Михаилу снился сон.

Огромный тёмный зал. Стены и потолок терялись в бесконечности. По полу тек поток энергии. Вглядываясь, Михаил различал в нём отдельные частицы — они плавали в хаотичном движении, следуя направлению потока.

С момента своего первого странного сна, из которого он не мог проснуться, Михаил всегда осознавал, что спит. Он понимал: это сон — и мог влиять на его сюжет. Но он никогда не практиковал осознанные сновидения всерьёз, предпочитая наблюдать происходящее, осознавать, но не вмешиваться. Лишь иногда — легкие корректировки, не более.

Но в этот раз увиденное вызвало у него отторжение. Он решил вмешаться.

Он понял: поток — это течение жизни, а частицы в нём — живые создания. Его возмущал детерминизм этой картины. Где же воля? Где выбор? Где душа? Всё казалось подчинённым потоку. Каждое движение — лишь голограмма, проекция волны сознания, взаимодействующей с голограммой среды. Хаос был иллюзорным — побочным эффектом колебаний, резонансов, всплесков.

Он чувствовал протест. Сосредоточив волю на потоке, он попытался разделить его на русла, задавая новые направления. В этот момент в зал вошёл некто.

Фигура напоминала призрака — того самого, что приходил к его кровати в детстве и стоял, не двигаясь, из ночи в ночь. Тогда Михаил звал мать, а она твердило: «Это просто сон». Со временем он привык и перестал плакать и звать Мать. Однажды он даже прикоснулся к нему — и почувствовал прохладную, но осязаемую поверхность. Со временем, призрак просто перестал приходить и Михаил забыл о нем, вспомнив лишь теперь. Теперь этот некто не вызывал ни страха, ни удивления.

— Ты не понял, — сказал он. — Нет смысла делить поток на русла. У него нет ни левого, ни правого берега. Ни дна, ни неба над ним.

— Тогда в чём смысл? — спросил Михаил. — Зачем всё это: боль, страдания, метания, рождения и смерти, если всё подчинено единому замыслу?

— Никто не лишён выбора. Просто поток — есть поток. Он несёт всех туда, куда каждый должен прийти. И нас — тоже.

Михаил не понимал. Как может быть выбор, если всё течёт в рамках одного направления и подчинено его законам?

— Я понимаю твой вопрос, — продолжил Некто. — Тебя тревожит, правильным ли путём ты идёшь. Верно ли поступаешь. На своём ли ты пути.

— Да... — с грустью ответил Михаил, впервые осознав, откуда берётся его тревога.

— Нет верных и неверных путей, Михаил. Есть пути быстрые — и пути долгие. Не в этой, так в другой жизни. Не здесь, так в другом месте или времени. Ты найдёшь. Ты придёшь туда, куда должен прийти.

— А куда я должен прийти?

— Туда же, куда идут все. Туда, куда несёт поток.

— А что там, в конце пути?

— Это тебе и предстоит узнать, мой друг.

По телу Михаила пробежал холод, и он проснулся. Костёр почти догорел и перестал греть, но мошкары и комаров, к его удивлению, было куда меньше, чем накануне вечером.

«Нет правильных и неправильных путей. Есть только путь долгий и короткий. Ты либо плывёшь по течению, отдавшись ему, либо пытаешься грести против. Все движения вправо-влево, вверх-вниз не имеют значения. Важно лишь движение вперёд или торможение назад, не способное преодолеть силы потока, но способное его замедлить» — вот он, ответ, который я искал, — заключил Михаил.

Сев на каремат и накинув плед, словно плащ, он подбросил в костёр дров и начал вспоминать события последнего месяца — с самого начала практики. Он размышлял, что тормозит его на пути, а что, наоборот, способствует более быстрому движению вперёд.

Всё началось с того, что в Институте появилась Лилит — робот-психотерапевт. Она выполняла роль гипнотерапевта и психиатра, у которого все участники проекта должны были проходить ежемесячные обследования. Это событие вызвало у Михаила подозрения. Всё происходящее начинало казаться всё менее случайным.

