Элен кивнула, но в её взгляде не было ни одобрения, ни осуждения — скорее интерес.

— Именно. И потому, Михаил, — сказала она тихо, почти шепотом, — кто научится работать с тенью, получит не просто власть, а нечто большее. Возможность выйти за пределы самой игры.

— Что ты имеешь в виду под работой с тенью? — спросил Михаил, осторожно, но с интересом.

Элен откинулась на спинку кресла, её взгляд стал почти задумчивым:

— Тень — это всё, что вытеснено. В каждом человеке, в каждом доме, в каждом государстве. То, что не вписывается в картину «я». Агрессия, страх, жажда власти, стремление к контролю, желание быть Богом. Все это мы прячем. Но то, что вытеснено — не исчезает. Оно накапливается и выстреливает. Через войны, кризисы, фанатизм, тиранию, и, как ни странно — через технологии.

— И вы хотите сказать, что тот, кто примет эту тень, сможет управлять ею? — уточнил Михаил.

— Нет, — покачала головой Элен. — Не управлять. Это иллюзия. Но понять. Стать ей равным. Не отрекаться, не бороться, не подавлять. Тогда тень перестаёт быть врагом. Она становится источником силы. И вот тогда появляется то, что ты называешь свободой. Не абсолютной, конечно. Но достаточной, чтобы больше не быть пешкой.

— И вы этому научились? — Михаил смотрел на неё внимательно.

Элен ничего не ответила. Только снова сделала глоток вина, не сводя с него глаз.

— Если вы так мудры и обладаете этой силой... — Михаил задержал взгляд на Элен, — почему вы не можете найти общий язык со своей дочерью?

Элен медленно опустила бокал. Впервые за весь вечер в её лице проскользнула едва уловимая тень уязвимости — или, возможно, раздражения, тщательно замаскированного.

— Потому что работа с тенью — это путь, а не титул, — спокойно ответила она. — И путь этот не прямой. У каждого своя тень. У Анны — тоже. И я не могу пройти её путь за неё.

— Но вы же говорили, что тень нужно не подавлять, а понять, стать ей равным.

— Да. Но именно поэтому я не вмешиваюсь. Я могла бы подавить, манипулировать, построить картинку. Но я выбрала — отойти. Быть рядом, но не мешать ей столкнуться с собой.

Она сделала паузу, её взгляд стал стеклянным:

— Может быть, я ошибаюсь. Может, мне просто не хватает смелости. Или... слишком много вины. Я не всесильна, Михаил. Ни одна мать не всесильна.

— Омэ Тар сказал, что теперь вы мой наставник. Каков же наш план? — спросил Михаил, чуть сменив тон на деловой.

Элен вернула себе привычную уверенность:

— Тебе нужно выяснить, что происходит в Институте за ширмой того, что ты видел ранее. В идеале — найти других испытуемых из более ранних опытов или параллельных проектов. Мы поможем тебе незаметно. Подробностей не скажу — сам поймёшь потом. Это тем более важно, что может коснуться и тебя. Не думай, что теперь ты можешь просто уйти. За последние несколько лет нам не удалось добраться ни до кого. Они будто всегда знают наши шаги наперёд.

Михаил замолчал, обдумывая сказанное. Он всё яснее осознавал: Элен и её соратники действительно не до конца понимают глубину и функциональность технологий, с которыми имеют дело. Он сам ещё не осознал полностью, что это значит — быть прозрачным, как стакан воды, под наблюдением даже во сне, в любой точке мира. И нет никакой защиты. Или?..

— Работа Института не нова, — сказал он. — Я пересмотрел всё, что связано с проектом, начиная с его зарождения в 1972 году. Проект изучал такое явление, как удалённый просмотр.

— Да, действительно. Это давно известная, опробованная и практикуемая технология. Но насколько я знаю, твой отдел не имеет к этому отношения.

— И вы не боитесь, что наш разговор может быть прослушан — даже без технических устройств?

— Наш разговор — нет. Но твои друзья точно знают, что ты сейчас здесь. Есть способы экранирования.

