— В кармическом пути Тень — свидетель. Она несёт на себе отпечатки всех выборов, совершённых душой. Она — не обвинитель, но и не адвокат. На суде души, как в египетской традиции, Тень стоит рядом, чтобы подтвердить: кем ты был и кем мог бы стать. Если душа отрицает Тень, она не может быть оценена целиком. А значит — не может перейти дальше. Тень удерживает контекст воплощения души и формы в кармическом цикле.

— То есть мы не можем не гневаться, не завидовать, не ревновать и не бояться? — нахмурился Михаил. — Потому что тогда мы игнорируем свою Тень?

— Не совсем, — ответила Линь. — Дело не в том, чтобы испытывать эти состояния, а в том, чтобы признавать их. Не вытеснять. Тень не требует проявления зла — она требует честности. Ты можешь не действовать из гнева, но если ты отрицаешь, что он в тебе есть — тогда он начинает управлять изнутри. Молчаливо, неосознанно. И тогда Тень действительно становится опасной.

— Не понимаю, — нахмурился Михаил. — Что мне даёт честность? Я могу честно убивать, воровать и лгать — и что, всё в порядке? Это же абсурд.

— Честность — не оправдание, — ответила Линь. — Это точка начала. Честность — это не когда ты действуешь по своему импульсу, а когда ты признаёшь его существование, чтобы увидеть, откуда он рождается. Только увидев, ты можешь выбирать как тебе лучше посутпить из благонамерения, а не действуя реактивно. Не вытеснять — но и не следовать слепо.

— А уже осознанный, а не импульсивный выбор, — пробормотал Михаил, — возвышает тебя над самим собой.

— Верно, — подтвердила Линь.

— Тогда я хотел бы тебе кое-что показать.

Михаил достал свой Окулус и активировал его, передав Линь доступ и указав на файл на рабочем столе под названием «Голос Тени».

Линь без вопросов взяла Окулус и открыла файл.

— Здесь слишком много всего. Куда смотреть? — спросила она, пролистывая материал.

— Здесь много, да. Но если в двух словах, — начал Михаил, — проект, в котором мы участвуем, существует гораздо дольше, чем кажется. Он уходит корнями в конец двадцатого — начало двадцать первого века, когда разведывательные структуры и NASA начали активно интересоваться парапсихологическими способностями человека. Эти исследования не прекращались более ста лет. Менялись институты, менялись заказчики, исполнители, менялась идеология и страны. Но это всегда было развитием одной идеи: выйти за пределы реальности.

— Это понятно, — кивнула Линь. — Мир не материален, как нам кажется. Это известно человечеству с древнейших времён. Я родилась в Китае и хорошо знакома с традициями — для нас это не новость.

— Да, согласен. Но проблема в другом, — тихо продолжил Михаил. — В области применения. Если NASA использовало эти технологии, чтобы усилить когнитивные способности астронавтов, то военные шли дальше — они применяли их для шпионажа, а иногда даже для влияния на сознание политиков и гражданских, которые казались им важными. Это… смущает. Потому что мы становимся соучастниками.

Он сделал паузу, взгляд невольно метнулся взглядам по углам, проверяя не появилось ли тут камер наблюдения.

— И это всегда сопровождается чьей-то смертью. Начиная с Инго Свона — первопроходца, которого, скорее всего, устранили свои же. И заканчивая нашими предшественниками. В этом файле всё есть.

Он взглянул на Линь.

— Тебя не пугает, что будет с нами? Или с тем, что мы оставим после себя?

— Мы все смертны, — спокойно ответила Линь. — Я никогда не мерила свою жизнь рамками одного мига от рождения до смерти. Путь человека на Земле — лишь часть пути его души. Тебе стоит признать свою гордыню. И признать свой страх. Не для того, чтобы смириться и сделать вид, что ничего не происходит. А чтобы действовать осознанно.

Она сделала паузу, изучая его взгляд.

— Если бы не мы, на нашем месте был бы кто-то другой. И, возможно, он был бы куда более равнодушен. А в худшем случае — использовал бы технологию так, как мы бы побоялись даже представить. Мы не знаем, что было с теми, кто был до нас. Но мы знаем, кто рядом с нами сейчас. Посмотри на этих людей. Есть ли в них жажда власти, алчность, гнев? По-моему, нет.

Она наклонилась вперёд.

— Подумай: кто дал тебе этот материал? И зачем? Так ли чисты их намерения, как кажутся тебе сейчас?

Действительно. Эта мысль не приходила Михаилу в голову. Возможно, его просто хотят сломать. Снова манипулируют чувством вины и долга. Но при чём тут смерть? Этот диалог начал напоминать ему разговор с Власовым. Тогда тот показался Михаилу фанатиком — почти религиозным, уверенным в своей избранности, как будто получившим личное откровение от самого бога.

Но Линь не была фанатиком. И не была такой наивной или равнодушной, как Яна или Грей. Она шла на риск осознанно. В этом и заключалась разница.

— Мэтью тоже говорил мне о смерти, — произнёс Михаил, — и о бессмертии, которое мы якобы даруем машине. Почему тебя не страшит ни смерть, ни бессмертие?

— Я участвую в этом, потому что это уникальный опыт души, — ответила Линь. — Я признаю: моя Тень радуется возможности, которую мы получили. Душа трепещет перед опасностями, но Тень ищет лучшую форму своего воплощения. А то, что мы здесь изучаем, даёт нам орудие не только для этой жизни, но и для всего кармического пути.

Она посмотрела в сторону, будто сквозь стены здания.

— Посмотри на жизнь шире — в пределах вечности — и ты увидишь вещи более важные, чем то, что происходит здесь и сейчас. Это лишь один шаг, но очень важный шаг. И именно от нас зависит, каким он будет.

— Раньше я не верил во всё это, — сказал Михаил. — Но теперь, видимо, вынужден поверить. Прислушаться к твоим словам. И что же ты думаешь делать, если считаешь, что действовать нужно осознанно, а не просто смириться?

— Я создала тульпу не так, как нас учили, — ответила Линь. — Я наделила её чертами личности. Сохранила для себя лазейки, чтобы тульпа всегда могла найти меня, а я — её. Это мой козырь. По секрету, конечно.

Она посмотрела на Михаила с лёгкой улыбкой.

— Рекомендую и тебе начать набирать карты из колоды. А не слепо следовать чужим указаниям.

— А меня вербуют различные силы, — тихо сказал Михаил. — И я не могу выбрать сторону.

— Не надо выбирать никакой стороны, — спокойно ответила Линь. — Выбери сначала себя. А потом всё само встанет на свои места. В жизни не бывает правильных и неправильных ответов.

— Есть только долгие и короткие пути, — подытожил Михаил.

— Я думаю, ты узнал всё, что хотел. Мы хорошо поговорили. Думаю, на этом пора закончить.

— Думаю, да. Я могу рассчитывать на твою дружбу? — Михаил протянул руку Линь с лёгкой улыбкой.

— Конечно. Нам стоит поддерживать связь.

Линь взяла листок бумаги и ручку с одного из столиков, написала имя и адрес.

— Через этого человека ты всегда сможешь меня найти. Или, если будет нужно, спрятаться сам — он поможет. Заучи и уничтожь этот лист.

* * *

Михаил стоял за стеклом наблюдательной кабины, как когда-то, при первом своём посещении Института, во время переноса Власова. Всё казалось почти идентичным — те же белые лампы, лёгкое мерцание контрольных экранов, шорохи дыхания через маски и ровная, почти медитативная речь куратора.

Линь лежала в капсуле, погружённая в соляной раствор. Её дыхание было едва заметным. Вокруг капсулы — мягкое гудение стабилизаторов. Куратор — Мэтью — произносил вводные формулы, проверяя сознательное состояние. Дальше должна была начаться фаза визуализации, затем — разотождествление. Михаил уже знал ходы этой процедуры. Казалось, всё идёт точно по протоколу.

И вдруг он уловил низкий, напряжённый гул, прокатившийся по корпусу. Он не сразу понял, что это. Потом услышал — резкий металлический лязг и глухие шаги. Очень тяжёлые. Внизу, на первом этаже, кто-то бежал.

Гул повторился — теперь ближе, громче. И тут Михаил осознал, что это звук дрона. Боевого. Он завис над зданием. А в этот момент внизу что-то с треском выломали. Дверь. Хотя на ней, как он точно знал, не было замков и даже сенсора — ворота, вероятно, должны были бы сработать на авторизацию, но их попросту выломали.