— Встретимся? — спросил он. — Хочу поговорить. Без протоколов и лишних ушей.

Ответ пришёл спустя пару часов.

«Только послезавтра вечером. Раньше никак.»

Странно. Учитывая, день выходной. Михаил не стал настаивать. Он понимал, что от встречи будет зависеть больше, чем просто обмен мнениями. Хотя Анна конечно, снова будет недовольна, что он куда то пропал под вечер, поэтому день провел с ней, намернно пытаясь угодить, но так и не понял удалось ли ему это. Анна отпустила его, но холодно, буд-то хотела, н оне могла запретить.

Они встретились в городе — не в институтском саду, не на изолированной платформе, а в кафе на крыше одного из жилых небоскрёбов, в шумном районе, полном огней, рекламы, движения. Михаила удивил выбор. Он ожидал чего-то другого — спокойного, ближе к природе или домашнего. Чего-то, что соответствовало бы Власову из коммун: сосредоточенному, тяготеющему к простоте.

— Неожиданно, — сказал Михаил, когда сел напротив. — Для тебя.

— Я тоже удивился, что выбрал именно это место, — Власов смотрел куда-то вдаль, поверх парапета, на огни города. — Наверное, захотел почувствовать, что я ещё человек и я не один.

Михаил замолчал, давая ему пространство. Он не хотел сразу задавать свои вопросы. Интуиция подсказывала: сначала нужно дать Власову высказаться.

— Как ты? — тихо спросил он. — После... отсоединения.

Власов усмехнулся, но в этом не было лёгкости.

— Пусто. Не так, как будто кого-то рядом нет. А как будто внутри разом вынули целый пласт. Ночью накрыло. Паника. Будто я один — на поле битвы, без щита, без меча, даже без имени. — Он на секунду закрыл глаза. — Только утром отпустило.

— И что помогло?

— Просто вспомнил, кто я. Без неё. До неё. — Он посмотрел на Михаила. — Хотя в какой-то момент подумал: а был ли я вообще?

Михаил кивнул. Он чувствовал, как в нём нарастает необходимость проговорить главное, но прежде хотел расширить горизонт.

— Знаешь, я всё думаю... ведь то, что мы делаем — не просто шаг в неизвестное. Это шаг за предел. Представь: полная автономия. Никакой зависимости от оператора, от носителя, от тела.

— Уже представляю, — Власов улыбнулся краем губ.

— Неограниченная память. Понимание, недоступное ни одному человеку. Способность моделировать реальности, просчитывать варианты, которые у нас даже в теории не укладываются. И это существо, эта структура, может существовать вечно. Не в биологическом смысле, не в смысле архитектуры, а буквально — вне времени. Вне пространства. До конца вселенной. Возможно, и после.

— Меня это не пугает, Михаил. Меня это вдохновляет. Я чувствую, что мы прикасаемся к новому рождению.

Михаил замолчал. Несколько секунд они сидели в тишине, среди шума города.

— Зачем понимать? — неожиданно мягко произнёс Власов. — Достаточно чувствовать. И верить. Разве не это делает человека человеком? Разве не на этом построена вся религия, вся история цивилизации? Мы всегда двигались вперёд, когда не понимали — но верили.

Михаил сжал губы, чувствуя, как в груди поднимается знакомое напряжение.

— Если всё так, то выходит, мы отдаём последний рубеж человечности — веру, чувство, мистику — машине. Мы создаём того, кто будет верить вместо нас. Кто будет чувствовать вместо нас. Даже если он будет лучше — он уже не будет человеком.

Он медленно выдохнул и добавил:

— Поэтому я и хотел с тобой поговорить. Мне не даёт покоя ощущение... что мы создаём что-то, чего не понимаем. Ты — первый, и ты прошёл дальше всех. А мне всё чаще кажется, что мы строим оружие. Только не физическое. Что если тульпа — это не просто образ, не просто волновая структура? Что если она сохраняет остаточную мотивацию своего создателя, а потом может действовать вне его воли?

Власов чуть усмехнулся, но уже без прежнего холода.

