— Вы можете уходить, — процедил сквозь зубы сэр Джейсон, — а леди Аделаида останется.

Рауль улыбнулся. Так, будто стоял на балу в зале Версаля.

— Вы недооцениваете меня, сэр. Иначе вам не пришло бы в голову стать моим другом.

С этими словами он скрутил Аделаиде руку, и приставил острие шпаги к ее горлу. Аделаида попыталась вырваться, но он крепко держал ее, не позволяя пошевелиться.

— Я никому не отдам ее, сэр Джейсон, — сказал он, — Аделаида лучше будет мертва, чем ваша.

— Лучше убейте меня, — закричала Аделаида, всхлипывая, — Джейсон, не слушайте его! Не слушайте! Прикажите его арестовать!

Но сэр Джейсон опустил шпагу и отошел в сторону. Лицо его было белее мела.

— Мне очень жаль, что так получилось, — повторил Рауль, пожимая плечами. Он крепко сжал локоть Аделаиды и подтолкнул ее к выходу, — но мы вынуждены откланяться. Еще раз простите, сэр. Вам же, Аделаида, я вот что хочу сказать. Если вы сделаете хоть что-то, что помешает нам сегодня же оказаться на острове Карабос, я его убью, — он кивнул в сторону сэра Джейсона. Вам понятно?

Она молча кивнула, глотая слезы.

— Вот и отлично. Всего хорошего, сэр Джейсон.

Рауль опустил шпагу, отступая к двери. Они прошли по коридору, потом спустились вниз, проследовали по променаду, ловя удивленные взгляды прохожих. Сэр Джейсон шел следом шагах в тридцати, видимо ни в силах оставить Аделаиду, как ни в силах был помешать ее отъезду. И потом еще долго Рауль видел его фигуру на пирсе, и даже тогда, когда бот давно поднял якорь, распустив паруса, и взял курс на северо-восток. Аделаида стояла у борта и тоже смотрела на него. Смотрела так, будто готова была броситься в воду и вернуться к возлюбленному вплавь.

Рауль отвернулся. Он не хотел чувствовать себя картинным злодеем. Но он чувствовал, будто совершил кощунство, хотя был абсолютно прав. Он нашел Аделаиду. Она была его женой, даже если пошла на преступление против совести, чтобы навсегда забыть его.

Аделаида никак не могла поверить, что все случившееся с ней — не сон. Утро не принесло облегчения. Ее воплотившийся кошмар никуда не делся, и она смотрела в окно на такие знакомые волны Карибского моря, только само окно было не тем, в которое хотелось бы смотреть.

Рауль де Санлери не был к ней жесток и ни словом, ни делом не обидел ее. Он казался немногословным, хотя она чувствовала, что он просто сдерживается, что им еще предстоит неприятный разговор. Увидев его сначала, она испытала облегчение. Он был жив, и все ее страхи оказались напрасными. Но теперь он был не только жив, но и зол. Ведь она предала его, и аргументов против него у нее не осталось. Если раньше она могла обвинить его в измене, то теперь, когда ее страшное преступление стало известно и ему, и сэру Джейсону, сказать в свое оправдание ей было нечего.

При мысли о сэре Джейсоне Аделаида разрыдалась в голос. Она помнила его прощальный взгляд, и старалась запомнить его образ, насмотреться на него, когда корабль уносил ее на французскую землю. Его она тоже предала, обманула, разбила ему сердце. А ведь от него она видела только добро. Он прощал ей все ее недомолвки, и теперь, наверняка, проклял ее, как обманщицу и вероотступницу. Когда-то она так сильно тосковала по Раулю де Санлери, зная, что никогда не увидит его, но теперь отдала бы все, только бы вернуть свою спокойную и тихую жизнь на Барбале, чтобы навсегда оставаться с сэром Джейсоном, чтобы каждый рассвет встречать с ним в одной постели.

— Не убивайтесь так, дорогая моя, — услышала она голос Рауля и резко обернулась, перестав плакать.

Рауль стоял в дверях и смотрел на нее, немного склонив голову на бок, будто изучал неведомого зверька.

— Я не приглашала вас к себе, — сказала она, вытирая лицо платком.

— Я пришел без приглашения.

Он ступил в комнату и встал рядом с Аделаидой у высокого окна, из которого открывался такой шикарный вид на море.

— Барбала с другой стороны, — он усмехнулся и махнул рукой куда-то в сторону, — из этого окна ее не видно.