Она поставила бокал и чуть приглушила голос:

— Большинство методов, которые работают, опираются на понимание теории поля. Сознание — это волна, поле. Когда кто-то пытается тебя "считать" в удалённом просмотре, он настраивается на твою частоту, как при радиоприёме. Но если поле нестабильно, фрагментировано или усилено помехами — сигнал становится искажённым.

— То есть вы используете помехи? — уточнил Михаил.

— Частично. Например, можно использовать геометрические структуры с эффектом рассеивания — те же пирамиды, сферы, зеркальные контуры. Они искажают конфигурации поля. Но есть и чисто технические способы — низкочастотные устройства, создающие белый шум в диапазоне, где работают пси-волны. Это не глушит наблюдение, но делает его неточным, фрагментарным.

— Это как фон в радиоприёме?

— Именно. Есть и персональные резонаторы, носимые, маскирующие активность мозга, делая пиковые участки непостоянными. Некоторые из них синхронизируются с дыханием, пульсом, даже мысленным ритмом.

— И это работает?

— Ничто не даёт полной защиты, — пожала плечами Элен. — Но делает цену наблюдения слишком высокой. А в условиях большой шахматной партии — это уже преимущество.

— А золотое покрытие? — вдруг спросил Михаил. — Может ли оно как-то помочь? Экранировать поле?

Элен задумалась на мгновение и кивнула:

— Золото... Да, в некоторых конфигурациях оно действительно может усиливать экранирование. Это металл с высокой проводимостью, он создаёт устойчивый контур и может выступать как отражатель поля. Особенно в сочетании с определённой геометрией — например, в покрытиях стен или полусферических оболочках.

— То есть как фольга, только умнее?

— Примерно. Но дело не в материале, а в его частотной подписи. Золото не просто отражает — оно резонирует. И если правильно сориентировать структуру, можно получить эффект расщепления сигнала. Тогда наблюдатель получает дубликаты, фрагменты, искажения.

— Используете это?

— Используем. Но редко. Это дорого, и может вызвать лишние вопросы. Работает — когда совсем нечем рисковать.

— Получается, в храмах и дворцах, где золото используется повсеместно, оно может выполнять не только эстетическую или символическую функцию? — задумчиво произнёс Михаил. — Возможно, это элемент экранирования или резонирования?

— Никогда не думала об этом, — сказала Элен, слегка удивлённо. — Но, наверное, да. Это многое объясняет. Может быть, именно поэтому золоту всегда придавали мистическое значение. Оно ведь веками ассоциировалось с бессмертием, с богами, с откровением. Возможно, не только из-за его красоты, а потому, что оно влияет на поле.

Михаил усмехнулся и, поставив бокал на стол, пошутил:

— Получается, вы знаете обо всём этом больше меня. Вы прям ведьма.

Элен рассмеялась тихо, без притворства:

— Каждая женщина немного ведьма, — ответила она с лёгкой иронией. — Впрочем, женщины по своей природе ближе к полевым взаимодействиям. Они улавливают тонкости, где мужчинам приходится прикладывать усилия, учиться, тренироваться. Это не лучше и не хуже — просто разная природа восприятия.

Она сняла с запястья тонкий браслет — чёрный, с лёгким внутренним свечением в глубине камня, и протянула его Михаилу:

— Бери. Это подарок.

Михаил взял браслет с некоторым сомнением. Первой мыслью была осторожность — прослушивающее устройство, маячок? Но тут же он усмехнулся про себя: на фоне тех технологий, о которых шла речь, такие методы казались примитивными.

— Что это? — спросил он, внимательно рассматривая украшение.

— Турмалин. Настоящий. Сделан по особой технике. — Элен улыбнулась. — Он экранирует лучше золота. Пока ты с ним, тебя не смогут отследить. Но носить его постоянно не стоит — особенно когда сам будешь практиковать что-то подобное. Он создаёт шум. Глушит не только чужую попытку войти в твоё поле, но и твою собственную способность тонко его ощущать.

Михаил кивнул, чувствуя, что подарок куда более серьёзен, чем просто украшение. Он одел браслет. Новый мир удивлял его, пугал и манил, но он чувствовал, что уже не может остановиться.

— Вы говорите об аристократических семьях и их влиянии на историю. Как они возникли? — спросил он, всё ещё ощущая тяжесть услышанных истин.