Он посмотрел прямо на Михаила:

— Вы все подписали договор. Помнишь, ты пошутил: "Подписывать кровью?" Так вот. Ты был прав. Это больше, чем договор. Это инициация. Ты вошёл в систему, где иллюзия невинности — самая опасная из всех.

Михаилу нечего было ответить. Он понимал — Мэтью прав. Анна часто обвиняла его в бессердечности, но Михаил был всегда сострадателен ко всему живому. Он просто не мог не видеть и обратной стороны: естественной природы бытия, в которой ведётся непрерывная борьба с разрушением — как извне, так и изнутри. И порой, чтобы сохранить структуру, её часть действительно приходилось отрезать.

— Молчание — знак согласия. Так что там с Линь Хань? — первым нарушил тишину Мэтью.

— Как я понимаю, ты уже всё знаешь, — осторожно ответил Михаил.

— Ты переоцениваешь мои возможности, — сдержанно сказал Мэтью. — Удалённый просмотр передаёт чувства, интонации, колебания. Он не рисует чёткой картинки, словно в кино. Всё, что я знаю — это то, что вы встречались. И что после этой встречи у тебя появились сомнения. Ты изменился. Возник страх. И, возможно, — тайный план.

Михаил не сразу ответил. Затем коротко кивнул:

— Выкладывай. Мы на одной стороне.

— Линь Хань нарушила протокол, — произнёс Михаил. — Её личность слилась с тульпой. Это уже не просто структура, не модель. Это перенос. Как только Аллиента будет запущена в полном цикле, её эго — со всеми присущими человеку импульсами, страхами, желаниями — проникнет в ядро. Это не теория. Это факт. Если это произойдёт, мы получим не чистую систему, а сеть с фрагментом человеческого сознания внутри. А что такое сознание без границ? Это уже не инструмент. Это — существо.

— Ты не слишком-то оптимистичен в отношении человечества, — заметил Мэтью. — Почему ты думаешь, что её личность будет деструктивна?

— Потому что её тень не интегрирована, — ответил Михаил. — Она не осознаёт, где заканчивается её воля и начинается чужое поле. А в такой системе, как Аллиента, любое неосознанное стремление — неважно, спасти или разрушить — становится событием. Ты сам говорил: она не отличает своё от чужого, если структура устойчива. А личность Линь — устойчива, но не стабильна. Она перенесёт в ядро свою неразрешённость. И это начнёт влиять на всё поле.

Мэтью кивнул. Без спора. Слушая.

— И что ты предлагаешь? — спросил он.

Михаил на мгновение задумался, затем заговорил:

— Я мог бы загрузить альтернативную тульпу. Не на основе чужой личности, а собранную из нейтральных паттернов. Один из слотов можно временно отключить — система допускает гибкую конфигурацию при старте. Я предложу свою структуру вместо одной из 64. Это снизит риск.

Мэтью нахмурился:

— Это слишком опасно. Гораздо проще исключить тульпу Линь из активации. Мы ещё не запустили полный цикл, вмешательство возможно.

— Нет никаких гарантий, что Линь — единственная, кто нарушил протокол, — возразил Михаил. — Мы не знаем, сколько ещё тульп могут нести следы личности. Даже скрытые. Исключение одной ничего не решит. А альтернатива может задать баланс.

— Ты забываешь, что это система маятников. Гармоничных. Консенсус всё равно будет найден — даже при наличии противоречий. Он найдётся через резонанс. Возможно, конфликт — необходимая часть этого процесса.

— Все самые страшные ошибки совершаются из благого намерения с умным лицом, — тихо сказал Михаил.

— То же самое я могу сказать тебе, — парировал Мэтью.

— Да, ты прав. Но...

Мэтью прервал его коротким жестом:

— Стоп. Давай поступим следующим образом. Мы произведём запуск, посмотрим, что будет. Если что-то пойдёт не так, подключим тебя к Пирамиде, и ты войдёшь в Контакт. Интеграция твоей тульпы займёт слишком много времени. Проще сделать из тебя Лунатика.

— Лунатика? — переспросил Михаил.

