Когда в Китае и в степи существовали централизованные империи, маньчжурская граница не представляла собой независимого целого. Степь Ляоси была восточным крылом владений кочевников. Ляодунский полуостров, хотя и соединявшийся с собственно Китаем только узким перешейком, по своей организации и культуре всегда был китайским. Леса к северу от него были населены различными племенами, организованными в небольшие поселки и в культурном отношении связанными как с Китаем, так и с Кореей. На относительно небольшой территории можно было обнаружить лесные поселки, стойбища кочевников, китайские земледельческие поселения и города. Пока северная граница оставалась биполярной, эти разнородные группы не могли стать частью единого политического образования. Ханьские источники, освещающие вопросы торговли и пограничного администрирования, ясно указывают, что с экономической точки зрения данное разделение не было слишком резким. И ухуани, и сяньби активно участвовали в пограничной торговле, а китайские чиновники имели тесные связи со всеми торгующими племенами.

Когда биполярный мир на границе рушился, прежде разрозненные народы объединялись, чтобы создать новое государство смешанного типа. Какая из групп будет доминировать в таком объединении, предсказать было трудно. В разные периоды истории и степные кочевники, и лесные народы, и китайцы из пограничья могли формировать доминирующий социальный слой. Однако, как правило, это были либо степные, либо лесные племена, которые брали в свои руки бразды правления, поскольку китайцы из пограничных областей охотнее присоединялись к новому государству, чем создавали свое собственное, которое было бы вынуждено конкурировать с династией, правящей в Китае.

Для развития такому государству требовалось определенное время. И оно у него имелось, поскольку северо-восток оставался в стороне от основных сражений в Китае и степи. Во времена анархии правители Китая — как свои, так и иноземные, — не обращали на северовосточную границу особого внимания, предоставляя ее жителям значительную самостоятельность. Именно в период междуцарствий и развивался новый тип государственной структуры. Он принимал форму дуальной организации — с раздельным управлением племенными народами и китайцами. Вновь возникавшая династия контролировала племена посредством жестко регламентированной и централизованной военной структуры, пришедшей на смену рыхлой племенной конфедерации с автократическим управлением. Китайским населением эта династия правила, используя китайских чиновников и институты. В обязанности династии входила интеграция племенного и китайского элементов, которая достигалась за счет системы раздельного управления, сочетавшей преимущества китайской гражданской администрации и племенной по своему происхождению военной знати. Подобная комбинация не обеспечивала государству такой же военной мощи, как в централизованной степной конфедерации, и такого же отлаженного аппарата управления, как у национальных китайских династий, но все-таки это сочетание было действенным: степные племена теряли возможность самостоятельно организовывать завоевания, а китайские чиновники лишались рычагов военной власти. Когда китайские военачальники и агрессивные степные племена уничтожали друг друга и разоряли большую часть Северного Китая, маньчжурские по происхождению государства становились той силой, с которой связывались надежды на восстановление порядка.

Для создания подобной структуры требовались усилия нескольких поколений, изменения происходили медленно. Необходимо было, чтобы группа племен сначала закрепила за собой определенную территорию, а затем расширила свои владения и включила в их состав китайские поселения. Следующий шаг — обеспечение раздельного управления китайской бюрократии в сельскохозяйственных районах и вождей племен в военной сфере. Это делалось для облегчения администрирования и в связи с тем, что вождь племени, осуществлявшего завоевания, осознавал, что обособленная китайская сфера управления гарантирует ему серьезную дополнительную поддержку за пределами племенной структуры. Опираясь на эту поддержку, он или его преемник постепенно уменьшали автономию племен, пока последние не превращались в дисциплинированную и централизованную военную силу под контролем династии. В финальной стадии династия полностью отказывалась от своих племенных корней и предъявляла права на абсолютную власть в Китае. Когда армия, состоявшая из племен, захватывала китайскую территорию, последняя уже не делилась (как добыча), а управлялась государственными чиновниками из числа китайцев. Хотя племенной компонент и становился подчиненным, он не подпадал под контроль чиновничества, а продолжал существовать отдельно, имея свои собственные законы, привилегии и обязанности. С его помощью династия обеспечивалась военной силой для подавления восстаний внутри Китая и для обороны страны. Раздельные системы гражданского и военного руководства объединялись в руках императора, который теоретически имел абсолютную власть над ними обоими.

Данная тенденция впервые обозначилась именно в период Шестнадцати государств и разделения страны на север и юг. Конечно, можно возразить, что само по себе это еще не дает оснований для построения теоретических заключений, тем более что детали рассматриваемого процесса неясны. Однако именно в эту пору анархии впервые появилась модель, которая позднее реализовывалась в те эпохи, которые следовали за падением других династий. В дальнейшем данный процесс протекал все более ярко выраженно, так как сокращался промежуток времени между падением кочевой династии и образованием очередного маньчжурского государства. Между падением Хань и образованием первого маньчжурского государства он составил 150 лет, после падения Тан — около 75 лет, а падение Мин произошло одновременно с установлением власти Цинов. Время развертывания процесса сокращалось, но его суть оставалась прежней.

Возможность автономизации маньчжурского пограничья впервые стала очевидна в момент основания Цао Цао династии Вэй. Его соперник Юань Шао сильно зависел от ухуаней, и упадок семейства Юань был окончательно предрешен разгромом последних в Маньчжурии. Еще более впечатляющим фактом является длительное господство военачальников семейства Гунсунь на Ляодунском полуострове. Они никогда не обладали особым могуществом, но выгодное расположение полуострова позволяло им успешно отражать атаки гораздо более сильных противников. Падение Ляодуна произошло только в 253 г., много позже того, как весь Северный Китай перешел в руки Вэй, и лишь после совместной атаки корейских и китайских армий[154]. Ляодун и прилегавшие районы обеспечивали ресурсами государство по модели китайского, однако географически отделенное от Китая. В период анархии Ляодун всегда был провинцией, которая первой отделялась от Китая. Когда Китай был единым, Ляодун всегда находился в его составе.

Во времена династий Вэй и Цзинь господствующей силой в маньчжурском пограничье стали сяньби. Малая численность и отсутствие единства никогда не позволяли им сделаться такой же мощной державой, как сюнну. Однако в новых условиях, сложившихся на пограничных землях, малая численность имела свои преимущества. Каждая группа предъявляла права на определенную территорию, которую была готова защищать и развивать, постепенно трансформируясь в государство смешанного типа. Данный процесс происходил во многих племенах сяньби, периодически то усиливавшихся, то ослабевавших. Из этих племен наибольшего успеха добились муюны, которые основали первую после падения сюннуского государства Чжао сяньбийскую династию в Китае. Организация, созданная муюнами, явилась той основой, на которой родственные им кочевники тоба объединили весь Северный Китай[155].