Маршрут занимал два часа. Михаил не придал значения конкретному составу маршрута, оценив только временные затраты и коэффициенты. Он начал путь, размышляя о смысле.

Существует ли универсальный смысл для всех разумных существ? Законы кибернетики, с которыми Михаил был неплохо знаком ещё со времён обучения и собственных изысканий, объединяют живое и неживое в единую концепцию информационного метаболизма. Если все системы подчиняются одним и тем же законам, самообучаются, созидают и борются с энтропией, можно ли это как-то применить к смыслу?

Может ли современная склонность к индивидуализму скрывать от нас подлинный смысл? Когда человек перестаёт воспринимать себя как часть целостной системы — с вертикальными и горизонтальными связями, охватывающими личное, общественное и космическое — он рискует замкнуться в узком субъективизме. А именно это стало нормой в культуре XXI века.

Человеческое самосознание эволюционировало: от чувства беспомощности перед высшими силами — к горделивому ощущению себя как венца природы, и далее — к полному отказу от глобальной роли. Современный человек всё чаще сосредоточен лишь на себе, передав задачи познания, созидания и преобразования мира интеллектуальным машинам. Но может ли смысл существовать в изоляции от мира, в котором человек более не видит себя активным участником?

А что сейчас? Разве что-то изменилось? Михаилу вспомнилась теория ИИ-гонщика. Её основа — концепция привации и депривации, состояние нехватки ресурса или состояния, которое ИИ "ощущает" в своей работе. Это может смоделировать мотивацию, схожую с человеческой. В 2016 году, ещё до того, как человечество создало общий ИИ и квантовые нейросети, два учёных учили нейросеть играть в гоночную видеоигру. Целью было завершить заезд, но ИИ также поощрялся за сбор дополнительных предметов. В итоге, гонщик нашёл способ бесконечно собирать награды, игнорируя финиш. Так появился первый "ИИ-наркоман".

Эта концепция наводила Михаила на мысль: а не скрываются ли под маской привычных «смыслов» какие-то другие мотивы и потребности — аналогичные привации и депривации у машин? С опорой на свои знания в кибернетике, системном анализе и теории адаптивных структур, он рассуждал: если живые и искусственные организмы подчиняются схожим принципам — таким как обратная связь, целеполагание, авторегуляция и борьба с энтропией — действующие в масштабах всей жизни и Вселенной, можно прийти к выводу, что «смысл» — не более чем механизм выживания. Если же предположить, что эволюция и сама Вселенная действительно имеют универсальный смысл, он, возможно, заключается в накоплении и усложнении информации, в построении всё более сложных структур и взаимосвязей, направленных на повышение предсказуемости и устойчивости среды.

Но по сути это лишь бесконечный процесс усложнения ради выживания. Мы живём, чтобы не погибнуть, и чтобы не погибнуть — должны усложняться. Это порождает сомнение: а не ведёт ли такая логика к той же самой бессмысленности, только более структурированной?

Если так, то какова роль человека? Создав ИИ, он передал ему функции познания и прогресса. Но нет ли риска, что в этом самоустранении человечество утратит критически важную гибкость? История знает примеры империй, которые, достигнув расцвета, теряли бдительность и становились лёгкой добычей для более агрессивных, варварских сил. Не может ли человечество постигнуть та же участь, если оно полностью положится на ИИ?

Идея смысла как вечной борьбы кажется логичной, но что-то внутри протестует. Ведь если всё сводится к борьбе, у неё должен быть финал. Конечный смысл.

Следующая по маршруту локация прервала внутренний диалог.Это были скамейки для случайных встреч. Михаил хотел поскорее пройти мимо, но Окулус настойчиво предлагал акцию с удвоенными коэффициентами и бонусами «просто за то, что присядешь». Похоже, сегодняшние мысли о природе отношений уже попали под прицел таргетинга, и вот он на крючке. «Назойливая машина», — подумал Михаил и, поддавшись, сел на свободную лавочку, окружённую живой изгородью для ощущения уединения. Мелькнула мысль: если уж социальная реклама открывает все двери, почему бы не обсудить с кем-то идеи?

На соседних скамейках расположились другие участники эксперимента. Здесь были и симпатичные девушки, и несколько пар, увлечённых беседой. Но большинство сидели в одиночестве — кто в разговорах, кто в виртуальной реальности, а кто просто наслаждался покоем. Судя по всему, эксперимент с «местами для знакомств» не пользовался большим успехом.

Михаил подождал, пока не истечёт таймер получения бонуса, и уже почти собрался встать, когда заметил девушку с раритетным плёночным фотоаппаратом, проходящую неподалёку. Её глаза, без привычных линз Окулуса, были глубокого ультрамаринового цвета, дилнные волосы ниже плеч привлекали своим золтым блеском идеально сочетающимся с цветом глаз. Одежда девушки была яркой, но гармоничной, осенние оттенки не выглядели вызывающе. Она отличалась от окружающих, не прячась за холодным фасадом и не выставляя напоказ сексуальность, как было модно. Конечно, Михаилу и раньше встречались привлекательные девушки, но сейчас он впервые ощутил странную смесь трепета, страха и любопытства.

Девушка остановилась в нескольких метрах, чтобы сфотографировать цветы, распустившиеся на экзотическом кусте. Плёночный фотоаппарат — настоящая редкость довоенных времён. В эпоху, когда любой момент можно запечатлеть снимком с линз, такой интерес казался почти древним. Окружающие не обращали на неё никакого внимания, но любопытство Михаила взяло верх. Он поднялся и, не спеша, уверенно направился к девушке, которая вдумчиво фотографировала, погружённая в своё занятие...

Чем ближе он подходил, тем сильнее внутренний голос поднимал тревогу, словно предупреждая об опасности, но Михаил продолжал идти. Подойдя достаточно близко, он, кивнув на камеру, произнёс:

— Интересный раритет! Какого он года?

Тут же подумалось: можно было бы просто заскринить устройство и через поиск определить модель. Девушка вздрогнула от неожиданности и обернулась, быстро оглядев его лицо — почти как сканер. Михаил непроизвольно отметил этот момент в памяти Окулуса. Она, видимо, поняла что-то для себя, так как её лицо озарилось мягкой улыбкой, и она ответила, удивительно неторопливо для обитательницы мегаполиса:

— Это Nikon F90, ещё довоенных времён, купила на аукционе.

— Не хочу показаться бестактным, но можно задать личный вопрос?

На её лице мелькнуло разочарование. Нейролинк тут же отметил изменения в микромимике, но Михаил отключил эту функцию, не желая разбирать чужие эмоции как текст. Он поправился:

— Извините, вопрос скорее философский. Совсем не хотел вторгаться в ваше личное пространство.

Девушка посмотрела ему прямо в глаза, и сердце Михаила замерло — так, будто он вошёл в священное место, забыв о благоговении.

— Вы в линзах? — спросила она. — Уверена, что вы сейчас меня сканируете через физиогномист или что-то ещё. Или используете эти ужасные приложения для пикапа?

Михаил улыбнулся, чувствуя, как его охватывает триумф из-за того, что он успел отключить назойливое приложение ещё до вопроса.

— Я увидел ваш дискомфорт и без линз, и отключил физиогномиста сразу, как только заметил ваше огорчение.

С этими словами он демонстративно снял линзы и убрал их в карман.

— Меня так легко «считать» даже без линз? — полушутя заметила девушка.

— Просто я решил, что так будет честнее.

— Похвально. Сегодня честность — редкость. И не потому, что все лгут, а потому что никто не говорит, что думает. Все следуют советам, рекомендациям, стараясь быть удобными, комфортными, чтобы не уступать машинам. Как будто читают заклинания, а не разговаривают.

— Никогда об этом не задумывался, но, похоже, начинаю понимать, почему избегаю общения с людьми.

— И с кем же вы тогда разговариваете?

— Чаще с самим собой, — усмехнулся Михаил. — У меня, как у многих, есть робот-помощник, но я предпочитаю держать дистанцию. Мы и так слишком связаны.