Аделаида вздернула подбородок.

— Издеваться над проигравшим так в вашем характере, — сказала она.

— Разве я издеваюсь? — он поднял брови, — я совсем не издеваюсь. Просто сообщаю вам, в какое окно лучше смотреть.

Она молча отвернулась, стараясь унять биение сердца.

— Вы сумели удивить меня, Аделаида, — сказал он, когда молчание стало невыносимым, — не просто удивить, а поразить.

Она дернула плечом. Ей не хотелось говорить на эту тему, но она понимала, что разговор неизбежен.

— У меня не было выбора, — сказала она, — вам этого никогда не понять, но женщина не может долго оставаться одна в чужих странах.

Рауль рассмеялся.

— Мне этого и правда не понять.

Она кинула на него взгляд из-под ресниц. Он смотрел на нее, и глаза его были черны, как южная ночь.

— Я осталась без средств к существованию, без возможности вернуться к бабушке, без всего... — она вдруг всхлипнула, хотя поклялась себе, что не будет перед ним плакать.

— У вас был только один путь, и вы обязаны были им воспользоваться и вернуться домой, — бросил он, совсем не собираясь ее утешать.

— Это невозможно, — сказала она.

— Это единственная ваша обязанность, — голос его прозвучал жестко, и Аделаида вдруг поняла, что боится его.

Она никогда раньше его не боялась. Рауль казался ей влюбленным и безопасным, тем, у кого она искала защиты от этого мира. Теперь же он стал тем, от кого нужно было в этом мире защиту искать.

— У меня нет желания обсуждать с вами мои обязанности, потому что вы не выполнили ваши. Пожалуйста, доставьте меня обратно на Барбалу, — она смахнула непрошенную слезу, — и забудьте мое имя.

Снова повисло молчание. Долгое, вязкое. Аделаида барабанила пальцами по стеклу.

— Это исключено, — наконец сказал Рауль, — и если вы попытаетесь сбежать, я отправлю жалобу в святую конгрегацию. Вас будут судить, как еретичку.

Она резко обернулась. Лицо его было холодным, будто лицо незнакомого человека, а взгляд обжигал какой-то нечеловеческой ненавистью.

— Вы и правда сделаете это? — голос ее дрогнул.

Вопрос повис в воздухе, но было понятно, каким будет ответ. Он — сделает. Аделаида видела это по его лицу. Сердце замерло от страха, потому что она никогда не видела такого Рауля — злого. Она обидела его. Она жестоко ранила его гордость. И этот взгляд был ответом ей на все ее прегрешения перед ним. Измена ничто по сравнению с тем, на что она пошла, чтобы никогда больше не видеть его.

— Вы сумели поразить меня, Аделаида, — наконец заговорил он, меня тему, — и только сейчас я понимаю, насколько вы ненавидели меня. Поверьте, я готов был на все ради вашего прощения. Но полгода в Бастилии и почти уже три в изгнании — это то, что я заслужил. Возможно, этого достаточно, чтобы вы простили меня?

— В Бастилии? — переспросила она.

Он криво усмехнулся.

— Ваше бегство приписали мне. Король считал, что я прячу вас, и хотел узнать где вы.

— Вас пытали? — она вздрогнула.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет. Мой статус позволяет избежать этого. Но убийство и похищение мне приписали, поэтому я лишился почти что всего. Земель, денег, свободы. И вас. Сейчас все, что у меня есть, этот остров. Да и тот во владении Франции. Я тут так, никто.

Аделаида повернулась к нему.

— У вас все отобрали? И дом в Париже?

Он дернул плечом.

— Дом в Париже остался. Как и некоторые наследные земли. Но штраф был весьма существеннен.

Сердце ее сжалось от жалости к нему. Что она натворила? Вместо того, чтобы быть рядом в те страшные дни, она просто ушла! Она не держала его за руку, и не стояла рядом, когда он вынужден был отвечать перед королем за ее проступки!

— Я искал вас, Аделаида, — сказал он тихо, — искал, пока не отчаялся.

— А я была в Индии, — сказала она еще тише, — в настоящей. Где слоны.

В комнате стало душно. Рауль нажал на ручку, распахивая окно. Соленый ветер ворвался в комнату, развевая волосы Аделаиды. Она смотрела на него, чувствуя, как в сердце борются ненависть и любовь. Та старая любовь, которая всегда жила в сердце. Которую она так и не смогла забыть.