В комплексе царила суета, и несмотря на любопытство, Михаил предпочёл провести оставшееся время до запуска с Яной и Греем — в непринуждённых беседах и сетевых VR-играх с локальным лобби, разработанных Греем как сновиденческие квесты. Эти игры были не просто развлечением: в них язык Яны, встроенный как управляющий семантический модуль, оказывал влияние на реальности, генерируемые в творческом режиме.
Так в игровой форме Яна и Грей совместно создали программу, позволявшую на практике усваивать символические значения переходов между гексаграммами, отражаемыми на физической — пусть и виртуальной — реальности. Эта синтезированная модель объединяла древнюю мудрость «Книги Перемен» и современные технологии сновидческого моделирования, создавая уникальное пространство для интерактивного обучения и медитативного погружения.
Они управляли игровым миром как через собственные волевые действия, так и через изменение гексаграмм в генеративной матрице, моделируя различные ситуации — от боевых для остроты ощущений до творчески-фэнтезийных сценариев. Через игру Михаил глубже начал понимать суть переходных гексаграмм и замечал, как посредством игрового процесса его личность незаметно меняется. Это пугало его, но он скрывал это от остальных.
Он по-другому стал смотреть на добро и зло, любовь и смерть, свободу и насилие. Эти противопоставления, раньше казавшиеся очевидными, теперь выглядели как механизмы — не цели, а инструменты в игре более высокого порядка. Старые категории казались упрощёнными. Их границы смещались, обнажая подвижную и многослойную структуру смыслов. Он начал видеть, как добро может порождать зло и наооборот, как свобода может становиться формой насилия, а насилие приносить свободу, как любовь может стать поводом к отречению, а фундаментом для синергии. Всё зависело от контекста, от момента, от баланса, от постановки конечной цели и средств ее достижения в фокусе внимания.
Зло потворствует порокам — Добро исходит от необходимого.Зло ведёт прямой дорогой — Добро предоставляет выбор.Зло выпускает напряжение и расточает силу — Добро замыкает и сохраняет. Зло хочет большего — Добро знает меру.Зло противоречиво и сложно — Добро просто и понятно.Зло утверждается — Добро не доказывает.Зло получает желаемое — Добро действует по праву.Зло не терпит — Добро своевременно.Зло возвышается — Добро сохраняет равновесие.Зло боится прекратиться — Добро готово к самопожертвованию.Зло владеет — Добро собирает воедино.Зло плодит невежественно — Добро растит истину.Зло не терпит другого — Добро стремится к многообразию.Зло первенствует — Добро дополняет.Зло держится за прошлое — Добро продолжает от содеянного.
Мир перестал быть чёрно-белым. Он стал интерактивным, как сны, как игра, в которой смысл открывается не через правила, а через проживание. Его внутренний мир становился всё менее предсказуемым — но, возможно, именно так выглядел путь к подлинному пробуждению.
Михаил наблюдал за Яной и Греем. Между ними явно были близкие отношения — не то чтобы они это скрывали, но и не выставляли на показ. Их счастье было тихим и коренилось в сотворчестве. Михаилу было с ними одновременно приятно и больно. Он словно в зеркале видел свои ошибки — и ошибки Анны — в их отношениях, которые могли бы быть такими же, но не стали.
Анна всегда мечтала делать что-то вместе, настоящее, но выставка стала первым и последним их совместным проектом. Потом ничего не выходило. Анна боялась реального мира, а Михаил, по её словам, слишком давил. В итоге мечты остались мечтами, а напряжение и разочарование — реальностью.
«Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит» — вспоминал Михаил цитату из Библии.
Была ли у него вообще любовь, или всё это — химия травматизмов, страсти, сцепление теней и недосказанностей? Он был сопричастен к величайшему открытию человечества, но даже отпустив вину, не мог отпустить главный вопрос: если не так — то как?
