К удивлению Михаила, Анна ответила на этот жест, ничуть не колеблясь.

— Кого я только не встречал, — с улыбкой вмешался Михаил, — и кем себя только не называют в нашем безработном веке, но волшебник... это что-то новенькое.

Мэрилин усмехнулся, с явным удовольствием поддерживая игру:

— Всё на самом деле просто. Я творю чудеса. А что такое чудо? Это умение делать то, что кажется непостижимым для других. Вот, например, наука — это та же религия. Мы верим специалистам, поручая им то, о чём сами ничего не знаем. А что уж говорить о роботах? Вам не кажется, что вера в сверхразум превзошла все религии, которые существовали до этого?

— А я-то думал, что философ здесь я, — засмеялся Михаил.

— Расслабьтесь, — отмахнулся Мэрилин, — здесь все такие же чудики, как и вы.

— Быстро вы нас квалифицировали, — заметила Анна. — По-моему, чудак здесь только вы.

Мэрилин откинулся назад, будто наслаждаясь её замечанием:

— Анна, верно? Сами того не подозревая, вы разворошили гнездо.

— Какое гнездо? — нахмурился Михаил.

Мэрилин понизил голос, будто делая великое одолжение:

— Тут есть те, кто здесь случайно, кто едва знаком с остальными. Вы, к примеру. Но я вам кое-что скажу. Такая выставка — идеальное прикрытие для тайной встречи. Никаких камер, никакого Wi-Fi. Это настоящая конспирация.

— Вы намекаете, что мы в чём-то замешаны? Или вы о себе? — уточнил Михаил.

— Я просто гипотетически, — протянул Мэрилин. — А вас зовут Михаил, верно?

— Думаю, это было несложно угадать, — ответил тот.

— Так и есть, брат. Считай, что мы познакомились. Вон там, у стены, мои друзья. Настоящие заговорщики. Пойдемте, познакомлю. У вас как раз осталось минут двадцать, чтобы лучше узнать гостей.

Михаил бросил взгляд на Анну, ожидая её реакции. Она, не выдала ни поддержки, ни возражений. Тогда он кивнул, соглашаясь, и Мэрилин, словно старый друг, взял их обоих под руку и повёл к группе из шести человек, оживленно что-то обсуждающих.

— Что обсуждаем? — вихрем ворвался в разговор Мэрлин, без лишних церемоний втиснув Михаила и Анну в компанию.

— Очередные теории заговора, — ухмыльнулся один из собеседников, худощавый мужчина с задумчивым взглядом. —Дмитрий утверждает, что акционерная собственность — фикция, Артем не согласен - если коротко.

— Ну так это и есть чистейшая фикция, — отмахнулся Мэрлин. — О чём спор-то?

— Да, собственно, ни о чём. Какая разница, как будто когда-то было иначе или нас это касается? — беззаботно ответил Артём. — По мне, жить надо здесь и сейчас. Вся эта политика ни к чему.

— Как интересно! — саркастически протянул Мерлин. — Богачей больше нет, любое имущество — общедоступно. Минимальный доход, бесплатное образование, медицина... прямо утопия!

— Вот именно, — не растерялся Артём. — Что еще нужно?

— Хм, — Мэрлин поднял бровь, будто наткнулся на что-то особенно забавное. — Кто из здесь присутствующих может арендовать гидростанцию, личный чартер или хотя бы Osprey на несколько тысяч кубитов?

— А зачем мне это? — пожал плечами Артем. — Это ж область специалистов или роботов.

— Хорошо, — не сдавался Мэрлин. — А кто может позволить себе страховку на 125 лет жизни с ежегодным обновлением органов?

— Это тоже дело специалистов и акционеров с весомыми пакетами акций. Всё по-честному.

— Ладно. А может, кто-то здесь регулярно питается исключительно натуральной едой и пользуется услугами живых людей, а не роботов?

— Роботы справляются лучше, — уверенно заметил кто-то из компании. — К чему эта роскошь?

— Понял, — кивнул Мэрлин, театрально закатывая глаза. — Может, кто-нибудь из вас, счастливчиков, отправится в кругосветное путешествие на собственные средства?

— Мне это не нужно, — усмехнулся Артём.

— А если бы захотелось? Что тогда?

— Зачем? Если понадобится, всегда можно претендовать на роль специалиста.

— С шансами один на тысячу, если остальные окажутся менее мотивированными, чем ты, — подхватил Мэрлин.

