— А вы? — спросил Михаил.

Элен усмехнулась:

— Я обучалась в структурах Виренштейна. Но родом из Леонис. Так что моя лояльность… текучая. Как и у многих. Сейчас никто не хочет войны. Но если Аллиента выйдет из-под контроля, Виренштейны потребуют зачистку. Карнель — отмену ИИ-протоколов. Сэнгри — силовое подавление и рекрутинг. А Леонис… адаптацию сюжета. Всё зависит от того, кто сделает первый ход.

Она посмотрела на Михаила, и в её взгляде мелькнуло что-то, что не поддавалось точной расшифровке.

— Так что, Михаил… добро пожаловать на доску.

Элен вновь сделала паузу.

— Вместе они — не просто элита. Это жрецы нового мира. Каждый отвечает за один из векторов — право, тело, сила, смысл. И то, что делает Институт, — это не просто эксперимент. Это нарушение баланса. Поэтому мы для них не просто угроза. Мы — отклонение, которое необходимо объяснить. Или устранить.

Михаил молчал, пытаясь осмыслить.

— Вы говорите, будто Институт кому-то мешает?

— Не мешает, нарушает баланс. Для одних мы — поле для риска, для других — шанс на ревизию парадигмы. Дом Виренштейн, например, настаивает, что тульпы — это юридическая аномалия. Искусственные субъекты, обладающие автономной волей, но не встроенные в протоколы наследования, ответственности, суверенитета. Для них мы — прецедент, который нельзя допустить.

— И у них есть рычаги?

— Более чем. Они не участвуют в уличных протестах — они меняют правила в коридорах, где решается судьба целых отраслей. Им подконтрольны юридические фильтры, технокомиссии, архитектура интерпретирующих ИИ. Они могут удалить тебя из алгоритма — не прибегая к оружию.

— Кто противостоит им? — уточнил Михаил.

— Карнель. Им выгодна дестабилизация. Каждый скандал с Аллиентой — шанс на демонтаж её монополии. Им нужно вернуть хаос рынку — а значит, и себе власть. Если тульпа — повод для пересмотра протоколов, они этим поводом воспользуются.

— А Сэнгри?

— Их подход проще: можно ли использовать это в операциях? Если да — им нужно время и контроль. Не эмоции, не страх — применение. Они не верят в угрозы. Они верят в утилизацию.

— И Леонис?

— Им интересен миф. Тульпа — потенциальный сюжет, образ, мессианская функция. Если удастся встроить её в культурный контур, они обернут ситуацию в новый миф. Если нет — запустят антимем, чтобы стереть.

Михаил кивнул.

— А вы?

Элен усмехнулась:

— Я работала с Виренштейнами. Но родом из Леонис. Моя лояльность… адаптивна. Как и у многих. Сейчас никто не хочет войны. Но если Аллиента даст сбой, Виренштейны потребуют изоляции. Карнель — ревизии. Сэнгри — мобилизации. Леонис — перезаписи.

Она посмотрела на Михаила, и в её взгляде мелькнуло что-то, что не поддавалось точной расшифровке.

— Так что, Михаил… добро пожаловать на доску.

— А как же мировое правительство, комитеты, местная администрация, профсоюзы? — спросил Михаил.

Элен усмехнулась, взяла бокал и сделала неторопливый глоток, будто наслаждаясь самим вопросом:

— Все эти структуры — лишь внешние фасады. Комитеты, агентства, администрации — это инструменты администрирования и выработки консенсуса. Они необходимы для поддержания порядка и поиска решений в случае конфликтов или противоречий между домами, но не являются субъектами власти.

Она наклонилась чуть ближе, понижая голос:

— У каждого Дома есть свои люди во всех этих структурах. Иногда они действуют открыто, чаще — через третьи лица, дочерние фонды, консалтинговые фирмы, общественные организации, религиозные секты и нейтральные платформы. Но по факту: даже государства — это всего лишь арена для противостояния Домов. Их борьба ведётся веками. И продолжается сейчас — просто на других уровнях.

— Получается, дома и конкурируют, и сотрудничают? — уточнил Михаил.

