Всё, что проявляется в реальности, сначала рождается в информационном поле, а значит записано в морфологическом поле или в пространстве вариантов будущего. Как электрон, который находится в суперпозиции — пока на него не направлен акт внимания. Только после — происходит коллапс, и вариант занимает своё место в осязаемом пространстве-времени.

Так и с выбором. Логика бессильна, если нет полной картины. Этика молчит, если каждый вариант несёт последствия. Тогда остаётся лишь поле неопределённости — и внутренний инструмент, способный её прочувствовать.

Михаил представил компас, но не с механической стрелкой — а с проекцией эмоционального резонанса. Такая тульпа не принимала решений и не выдавала подсказок. Она прогоняла набор данных через внутреннюю решетку состояний, как через пилотную волну — и возвращала эмоциональный отклик. Как если бы машина ощущала: «в этом есть тревога», «в этом — инерция», «а тут — тонкий импульс ясности».

Это не было предсказание будущего. Это было — взвешивание смысловой нагрузки каждого из возможных решений.. Только спектр. Только соотношение энергий.

Тульпа-компас. Эмоциональный фильтр реальностей, не подверженный личным шумам. Михаил понимал: сложнее всего будет не дать ей форму — а найти точку опоры, источник пилотной волны, не превращенный, в голос его личных страхов, предубеждений или желаний, нужен независимый источник оценки, который еще предстояло найти.

Он открыл свой ученический блокнот, который пришлось завести, так как гаджеты в стенах института были запрещены и написал:Функция: резонансное сканирование.Выход: эмоциональная сигнатура.Цель: навигация в условиях смысловой неопределённости.Логика: интерфейс предвосхищения.Форма: флуктуирующий контур. Без лица. Без голоса.

С этим он и уехал. В голове — не образ. Поле. Но уже очерченное. И внутри него — что-то вибрировало. Как будто первый импульс уже врезался в ткань пространства вариантов.

С окончанием подготовительных занятий и началом практики жизнь Михаила полетела вверх тормашками. С одной стороны — напряжённые экспериментальные работы по созданию ментального образа его компаса; с другой — переезд Анны и знакомство с её родителями; с третьей — проекты коллег и начало более плотного общения с ними; с четвёртой — странные сны и общее психологическое состояние.

За последний месяц его радовал только стабильный доход в тысячу Гейтсов, который он попросту не успевал тратить: большая часть средств сгорала. У него не было ни времени, ни желания на дарение, ни на дорогие покупки в дом — такие траты требовали внимания, размышлений и последующего использования. График изменился: теперь он работал два через два, чтобы иметь больше времени на отдых. В один из таких свободных дней Михаил отправился далеко за город — в простой, необлагороженный роботами и людьми лес, чтобы подумать обо всём понемногу, по очереди, и попытаться осмыслить происходящее.

Больше всего его тревожило ощущение, что он не там, где должен быть. Что путь, который он выбрал, возможно, ведёт его в незримую пропасть. Он не мог понять, что именно идёт не так — ведь в целом всё складывалось довольно хорошо. На днях он впервые попробовал заказать сон, обратившись к своему подсознанию. Ему хотелось понять, верен ли выбранный путь. Он перестал искать смысл в привычном понимании. Хоть эта мысль и не покидала его разум, Михаил верил, что сама дорога, по которой он идёт, непременно откроет перед ним любые тайны, какие он только может вообразить.

Но что-то было не так. И это не давало покоя. А желаемый сон так и не приходил.

В этот раз Михаил не стал брать такси — он воспользовался каршерингом. Его доход это позволял. Он направился на север, решив уехать к Серой Зоне. Территория России оставалась обширной и слабо заселённой. Города превратились в огромные агломерации малоэтажных микрорайонов, соединённых скоростными магистралями. За пределами этих агломераций не было буквально ничего. Деревни и посёлки как явление исчезли, став пережитком прошлого. Такие поселения ещё сохранялись в районах месторождений или в местах концентрации сельскохозяйственных земель, но даже они являлись частью более широкой агломерации.

