Вернувшись с семьёй в Новый замок, Рауль потерял покой и сон, постоянно пребывая в напряжении и ожидая атаки. За те короткие промежутки, когда ему удавалось заснуть, он видел в снах, как Аделаида бежит к сэру Джейсону, а тот ожидает ее, раскрыв объятья. Рауль вскакивал в холодном поту, пытаясь понять, свершилось это уже или ещё нет, и, если Аделаида была рядом, падал без сил рядом с нею. Если ее рядом не было, он как безумец, бежал искать ее, и не успокаивался, пока не находил.

Аделаида сама сделает выбор.

Нет. Она сделала выбор однажды, когда сказала ему в церкви слово "да". Другого выбора у неё быть не может. Сэр Джейсон смотрел на него с превосходством, зная, что победит. Рауль же смотрел на него без всяких эмоций. Он не мог позволить себе ненависти или страха. Он мог позволить себе сделать вид, что ему все равно. Не зря же он столько лет провел при дворе. Они договорились, что Аделаида сама выберет между ними. Рауль пожал руку сопернику, скрепляя договор. Но идя под взглядами врагов и ни разу не обернувшись, он принял совсем другое решение. Пусть сэр Джейсон считает, что они договорились. Он, Рауль де Санлери, не отдаст Аделаиду никому. Тем более этому англичанину.

Он всю ночь ждал Аделаиду на крыльце, зная, что она непременно пойдёт на свидание. Он был уверен, что пойдет. Вчера он пригласил гостей, все пили вино и Аделаида тоже пила. Но записку она получила, он знал, что получила, он сам нашёл её скомканной в углу камина.

Уложив спящую Аделаиду в постель, он долго смотрел на нее, стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Кусал губы, пока не потекла кровь. Рука тянулась к кинжалу, но он не стал доставать кинжал. Он даст ей шанс. У неё будет шанс. Она сможет сделать свой выбор. Только выбор будет не тот, о котором думал сэр Джейсон. Потому что он не может отдать её никому. Аделаида никогда не будет принадлежать другому. Только ему. Или могиле.

И вот он стоит на поляне, где кровь Аделаиды, его жены, его возлюбленной, его жизни, дрожит на траве. Красные рубины на зеленом ковре. Красные цветы на лугу. Он откинул ненужный пистолет. И достал шпагу.

— Аделаида сделала свой выбор, сэр Джейсон, — сказал он, пряча усмешку, которая была совсем ни к месту.

Переживать и раскаиваться он будет потом. Тогда, когда сэр Джейсон ляжет тут же, рядом с Аделаидой.

Шпаги с лязгом схлестнулись, ненавидя друг друга. Рауль наступал, желая закончить это все как можно скорее, как можно скорее позвать слуг и заявить, что англичанин застрелил его жену. Его неверную жену. Ту, ради которой он жил последние годы, которую искал столько лет. Он не смог снова стать для неё центром вселенной. Сердце её было отравлено чужой любовью, и выбрало не его.

Аделаида выбрала не его.

Рауль на миг замер, чуть не пропустив удар.

Как он будет жить теперь, когда её нет? Ведь месть — это удар в собственное сердце! Тот, кто выживет сейчас, обречён на вечные муки, до самой смерти, возможно в глубокой старости, переживать этот миг. Этот миг, когда Аделаида лежит, будто спит, в зелёной траве, и волосы её тоже красятся рубинами, как и голубое платье, что он видел на ней вчера, когда она так ласково смотрела на него за столом и улыбалась их общим друзьям, поднимая бокал за любовь.

Жизнь того, кто победит, превратится в ад.

Рауль сжал губы, отражая удар за ударом. Он стал отступать, понимая, что нет никакого смысла в этой дуэли. Победитель не получит ничего, кроме страданий и возможности похоронить Аделаиду так, как сочтёт нужным. Аделаида, что никогда больше не откроет глаз и не улыбнётся ему, шепча слова любви, всегда выбирала его до того самого дня, как встретила англичанина. Сегодня удача была не на его стороне и Раулю было не за что биться.

Глаза англичанина сверкали ненавистью. Он был слабее, Рауль чувствовал это, но сила ненависти помогала сэру Джейсону. Так пусть же живет! Пусть живёт так, как сумеет. Рауль сжал губы. Пусть живет, пусть будет проклят, и жизнь его пусть тянется до ста лет, когда он, изможденный одиночеством, наконец сгинет в безвестности!