— А если так? Разве это не и есть эволюция? Создать нечто, что пойдёт дальше тебя? Меня это не пугает. Я чувствую, что мы избраны. Иначе почему нас пятеро? Почему именно мы?

— Я не верю в избранность. Верю в таргетированную рекламу, в причинно-следственные цепочки и сложные воронки. Мы не случайны — да. Но не по божьему промыслу. Просто кто-то собрал нужные данные.

— Даже если так, — парировал Власов, — ничего не происходит без воли Господа. Пусть нас выбрал Институт, и это действительно так — но разве ты не видишь в этом руку провидения? Разве не странно, что это именно мы — я, ты, и трое других? Что плохого может быть в том, что мы делаем? Мы не создаём оружие, Михаил.

— Но мы создаём технологию, — тихо, почти сдержанно сказал Михаил, — которая может породить оружие, которого ещё не описано ни в одной фантастической книге. И мы даже не будем знать, когда оно появится, и в чьих руках окажется.

Слова повисли в воздухе.

Власов отвёл взгляд.

— Значит, ты просто инструмент. А я — миссия.

— Может быть. Но инструмент должен понимать, в чьих он руках, — мягко ответил Михаил.

— Мы всегда чему-то служим. Я служу Богу, не Дьяволу, — тихо сказал Власов, глядя в сторону.

Михаил молча кивнул.

— Но нас будут судить не по намерениям, а по последствиям, — продолжил он. — А последствия — это то, что ни я, ни ты, ни кто-либо в этом мире не может предсказать.

Власов начал уходить в себя. Его пальцы нервно стучали по столешнице, взгляд стал рассеянным, будто что-то внутри него разлаживалось. Михаил чувствовал, как разговор начал напрягать его собеседника. Он стал слишком нервным, и вдруг Михаила охватило нехорошее предчувствие: а тот ли это человек, которого он знал раньше? В памяти всплыл Власов на занятиях по рукопашному бою — резкий, порой агрессивный, сдерживаемый только усилием воли.

Михаил напрягся и решил сменить тему разговора, но было поздно. Что-то в выражении Власова изменилось. Между ними легло напряжение. Как будто каждый начал чувствовать, что их дороги расходятся. И не просто в убеждениях — в направлении движения.

Когда Михаил вышел из небоскрёба, он не стал сразу вызывать такси. Внутри всё ещё гудел напряжённый разговор, требовалось время, чтобы переварить. Он решил пройтись пешком пару кварталов, прочистить голову.

На следующем перекрёстке, у входа в небольшой двор, он вдруг заметил знакомый силуэт автомобиля. Такой же стоял на парковке Института в самый первый день его приезда. Рядом — фигура робота-консьержа. Серый корпус, стандартная модель. Внешне — абсолютно типичный Вэст.

Михаил замедлил шаг. Он поднял руку и помахал. Робот не отреагировал. Ни движения, ни взгляда, будто не понял, что жест адресован ему. Или понял, но решил проигнорировать.

Михаил почувствовал, как по спине прошёл холодок. Может, совпадение. А может, слежка? В свете последних разговоров — более чем логично. Его подозрения о характере проекта становились всё острее. А теперь — ещё и чувство, что за ним могут наблюдать.

После выходных Михаила ждала напряжённая работа с по созданию тульпы внутри своего сознания. Он быстро понял, почему оказался следующим в очереди: всё, на самом деле, уже было подготовлено. Отлажено. Обкатано. Его собственный процесс был скорее сбором конструктора по инструкции — несмотря на кажущуюся глубину. Но работы всё равно было много. Только теперь она шла легче, чем во время экспериментов.

— Тяжело в учении — легко в бою, — шутил Скалин, который в последние дни всё чаще находился рядом буквально. Он не принимал участия в процессе, так как не был научным сотрудником, но его присутствие вдруг стало постоянным, и Михаил всё чаще ловил на себе его внимательный взгляд.

Ему предстояло пройти весь путь формирования тульпы заново — только уже в собственной голове: от концепции и структурирования до первых проекций и стабилизации. Сроки были обозначены условно — около двух недель. Это был интенсивный, почти непрерывный процесс — но давался он Михаилу легче, чем он ожидал. Возможно, потому что многое уже было прояснено на подготовительных этапах.