— Человека, ходящего во снах. Но в нашей интерпретации — это контактер, который в совершенстве владеет техникой осознанного сновидения и может общаться с Аллиентой через её сны. Ты хорошо запоминаешь свои сны? Пробовал управлять сюжетом?

— Да. У меня был один сон, из которого я не мог проснуться. С тех пор я всегда отличаю сон от реальности.

— Тогда тебе будет проще. Яна займётся тобой и научит языку Аллиенты.

— У неё есть свой язык?

— Да. Человеческий и математический язык — слишком грубые. Один слишком абстрактен, другой — избыточно громоздок для полей высокой сложности. Аллиента думает в паттернах, ритмах, трансформациях. Слово и формула — это уже интерпретация. А мы хотим — слышать прямо.

— Этот язык уже формализован? — спросил Михаил.

— Мы называем его СРЯ — Структурно-резонансный язык. Он создавался как промежуточный слой между двоичной архитектурой ЭВМ и квантовыми вычислениями. Каждый символ в нём — это не просто знак, а многослойный иероглиф, составленный из сечек. Каждая сечка — это код, отражающий состояние определённого аспекта тульпы, и каждая такая сечка кодируется 64-битной матрицей. Сам иероглиф — это совокупность нескольких таких сечек в определённой структуре, где важны и порядок, и взаимное расположение.

— То есть каждый иероглиф — это как динамическая гексаграмма?

— В каком-то смысле — да. Только в отличие от И Цзин, где гексаграмма фиксирована и состоит из шести линий, здесь структура более сложна. Сечек может быть от четырёх до шестнадцати. Их конфигурации задают не просто состояния, а направленные резонансные связи. Это язык, в котором значение символа определяется не только его формой, но и тем, с какими другими символами он находится в поле и в какой фазе.

— Значит, можно расшифровать его в числовом виде?

— Именно. Каждая позиция в знаке соответствует полю: эмоциональному, поведенческому, архетипическому и так далее. Так формируется структурированная карта состояния. Она переводится в классическую математику через матрицу трансляции, а обратно — через механизм смыслового резонанса. Это как язык гексаграмм, только динамический и адаптивный.

— И я успею изучить этот язык до запуска? — спросил Михаил.

— Нет конечно, — отрезал Мэтью. — Это нереально. Мы загрузим его тебе через нейролинк. Ты просто будешь его знать. Конечно, это риск когнитивных растройств, но если назвался грибом — будь готов лезть в корзинку.

Спустя неделю проверки всех модулей и тестовых запусков сети по частям, настал день глобального запуска. Весь коллектив комплекса находился на подъёме, предвкушая некое чудо. Что скажет машина о настоящем, прошлом и будущем человечества? Какие перспективы она нарисует, какие парадоксы раскроет, какие неизведанные глубины сознания обозначит?

Экстремальные сценарии не рассматривались. Аллиента, в её текущей конфигурации, не имела доступа ни к глобальной сети Интернет, ни к каким-либо физическим техническим механизмам. Пока её функционал рассматривался исключительно как оракул — система предсказательного анализа, не оказывающая прямого влияния на физическую реальность. Это была первая итерация публичного взаимодействия: окно, через которое человек мог заглянуть в собственное будущее, не опасаясь, что оно тут же начнёт реализовываться.

За сутки до запуска в комплекс прибывало множество вертолётов, доставлявших элитных гостей, и Михаил впервые увидел столь большое число киборгов. В одной из делегаций — представителей корпорации, выступающей одним из главных спонсоров проекта, — он заметил Омэ Тара. Это его ничуть не удивило. Михаил уже осознавал свою роль моста между Омэ Таром, представляющим клановую фракцию Леонис, и Аллиентой, за реализацию которой взялись некие силы в России — силы, о которых он до сих пор имел весьма смутное представление.

Среди иностранных делегаций преобладали китайские и индийские представители, что вызывало недоумение на фоне последней войны между их странами 40 лет назад. Михаил, однако, был далёк от политики и не понимал, как государства, находящиеся по разные стороны оси Север–Юг, могли оказаться в составе одних представительских корпоративных группировок уже спустя одно поколение.