Михаил стоял у заросшего парка, вглядываясь сквозь решётку забора. С момента штурма прошло уже больше полутора лет. За это время он успел смириться с мыслью, что территория Института давно занята кем-то другим — перераспределена, перестроена или стёрта с карты, как и большинство неугодных объектов времён до окончательной стабилизации системы. Однако то, что он увидел, заставило его замереть.

Калитка была на месте, домофон — мёртв. Ни следов вандализма, ни признаков жизни. Всё выглядело так, словно Институт просто... уснул. Снег мягким слоем укрывал землю и ветви деревьев, блестел на солнце, подчёркивая безмолвие и первозданность этого пространства. Даже тропинки, некогда утоптанные до каменной твёрдости, теперь скрывались под целыми пластами свежего снега.

Он протянул руку, нажал на кнопку звонка — безрезультатно. Панель была обесточена. Несколько секунд Михаил колебался, затем, словно преодолевая внутренний барьер, отступил на шаг, разогнался и перемахнул через забор. Снег хрустнул под ногами при приземлении.

Выпрямившись, он огляделся. Парк, некогда ухоженный, теперь зарастал кустарником, склонившимся под тяжестью инея. Однако и здесь не чувствовалось следов человеческого присутствия. Покой, какой бывает только в местах, оставленных, но не разрушенных. Михаил не мог отделаться от ощущения, что он вторгается не в мёртвое пространство, а в чей-то сон.

Он направился к зданию. Дверь — та самая, за которой когда-то скрывались дебаты, открытия и опасности — по-прежнему не имела замка. Михаил потянул за ручку. Скрип, глухой и протяжный, нарушил безмолвие. Дверь поддалась. Он замер на пороге, словно опасаясь разбудить призрак прошлого.

Институт встретил его тишиной.

Михаил аккуратно закрыл за собой дверь, стараясь не создавать лишнего шума, и направился вниз по лестнице, ведущей в щитовую. Пространство освещал лишь свет его фонарика — узкий, колеблющийся луч выхватывал из темноты голые стены и облупившуюся краску. Спустившись в подвал, он отыскал главный распределительный щит, отворил дверцу и поочерёдно включил все рубильники. На его удивление, система ожила: в коридорах загорелись потолочные панели, где-то вдалеке щёлкнули реле, завыл проржавевший и видимо промерзший вентилятор.

Воодушевлённый, Михаил вернулся на первый этаж и начал осматривать здание. Ценные аппараты, архивные документы и носители информации были изъяты — это стало ясно сразу. А вот мебель, хозяйственные принадлежности, канцелярия, тряпки и инструменты остались. Они были разбросаны по комнатам, как после поспешного обыска. Складывалось впечатление, что кто-то искал что-то конкретное, но не стал наводить порядок после.

Михаил шёл по знакомым коридорам, чувствуя, как воспоминания всплывают одно за другим. Здесь он спорил с коллегами, там впервые увидел когнитограф. Всё было иным, но ничто не исчезло окончательно. Только покрылось пылью и тишиной.

Он не знал точно, зачем приехал. Рационального объяснения у него не было, но что-то подсказывало: его возвращение не останется незамеченным. Институт — не просто здание, а сеть, сознание, система. Он ощущал, будто оставляет знак, ментальный маркер, словно давая понять: "Я здесь. Я готов". Если Институт всё ещё жив, если кто-то или что-то в нём сохранило прежнюю чувствительность — сигнал будет считан. Он хотел, чтобы это было воспринято как вызов. Как намерение вернуться в игру.

Шло время. За окнами сгущалась темнота, и вскоре опустилась глубокая ночь. Ничего не происходило. Михаил то грелся у батареи, ощущая, как по трубам с трудом пробирается едва тёплый воздух, то снова поднимался и начинал приводить в порядок свою старую гостевую комнату и коридоры. Это занятие не имело особого смысла — он не рассчитывал задержаться надолго. Но движение помогало согреться, а порядок — отвлечься от тишины и ожидания. Здание медленно прогревалось после долгого простоя, и в этом процессе было что-то странно живое, словно стены пробуждались от сна вместе с ним.

Вдруг Окулус отозвался дрожащим сигналом — поступал вызов. Номер был скрыт. Анонимный звонок. Наконец-то. Что же, совещались, выбирали, кто именно выйдет на связь?

Михаил активировал VR-комнату для созвона. Пространство загрузилось в виде цифрового зала с мягким светом и неофутуристическим интерьером. На другом конце связи — силуэт, скрытый под аватаром. Фигура в балахоне, с опущенным капюшоном, словно сошедшая с экрана аниме-боевика о монахах-воителях.

Но Михаил узнал его сразу. Это был Мэтью. Узнал по духу, по манере присутствия, по тому особому напряжению, которое он всегда ощущал при общении с ним. Аватар только подчеркивал контраст между формой и содержанием.

— Ну что, соскучился по родным казематам? — первым заговорил Мэтью.

— Я думал, ты тоже скучал, — ответил Михаил. — Уже начал думать, что тут и замерзну.

— Хах! Замерзнешь ты в Якутии, если полетишь к нам, — усмехнулся Мэтью

— С большой радостью!

— С наступающим, кстати. Пока новогодние праздники не кончатся, тебе придётся схорониться. Тебя уже пасут — над Институтом дрон летает. Мне придётся вызвать подмогу, чтобы тебя вытащить. Сиди пока.

— Хорошо. Как я пойму, что за мной приехали свои? — Скалин тебя заберёт.

По спине Михаила пробежал холодок. Он вспомнил своё видение о Власове, и встреча со Скалиным в таких обстоятельствах не вызывала радости. Однако, вряд ли стоило чего-то опасаться. Если бы его хотели убить, сделали бы это давно — где бы он ни прятался. Один он всё равно никогда не выживет в этом мире.

Скалин застал Михаила в полудрёме. Он устроился на первом этаже, куда дотащил с третьего небольшой диванчик, на который накинул старый плед. Воздух в помещении ещё не успел прогреться, и Михаил, свернувшись калачиком, дремал, вполглаза следя за медленным течением времени.

Хлопок двери, тонкий порыв морозного воздуха — и он тут же проснулся. На секунду замер, затем поднялся, разглядев в проёме фигуру. Это был Скалин. Михаил поднялся навстречу, вытянул руку для приветствия.

Скалин подошёл неторопливо. Он задержал рукопожатие дольше обычного, внимательно всматриваясь в глаза Михаила. Тот старался не отводить взгляда, хотя внутри всё сжималось. Ему было стыдно — сильнее, чем страшно.

— С возвращением, — сказал Скалин, и в этих словах заключалась вся завершённость его невербальной проверки.

— Да уж, уныленько тут, — заметил он, оглядев помещение.

— Ничего, — отозвался Скалин. — Скоро такое увидишь. Прямо сейчас готов выдвигаться?

— Да, — твёрдо ответил Михаил.

— Если ты что-то не взял или не доделал — назад пути не будет.

— Я подозреваю.

— Ну тогда — в машину.

Михаил молча последовал за ним, задержавшись на мгновение в дверях. Он обернулся, оглядывая помещение, в котором провёл последние часы. Мысль о свете, о беспорядке мелькнула в голове.

— Не беспокойся, — усмехнулся Скалин. — Вест... ну, точнее его копия, всё тут приберёт. Потом. Это уже не наша забота.

Электромобиль, за рулём которого был сам Скалин — без автопилота, что уже само по себе настораживало — уверенно вырулил с территории и направился в сторону города. Они ехали молча. Вскоре добрались до многоуровневой парковки одного из торговых центров. Там их уже ждал другой автомобиль. Скалин вышел первым, коротко кивнул Михаилу, и они быстро пересели. Вест остался в прежнем транспорте и через пару минут выехал в другую сторону. Михаил понял — Скалин сбрасывает хвост.

Когда они вновь оказались на трассе, направление стало очевидным: они двигались на север. По той самой дороге, куда Михаил когда-то уезжал, чтобы уединиться.

— Куда мы едем? — спросил он.

— Пока поживёшь в Коммуне, — ответил Скалин. — Там тебя сюрприз ждёт. Добираемся сутки: часов шесть на машине, остальное — катер и пешая прогулка. К утру будем у пристани, а к вечеру завтрашнего дня дойдём до первого поселения, там переночуем. К обеду следующего дня будем на месте.