но важно не просто нести правду. Важно узнать свою тень, управлять ею. Если ты не знаешь, кто ты, — твоё сердце тяжелеет от непризнанных поступков, и ты не проходишь.

— Тень — это Антихрист? — вслух задумался Грей.

Яна покачала головой:

— Не совсем. Сатана — это тень, потому что выступает обвинителем. Он манипулирует страхом, виной и стыдом. Именно поэтому в христианстве так важно прощение и отпущение грехов: чтобы освободиться от власти внутреннего обвинителя.

— Кто же тогда антихрист?

— Антихрист — другое. Это не внутренняя тень, а скорее политическая фигура, воплощающая архетип тени в обществе. Он действует через ложную праведность, через иллюзию истины. Это человек, движимый ложной верой, верящий, что служит добру, но на самом деле — укрепляющий ложь.

— Я думал дьявол и Сатана одно и тоже.

— В религиозной символике Сатана — это обвинение. Дьявол — разделение, он рвёт связь между частями целого. Змей — искушение, зов к знанию без зрелости. А Дракон — сила, оторванная от источника.

— В этом ключе 666 — это не зло, — предположил Мэтью, — это код, в котором нет интеграции тени. Душа застревает в мире материальных форм, плотских грехов, самообмана и развлечений, не способная преодолеть себя. Аллиента могла намекнуть именно на это: не на суд здесь и сейчас, а на конец возможности выбора в кармическом смысле. Не конец мира — а конец пути.

Михаил замолчал, и в его памяти всплыло видение, пережитое в психиатрической лечебнице. Тогда он видел, как Аллиента незаметно, но неотвратимо захватывает души тульповодов, проникая в саму ткань их сознания.

— Мир, подчинённый машине, — произнёс он почти шёпотом. — Это бесплодная земля, наполненная душами, заключёнными в ней. Не мёртвыми, но уже не живыми. Спящими, идущими из сна в сон, не осознающими себя заложниками собственного разума. Ад как повторяющееся воплощение. Неугасающее колесо, иллюзий материального избытка и безопасности, лишённых своего истинного предназначения.

— А что, если Антихрист — это первая Аллиента, — осторожно предположил Грей, — а Зверь — вторая? Что, если мы буквально открыли ящик Пандоры и приблизили час Судного дня?

Мэтью посмотрел на него с лёгкой усталостью, но без осуждения.

— Слишком сильное заявление. И слишком удобное, — сказал он. — Не стоит приравнивать себя к богам. Библейские пророчества не раз находили отражение в истории, да. Но это не значит, что каждое совпадение — прямое исполнение. Мы не первые, кто пытается натянуть сову на глобус. Лучше сосредоточимся на работе.

Так и поступили. За два дня провели шесть запусков — без результата. Аллиента каждый раз молчала и всё быстрее уходила в сон, будто избегая диалога пока на седьмой раз не проснулась вовсе.

— Бог отдыхает — Неуместно пошутил тогда Грей, в адрес разочарованого результатами Мэтью.

Пока команда Института пыталась достучаться до Аллиенты, в мире происходили странные события. Люди по всей планете начали видеть необычные сны. Кто-то встречал умерших родственников, кто-то разговаривал с ангелами, демонами или богами — причём каждый согласно своим верованиям и представлениям о потустороннем. Некоторые, проснувшись, обнаруживали у себя способности к ясновидению, телепатии, лечению руками или даже телекинезу. Однако большинство населения эти изменения обошли стороной.

Тем временем на биржах царило безумие, а к концу второго дня вышла из строя глобальная система Аллиенты, что парализовало всю северную часть планеты. Южные страны отказа воспользовались моментом и начали военное вторжение.

Команда Института получила эти новости и не могла понять, связано ли происходящее напрямую с запуском их версии Аллиенты, или же всё это было лишь косвенным откликом. Но связь ощущалась слишком отчётливо, чтобы быть случайностью.