Цитата была красивой, почти совершенной, но в ней таилась горькая суть — никто из них с Анной не умел по-настоящему любить. И даже не факт, что стремился. Размытость границ «я» и «ты» — там лежал золотой ключ. Михаил знал это, чувствовал каждой клеткой. Но где эта граница и кто её чертит — он не знал. И, может быть, не знал по всей видимости никто.
Он поднялся с кресла и медленно прошёлся по узкому коридору комплекса, где дежурили роботы-техники, не обращая на него внимания. За стеклом виднелся покрытый инеем ландшафт, и в этом безмолвии было что-то почти утешающее. Михаил остановился и, прислонившись лбом к холодному стеклу, прошептал:
— А если мы всё это делаем не ради любви, а чтобы избежать одиночества?
В ответ было только отражение — его взгляд, уставший и чужой. Мысли о границах, тени и невозможности быть понятым кружились в голове, но за ними проступал один беззвучный мотив: желание быть нужным, быть частью чего-то большего, что не разрушает, а соединяет.
Для делегатов был собран большой отапливаемый купол вблизи комплекса, где можно было наблюдать за происходящим через трансляцию. По задумке, уже спустя несколько минут после запуска Аллиента должна была выдать своё первое математическое заключение о судьбе мира — в виде символического цифрового значения. Это значение предстояло впоследствии интерпретировать экспертным группам, но для большинства делегатов всё ограничивалось визуальной символикой, сопровождающей первый этап вычислений, и предварительной оценкой их характера. Зрелище было задумано как мистерия, точный смысл которой ещё только предстояло постичь.
Однако Омэ Тар предпочёл расположиться в секции управления, где команда Института при поддержке гуманоидных роботов готовила комплекс к контрольному запуску. Определённо, Омэ Тар заплатил немалую сумму за такую привилегию. Он подошёл к Михаилу и пожал руку, затем, не произнеся ни слова, показал жестом на ухо. Вслед за этим одному и другому принесли персональные переводчики.
— Здравствуйте, Михаил. — Здравствуйте! Сегодня вы в качестве Технократа? — Да, сегодня это моя роль. А кто вы сегодня? — Просто наблюдатель. — Не скромничайте. Элен открыла на вас охоту, и её ищейки ищут вас по всей стране явно не из добрых побуждений. Что вы натворили? — Разочаровал её ожидания, по-видимому. — Когда к невеждам ты идёшь высокомерным, — Средь ложных мудрецов ты будь ослом примерным. — Ослинных черт у них такое изобилье, — Что тот, кто не осёл, у них слывет неверным. — А верным — крест, оковы и насилье.
— Красивая цитата. Что вы здесь делаете? — Как и вы, Михаил, наблюдаю. Я вложил сюда не один миллиард, убедил ещё и компаньонов. Такие вещи лучше контролировать самому, хоть это и не в моём духе. — Да, я помню. Мир управляется смыслами, а не директивами. Каковы ваши ожидания? — Вы уже знаете цену ожиданий. У меня их нет. — Во что же тогда вложены ваши миллиарды? — Есть только один ответ, Михаил. И вы его знаете. Власть.
Оба замолчали. Команда Института запустила таймер. Мэтью замер перед центральным монитором в сосредоточенной позе, явно нервничая — что для него было не свойственно, — заражая своим напряжением всю комнату.
Комплекс заиграл огнями, тульпы перемещались между блоками, словно призраки в лабиринте, занимали оптимальные для них места и начинали резонировать с полем, следуя какой-то неведомой людям логике. Сначала всё выглядело хаотично, затем начал вырисовываться порядок, потом танец — всё более слаженный, ритмичный, почти гипнотический.
Публика в обеих залах и технических помещениях замерла в ожидании. Казалось, вот-вот машина выдаст результат, и весь комплекс взорвётся аплодисментами. Но ничего такого не произошло.
Аллиента выдала числовой результат. И все замерли в оцепенении. На табло было всего три цифры: 666.
В куполе с гостями началось какое-то молчаливое копошение, сменившееся гулом вопросов и недоумения. А в комнате управления повисла мёртвая тишина.