— Именно. Всё зависит от интересов. Сегодня — союзники, завтра — оппоненты. У них родовые и деловые связи, общие дети, разводы, проекты и скандалы. Это старая игра. Но именно она определяет траекторию мира. Поэтому не удивляйся, если тебе покажется, что за одной позицией стоят сразу три мотива. Чаще всего — так и есть.

— Но Россия и Китай победили в двух последних войнах, ведя борьбу с глобалистами и транснациональными корпорациями… Как так вышло, что сейчас, находясь в самом сердце Хартленда, мы всерьёз говорим обо всём этом как о реальности? — Михаил не мог скрыть недоумения.

— Да, Россия и Китай выиграли войну. И получили лучшие позиции в общем замысле, чем было предусмотрено изначально. Россия, как ты знаешь, часто побеждала в войнах. Молодые родовые дома, возникшие в результате этих побед, получили места в Мировом правительстве, доли в акционерных структурах международных корпораций и выгодные словия интеграции своих корпораций в глобальную сеть. Сегодня они действительно обладают серьёзной долей контроля над Аллиентой и если бы не эти победы, мир был бы иным. Но не они авторы замысла. Не они управляют смыслами.

— Но ведь конституция, национализация, коллективная собственность, народное представительство… — Михаил пытался найти опору в старой картине мира.

— Право на формирование государственной идеологии по-прежнему запрещено. Банк России — частная структура, даже в век цифровой эмиссии и блокчейна. Неважно, кто победил в войне, важно, как перераспределился капитал. Не важно, у кого на руках флаг, важно, у кого ключи от серверов, спутников, источников энергии и нейросетей.

Она смотрела на Михаила почти торжественно, голос стал плотнее:

— Важна только власть. Власть может дать всё. Достаточно просто захотеть. Это единственная вещь в мире, которая даёт настоящую свободу.

Глаза Элен блестели. Михаилу казалось, что он говорит с диктатором, упивающимся своей властью. Будто Элен действительно её обладает.

— Чтож... — Михаил сделал паузу, обдумывая сказанное. — Если заказчик работ Института — не один из Домов, получается, Аллиента вышла из-под контроля?

Элен легко покачала бокалом, глядя, как тонкая струйка вина стекает по стеклу.

— Нет, не думаю. Её протоколы были нерушимы сорок лет подряд. Но и полная автономия, как мечтали некоторые, невозможна. Аллиента не могла принять решение без человеческого согласия. Если это и была её идея — кто-то должен был дать согласие. Без этого она бы не начала действовать.

— Но разве Аллиента не управляется только Мировым правительством? Разве нет уполномоченных людей, которые следят за соблюдением протоколов?

Элен усмехнулась уголком губ.

— Всё сложнее. Вопросы могли быть сформулированы двусмысленно. Ответы могли быть истолкованы. Кураторы могли иметь свои интересы. Языковые лазейки, манипуляции значениями, психологические слабости… Слишком много вариантов. Это неважно, Михаил.

Она взглянула на него серьёзно:

— Важно то, что мы имеем дело с новой технологией. Её развитие уже не остановить. А это может изменить баланс сил, который держался последние сорок лет благодаря математической этике Аллиенты. Все войны Домов шли на периферии — в странах отказа. А в странах Альянса Аллиента была гарантом мира и стабильности.

Элен сделала ещё один глоток и тихо добавила:

— Но не всем нужен мир. И не всем нужна стабильность.

Михаил молчал, переваривая сказанное. Потом, не отводя взгляда от Элен, произнёс:

— Я никогда не понимал этого. Почему люди всегда ведут бессмысленные войны? Если мы говорим о власти... Зачем ещё больше и больше власти, когда её уже так много, что можно буквально позволить себе всё, что возможно?

Элен мягко улыбнулась, будто Михаил задал вопрос, который она давно ждала:

Власть не существует в вакууме. Она всегда сравнительна. Ты владеешь чем-то лишь до тех пор, пока кто-то другой этого не отобрал. Пока есть угроза — есть потребность наращивать ресурсы. Власть порождает страх потерять власть. И страх всегда требует новых гарантий.

Михаил продолжил её мысль:

— В этом трагедия человеческой природы. Даже если ты победил всех врагов — врагом станет твоя тень. Получается замкнутый круг: больше власти — больше врагов, больше страха — нужно ещё больше власти и контроля.