Гораздо более аргументированна критика сторонников «эмпирического» подхода. Действительно, детальное исследование почти каждого из рассматриваемых Барфилдом периодов может продемонстрировать, что конкретный исторический материал в каких-то деталях противоречит выдвинутой для него модели объяснения или делает ее излишней, тривиальной. Что-то удается объяснить лучше, что-то — хуже. У каждого периода есть свои собственные особенности, которые не могут быть охвачены единой «парадигмой». Любая обобщенная схема игнорирует те или иные детали. Однако значит ли это, что ошибочен сам принцип моделирования исторического процесса и что его нужно заменить практикой описания бесконечного числа уникальных исторических феноменов? Мы полагаем, что нет. Подобная радикальная «фрагментаризация» сделала бы историю совершенно непонятным нагромождением фактов, обессмыслила ее. Чтобы история обрела смысл, ее нужно представить в виде взаимосвязанного, т. е. логически структурированного, целого. Поэтому обобщающие модели, подобные той, которую выдвинул Барфилд, важны и полезны даже в том случае, если они, стремясь уловить некоторую общую тенденцию, упускают из виду частности. Согласно крылатому выражению, популярному у представителей естественных и точных наук, «нет ничего практичнее хорошей теории». Теория Барфилда как комплекс взаимодополняющих объяснительных моделей подтверждает этот тезис. Она по сути дела первая в историографии кочевников попытка создания связной, последовательной, логически стройной модели исторического процесса во Внутренней Азии. В этом качестве она обладает огромной методологической ценностью и займет достойное место в ряду исторических исследований данного региона даже тогда, когда будет модифицирована или заменена другими, более совершенными теориями[5].

Благодарности

Я искренне признателен Томасу Барфилду за внимание, проявленное им к изданию настоящей книги на русском языке, и за то долготерпение, с которым он отвечал на возникающие у меня как переводчика и редактора вопросы.

Кроме того, я хочу выразить благодарность всем, кто помогал мне на разных этапах перевода книги и работы над ее русским текстом: Олегу Федоровичу Акимушкину, Олегу Георгиевичу Большакову, Севьяну Израилевичу Вайнштейну, Инне Феликсовне Гурвиц, Лидии Алексеевне Карповой, Сергею Григорьевичу Кляшторному, Николаю Николаевичу Крадину, Юрию Львовичу Кролю, Евгению Ивановичу Кычанову, Ирине Федоровне Поповой, Аделаиде Федоровне Троцевич, Владимиру Леонидовичу Успенскому, Татьяне Николаевне Чернышевой.

Д. В. Рухлядев

О передаче имен собственных, терминов и цитат из источников

Единой системы передачи на русском языке имен собственных, содержащихся в книге, не существует. В большинстве случаев приводится транскрипция тех вариантов их написания, которые были употреблены самим автором в оригинальном английском тексте. В тех случаях, когда имеется общепринятое русское написание имени собственного, отличающееся от его английского эквивалента, оно сохраняется. Перевод цитат из древних и средневековых источников дается по оригинальному английскому тексту, а не по русским переводам соответствующих источников, хотя лексика и стилистика последних частично сохраняются. Специальные термины, как правило, передаются в той форме, в которой они употребляются в русской научной литературе.

Около 800 г. до н. э. евразийские степи пережили глубокую культурную трансформацию, которой суждено было оказать решающее влияние на мировую историю в течение последующих двух с половиной тысячелетий. Культурные цивилизации юга впервые столкнулись с кочевыми народами, мигрировавшими вместе со своими стадами по пастбищам Внутренней Азии. Эти народы отличались от своих предшественников тем, что изобрели конницу — стремительных всадников на лошадях, использующих составной лук для поражения своих противников лавиной стрел с большого расстояния. Несмотря на сравнительно небольшую численность, они в течение нескольких веков удерживали господство над степью и создавали огромные империи, которые периодически терроризировали оседлых соседей. Наивысшей точки могущество кочевников достигло в XIII в., когда войска Чингис-хана и его преемников завоевали большую часть Евразии. К середине XVIII в. революция в области технологии и транспортных средств решительно изменила соотношение военных сил кочевников и их оседлых соседей, и номады были поглощены расширяющимися Российской и Китайской империями.

Кочевники Внутренней Азии продолжали приковывать к себе внимание и быть предметом дискуссий и в более позднее время: они представали типичными варварами в глазах тех, кто одновременно презирал и боялся их, и романтическим воплощением дикости и свободы в глазах тех, кто восхищался ими. Большинство исторических работ не дают ясного представления о Внутренней Азии и ее народах. Эти работы складываются из описания внешних, случайных событий, изложенных в хронологическом порядке, где одно племя неясного происхождения сменяет другое. В ту пору, когда кочевники впервые появились на мировой арене и атаковали своих соседей, такие события часто рассматривались как одно из проявлений естественной истории — вроде нашествия саранчи. Многие ханьские историки, например, утверждали, что Китай не может иметь непосредственных отношений с людьми, которые перемещаются туда-сюда, подобно зверям и птицам. В дальнейшем христианские и мусульманские комментаторы объясняли, что нашествия кочевых народов — таких как гунны или монголы — являлись попросту божьим наказанием погрязшим в грехах народам. В более позднее время полагали, что кочевники захватывают оседлые регионы, гонимые засухой. Самым главным препятствием к созданию связной истории Внутренней Азии, однако, всегда являлось отсутствие аналитической схемы, с помощью которой можно было бы осмыслить исторические события. Даже те ученые, которые избирали Внутреннюю Азию центральной темой своих исследований (а не использовали ее в качестве «придатка» к истории Ирана, России или Китая), часто оказывались в затруднении, лишь только касались фундаментальных проблем ее исторического развития. В основном специальная литература о Внутренней Азии касается очень узкой проблематики и почти не испытала воздействия современной методологии истории и общественных наук. Исследователи ограничиваются переводами исторических текстов или надписей, вопросами лингвистики, истории искусства и идентификацией мест обитания известных по историческим источникам племен.

Эта узкая специализация весьма удручает, так как изучение Внутренней Азии могло бы помочь в освещении многих гораздо более важных вопросов исторического и антропологического характера. Внутренняя Азия была зоной длительного взаимодействия двух противостоящих друг другу культур, обладавших устойчивыми представлениями о самих себе и своих соседях. На протяжении более 2000 лет кочевые народы степи враждовали с крупнейшим в мире аграрным государством и при этом не были включены в его состав и не восприняли его культуру. По одну сторону баррикад располагался имперский Китай, древняя культурная традиция которого требовала, чтобы в нем видели повелителя других народов и государств. Само его название, Чжунго (Срединное государство), указывало на то, что это центр всего цивилизованного мира. С течением времени, по мере продвижения на юг, к границам Юго-Восточной Азии, Китай включил в свое культурное пространство множество соседних с ним иноземных народов. Даже такие ревностно оберегавшие свою независимость восточноазиатские соседи Китая, как Корея, Япония и Вьетнам, восприняли китайскую модель государственной организации и международных отношений, идеографическую письменность, кухню, одежду и календарь. Однако примеру Восточной Азии не последовали могущественные противники Китая на степных просторах севера. Эти коневоды-кочевники не просто отвергали китайские культуру и идеологию, но и упрямо отказывались видеть в них какую-либо ценность, за исключением ценности материальных товаров, которые могли предложить китайцы. Эти кочевые скотоводческие народы, рассеянные по огромной территории, жившие в войлочных юртах под огромным куполом синего неба, питавшиеся молоком и мясом, прославлявшие воинское мужество и героические подвиги, представляли полную противоположность своим китайским соседям.