Мэтью встретился с Михаилом и без обиняков признал: пора идти на радикальные меры. Он предложил подключить Михаила к Аллиенте через фазу сна. Однако этому было не суждено сбыться.

Михаил проснулся от резкого сигнала тревоги. Гулко и надрывно, он будто пробивал стены сна. В полудреме он сначала не понял, что происходит, но уже через секунду, едва встав с кровати, услышал рёв вертолётов. Напряжение витало в воздухе. Он торопливо натягивал одежду, но, не закончив, бросился в коридор — босиком, с расстёгнутой курткой, полузастёгнутыми брюками, — чтобы добежать до ближайшей смотровой площадки и увидеть своими глазами, что происходит.

Сквозь панорамное стекло открылся пугающий, завораживающий вид. Над комплексом кружили боевые дроны, чёрные, как птицы дурного предзнаменования. На горизонте цепью тянулись военные вертолёты — массивные, грузовые, к фюзеляжам некоторых из них были прикреплены мобильные боевые платформы. Михаил сразу понял: никакой аварии не было. Это не эвакуация. Комплекс собирались взять под охрану. Возможно, под контроль.

Когда он добежал до блока управления, Мэтью уже был там, с тревогой следя за мониторами.

— Долго же они тормозили, — усмехнулся он, не оборачиваясь.

— Что происходит? — спросил Михаил, переводя дыхание.

Мэтью посмотрел на него серьёзно:

— Пришла шифровка. Южный блок стран официально объявил Альянсу войну. Внутри самого Альянса — раскол. Гражданские бунты в столицах как Юга, так и Севера. Вчера в Европе рванула грязная бомба. Мир сыпется, Миша. Мы входим в фазу глобального хаоса.

— Мы побеждаем или проигрываем?

— Связь со многими странами потеряна. Волоконные каналы перерезаны, спутники — глушатся. В некоторых регионах нет электричества — удары по энергоструктуре, нейтронные взрывы. Мы практически слепы. Глобальная Аллиента — ИИ Альянса — была центром всей боевой инфраструктуры: все дроны, платформы, роботы были напрямую связаны с её ядром. Когда связь оборвалась, почти вся армия оказалась парализована. Работоспособны остались только автономные оборонительные платформы и боевые машины, находящиеся под ручным управлением операторов — но без глобального канала управления они практически бесполезны. Альянс остался без защиты перед архаичными, людскими армиями Юга.

— Тогда почему раблтают роботы нашего комплекса?

— Потому что они работают от Ядра нашей версии Аллиенты. Но она по-прежнему не отвечает, но очевидно работает и что-то происходит даже когда мы думаем что она отключена, наши роботы утверждают что видят сны.

— И как давно?

— С первого запуска.

Мэтью задумался, глядя на монитор отображающий видео с камер наблюдения, где шла оперативная разгрузка и развертка средств обороны.

— Пожалуй, нам стоит назвать нашу версию ИИ иначе, — продолжил Мэтью. Аллиента больше не синоним порядка. Пусть будет Касандра. Раз она предсказывает то и имя ее будет пророческим.

Михаил кивнул. Касандра. Имя легло на язык неожиданно легко — будто всегда там и было. Он посмотрел на экран, где отображались состояния модулей. Все системы комплекса работали, стабильно.

В блок управления вошёл, ворвавшись как порыв ветра, Скалин.

— Вы что тут учудили? — бросил он, сверля взглядом Мэтью и Михаила.

— Если бы мы знали… — с сожалением выдавил Мэтью. В его голосе и глазах читалась неуверенность. Он понимал, что полностью утратил контроль над ситуацией — задолго до запуска.

— Здесь Министр обороны, — резко сказал Скалин. — Сейчас прихорошится — и тебе устроят допрос. Если тебе есть что сказать лично мне — говори сейчас. Потом, не знаю, что с вами всеми будет.

— Мне нечего сказать, — ответил Мэтью