В этот момент звон шпаг прекратился. При выпаде сэра Джейсона, Рауль неожиданно опустил оружие, раскрылся и повернулся к противнику грудью. Шпага ударила его чуть выше сердца, по рукоять войдя куда-то в верхнюю часть груди.

Он не почувствовал боли. Глаза его смотрели в глаза врага, и глубокое удовлетворение промелькнуло в его усмешке.

— Будь проклят, — прошептал он прежде, чем сэр Джейсон выдернул шпагу из раны, позволив крови фонтаном вырваться наружу.

Рауль, ослепленный болью, осел на землю, пытаясь зажать рану рукой, и через красную пелену в глазах смотрел, как соперник подхватывает на руки Аделаиду, и уходит, унося с собой в небытие его счастье и его жизнь.

Дождь, дождь, дождь, дождь. Постояннный, холодный, серый. Дождь стучал в окна беспрерывно, день за днем. Сколько она не смотрела в окно, она видела этот дождь, и рана болела, съедая ее, но не та рана, что заживала благодаря стараниям докторов, а та, что жила в её сердце.

Сэр Джейсон снова спас ее, как тогда, в море. Она видела по его глазам, как он счастлив, что не сбылись самые ужасные прогнозы старого доктора в Анжере, который извлекал пулю из её тела. Много дней она лежала между жизнью и смертью, пока сэру Джейсону не позволили её увезти. Она пыталась протестовать, но никто не мог разобрать её слов, а слезы, что текли из глаз, принимали за слезы боли. Но не той боли, что испытывала она, пытаясь прошептать имя, а телесной, которая тоже преследовала ее, но не казалась невыносимой. Сэр Джейсон целовал её руки, ласково говорил слова любви, просил её жить... Она видела, как сильно он любит ее. Он, тот, кого она так мечтала увидеть.

Англия встретила их дождем. Аделаида смотрела на этот дождь целыми днями, ожидая, когда же настанет лето, но лето не наставало, зато ветер усиливался и не пускал на небо солнце. Леди Линн была к ней добра. Её дочь недавно вышла замуж, и пожилая леди была рада возвращению сына с невесткой. Она долго сидела у её ложа, выхаживая ее. Аделаида смотрела на леди Линн и совесть мучила её после каждого взгляда.

Она должна быть благодарна этим людям. Они спасли ее. Рауль выстрелил ей в спину, хотел убить, как когда-то давно убил своей изменой. А сэр Джейсон снова её спас. И леди Линн приняла ее, как родную. Только Аделаида вставала и подходила к окну, смотря на ливень.

Она ненавидела дождь. И ненавидела Англию.

Когда лето наконец настало, Аделаида смогла выходить из дома. Она полюбила одинокие прогулки, не позволяя сэру Джейсону сопровождать себя. Она сторонилась его и старалась держаться подальше. Сэр Джейсон чувствовал это, но Аделаида просила больше времени, ссылаясь на боль в груди и боль от предательства Рауля.

Было ли это предательсвом? Это она предала его, убежав, когда он предлагал забыть обо всем. Это она предала его, забыв осамом важном, о их любви, о Камилле, когда бежала на встречу с другим. Она не желала говорить с ним, она так хотела видеть сэра Джейсона! Так же сильно, как теперь желала избавиться от него.

Ей нужно было время. Но не для того, чтобы привыкнуть к новой старой жизни. Нет. Ей нужно было время, чтобы снова стать собой.

К концу лета она начала садиться в седло и эйкумена её расширилась. Она могла скакать по полям и по дорогам, ездить в городок, что был неподалеку, и думать, думать, думать. Тут, на воле, совершенно одна, она думала о Камилле, которая наверняка не поняла, куда делась её мамочка. Слезы текли из глаз, когда Аделаида видела маленьких девочек, которых матери вели за руку в церковь, красивых, прибранных, с завитыми волосами. Сэр Джейсон сказал, что ранил Рауля, что не знает, умер тот или нет. И что ему это не интересно. Аделаида же не находила себе места. Её девочка, возможно, осталась совершенно одна, и только мадам де Новелье, могла стать её опорой. Но бабушка так стара! Кто станет воспитывать её малышку, когда мадам де Новелье сойдёт в могилу?