Задать прямой вопрос он не решался — мысль об этом ему не нравилась. Он и сам мог придумать десяток ответов, звучащих как правда, но не являющихся таковой. И любой из этих ответов лишь сбил бы его с уже выбранного курса.

На ежемесячной сессии Лилит вела себя сдержанно, словно они едва знакомы, — между ними сохранялась дистанция. Но при этом она ясно дала понять, что помнит его, задав вопрос:

— Как успехи в поиске Смысла?

Михаил ответил уклончиво:

— Ищу... и чувствую себя в этом поиске отлично.

Позже Мэтью одобрил идею Михаила о создании ментального компаса и подсказал, откуда можно черпать первоисточник — структуру, генерирующую пилотную волну. В качестве отправной системы была выбрана «И Цзин» — Книга Перемен, древний китайский трактат, лежащий в основе множества философских и стратегических школ.

Основу «И Цзин» составляют гексаграммы — шестилинейные символы (卦 guà), каждая из которых состоит из шести черт: инь (прерывистая, 0) или ян (непрерывная, 1). Если перевести это в машинный код, получится, например: 010010.

Эти шесть линий образуют динамическую модель бытия — путь, процесс, напряжение. Каждая позиция отражает конкретную эмоционально-функциональную составляющую восприятия и действия:

Инстинкт / Импульс — корень движения

Ян (1): внутренний порыв, первый импульс

Инь (0): застой, отсутствие начальной энергии

Устойчивость / Сомнение — глубинная мотивация

Ян (1): решимость, ощущение опоры

Инь (0): неуверенность, поиск стабильности

Воля / Столкновение — точка сопротивления

Ян (1): волевой прорыв, готовность к преодолению

Инь (0): внутреннее сдерживание, конфликт

Связь / Желание — линия сердца

Ян (1): эмоциональная открытость, включённость

Инь (0): холод, отстранённость

Ядро / Решимость — внутренняя прочность

Ян (1): зрелая воля, способность нести

Инь (0): сомнения, недостаток внутренней опоры

Край / Перегрузка — предел возможности

Ян (1): чрезмерное усилие, риск разрушения

Инь (0): естественное завершение, уход

В результате этого шестилинейного бинарного кода рождаются 64 уникальные гексаграммы — полное множество возможных состояний системы. Их можно воспринимать как архетипические паттерны напряжений, в которых проявляются состояния биологических, эмоциональных и кибернетических систем.

Но важен не только сам код. Переход от одной гексаграммы к другой рождает третий, скрытый смысловой элемент — вектор трансформации. Именно его и улавливает тульпа-компас: не просто «что есть», а «во что это разворачивается» — и как это чувствуется.

В архитектуре тульпы-компаса этот принцип реализован буквально:

Первая гексаграмма — зафиксированное внутреннее состояние: комбинация эмоций, импульсов, ощущений.Вторая гексаграмма — потенциальная трансформация: она порождается случайно, но «встречается» с сознанием.Третья, невидимая структура — маска изменения: это линии, которые изменились, и то, что в этих изменениях резонирует как «да», «нет» или «возможно»

Эксперименты по тестированию модели принятия решений выглядели примерно так: Михаила погружали в лёгкий гипнотический транс, а Лилит предлагала ему к рассмотрению гипотетические ситуации, требующие выбора. На основе его эмоционального отклика формировалась исходная гексаграмма — карта состояния на момент задачи. Затем система генерировала вторую гексаграмму, случайным образом, в поиске резонансного решения.

Михаил вспоминал один из экспериментов особенно отчётливо. Тогда всё началось с вопроса, который задала Лилит — её голос звучал ровно, почти гипнотически:

— Вы на пороге разговора, который может разрушить отношения — или открыть их на новом уровне. Вы не уверены: говорить честно — или молчать?

Он уже знал, что будет дальше. Реакция тела — лёгкое волнение, сжатие в груди. Ощущение застоя, будто давно не проветривалась комната внутри него самого. Эти ощущения фиксировались как входной импульс, и система немедленно формировала гексаграмму состояния: