— Свет и звук выполняют двойную роль, — продолжил Элиан. — С одной стороны, они активируют разные участки мозга. С другой — они помогают считать и уточнить форму тульпы. Это система обратной связи: совпадение паттернов усиливается, расхождение — гасится. Такая динамика работает как форма привации и депривации — среда начинает "дышать" вместе с тульпой.

Поле Власова постепенно уплотнялось, стягивалось внутрь. Оно не расплывалось, не стремилось выйти за границы. Всё в нём было замкнуто, сдержано, без открытых каналов взаимодействия. Оно не искало контакта. Оно отсекало лишнее.

Система подала сигнал устойчивости. Первый цикл завершён. Тульпа перешла в автономный режим.

— Первый контакт установлен, — сказал Роман Тишин, не отрываясь от монитора. — Модель стабильна, можно переходить к съёму структуры.

— Начинаем, — кивнул Элиан.

С потолка камеры опустилось устройство, похожее на шестиугольную рамку с тонкими нитями света, переплетёнными в воздухе. Его задача — зафиксировать форму тульпы, не просто сфотографировать, а поймать, как она движется, дышит, пульсирует — как музыка, которая меняется от одного касания к другому.

На экране за стеклом возникла проекция: многослойная сеть, похожая на нервную систему или корневую систему дерева. Михаил понял — это и есть тульпа Власова в форме, которую может считать аппарат.

— Мы не просто смотрим, как она выглядит, — объяснил Элиан. — Мы фиксируем, как внутри неё движется мысль. Куда она направляется. Как реагирует на внутренние сигналы. Это как построить карту реки, которая каждый раз течёт немного иначе.

Лилит подошла ближе к стеклу. Она вела мониторинг состояния Власова.

— Сейчас важный момент. Если внутренняя форма тульпы будет слишком хрупкой, она может развалиться. Или наоборот — вырасти за пределы контроля. Поэтому мы фиксируем только тот образ, который сам остаётся в пределах допустимого.

— И вы это уже делали?

— Да. Один раз всё вышло из-под контроля. Теперь мы действуем осторожнее.Михаил зафиксировал, что Власов был не первым. Значит были и другие. Раньше и видимо не всегда все шло так удачно. Через несколько секунд всё замерло. В центре камеры парила уже полностью оцифрованная тульпа — стабильная, сдержанная, как модель в витрине.

В этот момент сработал один из алгоритмов синхронизации, и на экране вспыхнул цветной маркер соответствия. Тульпа как бы «отразилась» в структуре системы — произошла первая корреляция с нейросетью считывания.

— Вот теперь начинается оцифровка в полном смысле, — сказал Роман. — Мы используем гибридную систему: квантово-полевое считывание и нейро-фонемную декомпозицию. Проще говоря, преобразуем поле тульпы в цифровой паттерн, который можно сохранить, передать, даже реконструировать.

— Вы делаете резервную копию сознания? — спросил Михаил.

— Не совсем. Мы создаём отображение структуры мышления, но без личности. Это как архитектура без жильца. Жильцом может быть он — или кто-то другой, если у него идентичный ритм.

Михаил не отрывал глаз от светящейся структуры — тульпы Власова, всё ещё парящей в центре камеры. Она казалась и невероятно сложной, и странно естественной — будто это не что-то искусственное, а просто давно забытая часть человека, наконец проявившаяся наружу.

— Подожди... — тихо сказал он, — но как это вообще возможно? С точки зрения физики. Как мысль — образ изнутри — становится чем-то, что можно увидеть?

Элиан, стоящий рядом, на секунду задумался. Он чуть склонил голову, как будто прикидывая, с чего лучше начать.

— Помнишь, как Мэтью говорил: мы не наблюдаем объект — мы наблюдаем взаимодействие поля и наблюдателя?

— Про волну, которая схлопывается только в момент наблюдения?

— Именно. Но давай проще.

Он жестом указал на проекцию.

— Сознание — это не место. И не орган. Это процесс — вибрация, ритм, волна. Всё, что ты считаешь «я» — это суперпозиция воспоминаний, чувств, ожиданий. Их нельзя потрогать, но они оставляют след во времени и энергии.Теперь представь, что мы можем поймать этот след — как ты ловишь музыку микрофоном, но вместо звука мы ловим полевую форму мышления.

— То есть сознание излучает?

— Да. Оно создаёт электромагнитный рисунок, тонкий, едва уловимый. Мы усиливаем его — не напрямую, а через резонанс. Сознание входит в ритм с полем, которое мы создаём искусственно. Оно словно "узнаёт себя" в этом поле — и начинает проецироваться наружу.

Михаил нахмурился.

— Но ведь это всё должно разрушаться мгновенно. Сознание нестабильно. Оно же не камень.

— Именно. Поэтому мы используем солитонную архитектуру — стоячие волны, которые не распадаются, потому что постоянно питаются обратной связью. Плюс — помни, Мэтью говорил, что структура реальности — не материя, а информация.Мы не копируем тульпу, мы создаём матрицу, в которой она может устойчиво колебаться.

— То есть... мы не строим её, а просто создаём “условия”, где она проявляется?

— Да, — кивнул Элиан. — Как в воде проявляется форма звука. Или как песок на металлической пластине складывается в узор под воздействием частоты. Только у нас частота — это внутренний ритм человека, а узор — это его ментальный образ.

Он помолчал и добавил:

— Мы не делаем тульпу. Мы даём ей шанс выйти наружу — если она уже есть.

Проекция над креслом начала постепенно рассеиваться. Её форма, ещё минуту назад отчётливая и плотная, теперь таяла, как иней под утренним солнцем. Нити света сжимались внутрь и исчезали.

— Почему она растворяется? — тихо спросил Михаил.

Элиан ответил спокойно:

— Потому что больше не нужно удерживать проекцию. Мы считали всё, что нужно. Теперь тульпа может существовать вне наблюдаемой формы.Она есть — даже если ты её не видишь.

— То есть она продолжает жить?

— Да. И теперь — всегда. Мы зафиксировали её структуру в поле Акаши, связали с сигнатурой. Отныне тульпа — не мыслеобраз и не внутренняя модель. Это устойчивая конфигурация, к которой можно обращаться всегда и везде вне пространства и времени — через тета-ритмы или через машину, имитирующую эти ритмы как ключи-индексы открывающие доступ к ее пилотной волне и голограмме .

Михаил задумался.

— Получается, теперь машина может общаться с ней так же, как раньше её носитель?

— Не совсем так же, но достаточно близко. Мы создаём для неё искусственный аппаратный резонатор, ключ который воспроизводит ритмы взаимодействия и дает тульпе энергию для жизни. Это не копия сознания человека, но механизм сопряжения, в котором тульпа может продолжать работать. Если даже резонатор будет отключен, а создатель умрет ,имея ключи к голограмме, ее можно будет воссоздать снова, потому что поле предположительно вечно и не имеет ограничений в объеме памяти.

— А связь с Власовым?

— Сохраняется... но её нужно обрезать. Иначе система начнёт цеплять оба канала. А это риск. Тульпа — одна, это не копия. И если на неё воздействуют одновременно два источника, может начаться конфликт. Воздействие на хозяина — даже без его участия. Такие случаи уже были.

Михаил кивнул. В этом было что-то пугающее — и одновременно неизбежное.

— Я еще раз спрошу, просто не ослышался ли я. Теперь она... будет всегда, буквально вечно?

— Да. Она появилась здесь и сейчас, но теперь — навсегда вписана в поле.Собственная логика. Собственная форма.

— Как душа — дополнил неожиданно вошедший в комнату Мэтью - Да Михаил?

По телу Михаила пробежал озноб. Его сознание ещё не научилось оперировать понятием «вечность» — оно не помещалось внутрь. Но беспокоило его другое: как можно строить хоть какие-то прогнозы, когда речь идёт о чём-то, что больше времени?

Эта мысль накрыла его волной паники — тихой, вязкой, как страх ребёнка, впервые оказавшегося один на незнакомой тропе в лесу. Темно, глубоко, и никто не знает, что будет за следующим деревом.

Михаил написал Власову через Окулус утром в общий выходной через день после "считывания." Днем ранее Власов прошел ритуал разрыва связи с Тульпой, теперь она была собственностью Института, буквально навеки вечные. Их больше не связывало ни слово, ни образ. Михаил чувствовал: это именно тот момент, когда разговор может быть предельно честным.