Если же ехать далеко на север, рано или поздно начинались заброшенные города и деревни, отданные в дар природе, которая постепенно поглощала их. Закрытые коммуны предпочитали селиться вдали от трасс — попасть туда можно было лишь по воде или по воздуху.

Спустя три часа езды по скоростной трассе и примерно 500 километров пути асфальт сменился гравийкой. Ещё через два часа и 200 километров дорога вовсе закончилась — на месте оказалась заброшенная ферма. Михаил немного покружил среди руин и нашёл лесную дорогу, но проехать по ней не смог: автомобиль отказался двигаться дальше, сославшись на плохое покрытие и опасность путешествия.

Он взял из багажника рюкзак с палаткой и припасами на сутки, оставил машину как есть и пошёл по лесной дороге пешком. Вряд ли в этих местах мог быть кто-то ещё.

К своему разочарованию, ближе к вечеру, когда пришло время устраиваться на ночлег, он так ничего и не нашёл. Путь оказался изнурительным. К концу дня дорога упёрлась в молодую берёзовую рощу — и на этом закончилась. Видимо, когда-то здесь находился крупный лесозаготовительный участок. Больше — ничего. Хотя чего он вообще ожидал?

По пути Михаил заметил незнакомые ему ягоды — и через Окулус, через распознавание растений по фото тут же проверил, что это и можно ли их есть. Как выяснилось, лес был полон брусники и малины, которыми он наелся вдоволь. Были и грибы, но, изучив вопрос и обсудив это с Софией, решил не рисковать. Всё это показалось ему странным: почему он не делал этого раньше? Ведь ягоды растут прямо под ногами — можно просто поехать в лес и есть их, а то и заготавливать на год вперёд. Зачем тогда есть полусинтетические пасты или покупать свежие сборы в супермаркете за свои скромные сто Гейтсов?

Михаил поймал себя на мысли, что начинает понимать отшельников из коммун — тех, кто не хотел жить, как жил он. Вокруг пели птицы, встречались белки и ящерицы, а тело зудело от укусов комаров — руки с непривычки покрылись волдырями. Сначала он испугался, но, проконсультировавшись с системой нейролинка, понял: ничего опасного. К вечеру насекомых стало ещё больше, мошка не давала открыть глаз. Михаил подумал, что это весомая причина не ходить в лес, но возвращаться было поздно — надо было устраивать ночлег.

Сначала он разжёг костёр, чтобы отогнать мошкару. Насекомых стало чуть меньше, но они продолжали досаждать. Он вызвал Софию — та порекомендовала сделать дёготь и обмазаться им, или использовать специальные средства от комаров и мошки. Также она предупредила о клещах и змеях. На вопрос, что делать прямо сейчас, София посоветовала бросить в огонь больше травы или найти более сырые дрова — чтобы дыма было больше. Михаил отметил, что дым действительно отпугивает насекомых, и сел так, чтобы он шёл на него, а не в сторону. Дышать дымом было неприятно, но комары и мошка раздражали куда сильнее.

Еда, которую он взял с собой, казалась вкуснее обычного — может, просто проголодался? Заготовив дров на ночь и притащив пару поваленных деревьев, он разжёг второй костёр — в надежде окончательно победить насекомых. Спать он не планировал — да и как уснёшь? Михаилу всё время казалось, что стоит ему задремать, как комары облепят его и просто высосут всю кровь. Он лёг на каремат для йоги, накрылся пледом, оставив снаружи только лицо, обращённое к огню. Это немного помогло забыть о зудящих укусах.

Он пытался думать о чём-то другом, но всё сводилось к одному: не чесать руки. Некоторые места он уже расчесал до крови. Он понял: чем больше чешешь — тем больше чешется, и остановился. Почему-то София об этом не предупреждала.

Отключив нейролинк и проверив заряд, он начал медленно дышать, пытаясь успокоить ум. И сам не заметил, как уснул — под потрескивание костра и монотонное жужжание комаров.