— Да что ты ко мне пристал, — уже на эмоциях выпалил Артём. — Я обычный человек, живу обычной жизнью. У меня всё есть: роскошнее, чем на сто гейтсов. Я тот счастливчик, который попал в эту тысячу. Чего еще желать?

— Может, стать великим художником? Или инженером? Или политиком, вошедшим в историю?

— Да ты романтик и бунтарь, — усмехнулся Артём, но его тон звучал уже немного раздраженно. — Это всё должно было пройти в 18 лет. Ты не понимаешь? У нас есть всё: еда, жильё, отдых... Даже если ты тупой геймер или никчёмный спортик, живёшь как король.

Он бросил провокационный взгляд на Мэрлина:

— А ты вообще хакер, нарушаешь законы, и тебе ничего за это не бывает. Какие гейтсы, тебе ли жаловаться?

— Обычному человеку — обычная жизнь, — парировал Мэрилин, уже на взводе. — Но стоит захотеть большего, и ты упираешься в границы клетки. Всё уже сделано, всё за нас придумано, решено. Даже если ты гений, роботы всё равно сделают лучше тебя.

В компании повисло напряжение. Михаил внимательно посмотрел на Мэрлина, пытаясь понять, говорит ли тот серьёзно или просто провоцирует. Анна молчала, но её взгляд выдавал интерес — и, кажется, легкое беспокойство.

— Это не я романтик, а ты дикарь, застрявший в начале 21 века, — резко бросил Мэрлин. — Сегодня богатство — это не деньги, власть или даже доступ к образованию и медицине. Настоящее богатство — быть человеком. Настоящим человеком, который ест настоящую еду, имеет настоящих друзей, занимается настоящей работой, любит, занимается сексом, заводит детей и проживает весь спектр человеческих эмоций.

— Ты перегнул палку. Успокойся, тебя понесло, — спокойно заметил Артём, отодвинув стакан в сторону.

— Так и есть, брат. Мы живём в кастовом обществе, более совершенном, чем всё, что было раньше, — продолжил Мерлин. — Настолько совершенном, что никто не хочет ничего другого. Нищие не осознают своей нищеты и бесконечно гоняются за своими ста бессмысленными гейтсами. Специалисты и чиновники обслуживают роботов, чтобы те обслуживали всех остальных. Акционеры пребывают в иллюзии власти и решений, а трансгуманисты вообще больше не люди.

Он сделал паузу, обведя компанию взглядом:

— Пятьдесят лет назад каждый мог стать каждым. А сегодня? Всё настолько «хорошо», что сценарий жизни предопределен твоим рождением. Переход между стратами настолько редок, что это скорее аномалия. Дети смотрят на своих родителей и просто продолжают их путь — те же шаги, тот же цикл. Всё подсчитано, взвешено и предопределено.

— Какой-то утрированный пессимизм, — покачала головой Анна, слегка нахмурившись.

— Думаешь, у тебя есть выбор? — продолжил Мэрлин, чуть склонившись к ней. — Ты уйдёшь в коммуну? Будешь жить жизнью пролетария? Отец — чиновник. Ты не примешь нейролинк, значит, не станешь специалистом. Коммуны — это отсутствие привычного комфорта. А жизнь пролетария покажется скучной и депрессивной.

— Я никогда не стану чиновником! — Анна вскинула голову, гневно сверкнув глазами.

— Ты уже им являешься, просто ранг пониже, — парировал Мэрлин.

— Ты зашёл слишком далеко, — тихо, но твёрдо вмешался Михаил, чуть придвинувшись ближе к Анне.

— Думаешь, ты лучше? — усмехнулся Мерлин, явно провоцируя. — Ваши мечты — это просто мечты. Всё слишком стабильно, чтобы что-то изменилось. Человек слишком инертен без раздражителя.

— А как же сны? Душа? — не сдавался Михаил. Он взглянул на татуировки на руках Мерлина. — Разве они не говорят, что всё не так однозначно?

— Мало знать, друг, — вздохнул Мерлин, на миг сбавив обороты. — Можно загрузить в себя весь курс физики или политической психологии, но что с этим делать? Как применить? Куда направить? Человек сам не знает, чего хочет. Стоит закрыть базовые потребности, и он тут же бежит себя отвлечь, лишь бы не столкнуться с пустотой внутри. А что такое пустота? Это осознание, что больше ничего не хочешь. Это всё равно что смерть.

Он помолчал, будто раздумывая, стоит ли продолжать: