Именно в этот период Тарду достиг наибольшего успеха. После того как Юнюйлюй в 599 г. был убит своими вассалами, Тарду объявил себя единственным законным каганом тюрков. Он предпринял широкомасштабные атаки с целью устранения восточной ветви тюркских правителей. В 601 г. он угрожал Лояну — суйской столице, а в следующем году в Ордосе напал на Жаньганя. Династия Суй, пытавшаяся посеять раздор в степи, теперь пожинала яростную бурю приграничной войны, грозившей привести к объединению тюрков под властью воинственного Тарду.
К счастью для Суй и Жаньганя, военные кампании Тарду на востоке, вдалеке от его коренных земель, подготовили почву для внутренних восстаний. Племена Толис воспользовалось его отсутствием, чтобы сбросить владычество тюрков. Тарду оставил Монголию восточным тюркам и возвратился на запад, где и умер. С помощью Суй Жаньгань взял под свой контроль племена Южной Монголии, но его власть над кочевниками к северу от Гоби была слабой. Когда в 609 г. Жаньгань умер, титул кагана перешел к его сыну Дуги (Шиби-кагану) и двум его братьям, которые успешно управляли восточными тюрками вплоть до разгрома каганата танской армией в 630 г.
Тюрки гораздо чаще, чем сюнну, развязывали междоусобные войны. Это было связано с наличием большого числа потенциальных наследников и необходимостью устранять претендентов по боковой линии силой. Анализируя теоретические проблемы, характерные для таких систем, антрополог Джек Гуди отметил:
С каждым следующим поколением проблема определения старшинства становится все более запутанной и число возможных кандидатов становится слишком большим даже для выборной системы или системы назначения преемников.
Одним из решений могла стать передача власти потомкам только одного брата [в третьем поколении потенциальных наследников]. В результате возникла бы модифицированная система единородства[181]. Однако эта система была бы наиболее взрывоопасной, поскольку по ее законам некий человек мог быть правителем, а его ребенок — нет. По правде говоря, я не знаю случаев реализации этой системы на практике[182].
Первая Тюркская империя, похоже, как раз и была реализацией подобной системы на практике, и, следовательно, ситуация в ней обострялась до предела, когда власть должна была перейти от одного поколения к другому. В конечном счете потенциальные наследники могли быть устранены только физически. Междоусобная война стала чрезвычайно распространенным явлением, поскольку в обществе, где было разрешено многоженство, число потенциальных наследников обычно оказывалось весьма большим. Во времена Оттоманской империи турки решали проблему наследников по боковой линии путем убийства всех братьев нового султана — жестокий, но эффективный метод.
Китайский каган
Жаньгань был обязан Суй своим положением, и китайцы стали рассматривать восточных тюрков в качестве важных союзников. В 605 г. Суй отправила армию из 20 000 тюрков против киданей, которые были полностью разбиты. Однако суйский император Ян-ди (правил в 605–616 гг., умер в 618 г.) обнаружил, что он не всегда может полагаться на их помощь. Во время посещения каганской ставки он узнал, что Жаньгань ведет переговоры с посланниками из Кореи, а на следующий год тюрки обещали помочь Китаю овладеть оазисом Хами в Восточном Туркестане и не выполнили своего обещания. Но, несмотря на свою ненадежность, тюрки стали важной составной частью экспансионистских планов Ян-ди. Например, он угрожал корейцам, что, если те не признают его власть, на них нападут тюрки. Для поддержания союза с тюрками Ян-ди организовывал пограничные рынки для кочевников, делал их вождям подарки и держал при дворе заложников. Однако в то же время он строил вдоль Хуанхэ линию укреплений для защиты Китая на случай нападения кочевых армий[183].
Надежды, которые Ян-ди возлагал на тюрков, основывались на том, что Суй долго помогала Жаньганю. Жаньгань сделал карьеру кагана на сотрудничестве с Китаем. Ситуация быстро изменилась после того, как в 609 г. он умер во время официального визита в Лоян. К власти пришел его сын Дуги (Шиби-каган), который относился к Китаю гораздо более холодно, чем его отец. Когда Ян-ди с большой армией напал на Корею, ожидая подкрепления от тюрков, он неожиданно оказался в изоляции, поскольку последние не пришли ему на помощь. Эта и две другие корейские кампании закончились настолько катастрофически, что по всему Китаю начались восстания. Первоначально тюрки выступали союзниками Китая, но лишь в той степени, в какой это было необходимо для сохранения даннической системы. В 615 г. они стали откровенно враждебными и атаковали Ян-ди, который отдыхал неподалеку от границы. Гражданская война в империи Суй вспыхнула с новой силой. В 618 г. Ян-ди был убит.
При падении Китая тюрки заняли выжидательную позицию. Они с радостью принимали посланников с дарами от всех соперничавших между собой китайских группировок. Они также приняли многих беженцев, включая часть суйских придворных, с которыми кагана связывали отношения свойства. Несмотря на свою огромную мощь, тюрки не участвовали в создании новой династии и не пытались завоевать Китай. Они снабжали лошадьми и поддерживали небольшими военными отрядами полдюжины мятежных китайских группировок, лидерам которых пожаловали титулы, однако сам каган активных военных действий не предпринимал. Тюрки, как и предшествующие кочевые империи, действовали в качестве посредников. Они в основном ограничивались тем, что находились рядом и наблюдали, что случится в Китае. Они предпочитали эксплуатировать Китай на расстоянии или совершать на него набеги; помогали то одной, то другой группировке, чтобы ни одна из них не могла чувствовать себя в безопасности. Даже после того как династия Тан объединила Китай, она была вынуждена проводить по отношению к тюркам политику умиротворения. Стратегия внешней границы в период правления первого танского императора вновь доказала свою эффективность в деле обогащения и укрепления их могущества.
В течение 300 лет Северный Китай находился под властью иноземцев. За это время иноземные правители во многом китаизировались, примером чего может служить политика Тоба Вэй лоянского периода. Этапы данного процесса стали предметом глубокого и тщательного изучения, но гораздо меньше внимания уделялось встречному процессу «варваризации» Северного Китая. Появление династии Тан обычно рассматривают как возвращение к традиционным китайским ценностям и политике. Однако более пристальный взгляд на семейство Ли, представители которого основали новую династию, доказывает, что столетия иноземного владычества оказали на северокитайскую знать большое влияние. Ее ценности, привычки, поведение и политика — все указывает на сильное воздействие степных традиций. Это влияние было настолько значительным, что к концу своего правления второй танский император Ли Ши-минь мог управлять как Китаем, так и степью в качестве признанного правителя обоих обществ. Его преемники оказались неспособными одновременно исполнять обе эти роли, и уникальная комбинация Китая и степи в рамках единого политического пространства сменилась привычным биполярным миром.
Влияние иноземного владычества на жизнь и обычаи Северного Китая являлось предметом многочисленных дебатов между южанами, сохранявшими власть национальной китайской династии в бассейне реки Янцзы, и северными китайцами, жившими на исконной территории китайского государства под владычеством иноземцев. Южане рассматривали себя как наследников древней культуры Хань. Они считали северян утратившими литературные способности и хорошие манеры, но опытными в военном деле, непостоянными в личных отношениях и равнодушными к правилам этикета. Женщины с севера обладали гораздо большей свободой. Они вели юридические дела, занимались коммерческой деятельностью и отстаивали свои права при дворе. По мнению писателей-южан, которые выступали против прав женщин, такое печальное состояние дел можно было отнести на счет степных традиций Тоба Вэй. При дворах северян пили разбавленный водой йогурт, а не чай. Северяне посмеивались над привычкой изнеженных южан пить чай. Список характерных различий севера и юга можно было бы продолжить, но и так ясно, что большое число степных обычаев вошло в обыденную жизнь северян, особенно среди китайской знати, служившей при дворе[184].