По крайней мере для части сюннуских сановников прямолинейные требования отдать лошадь и женщину казались более серьезными, чем вопрос о владении какой-то пустыней, от которой не было никакого проку; лишь гораздо позднее война Маодуня против дунху была интерпретирована в том смысле, что даже кочевые народы придавали большое значение владению землей, так как именно требование территории положило начало конфликту. Это объяснение, однако, неполно, так как здесь упускается из виду политический контекст этого требования, и таким образом смешивается предыстория войны с ее непосредственным предлогом.

Требования дунху были проверкой силы сюнну, а ответ Маодуня являлся частью крупномасштабного замысла — превращения слабых в военном отношении сюнну в силу, способную одержать победу над мобильным противником. Маодунь использовал классическую степную тактику ложного отступления. Атакующего убеждали в том, что он преследует разгромленного врага, а на самом деле заманивали в засаду. Маодунь притворялся, что идет на уступки все возрастающим требованиям дунху. Разногласия при дворе сюнну по поводу этих уступок способствовали созданию образа нового правителя, который держится оборонительной тактики и не способен управлять страной. Последнее требование дунху насчет сюннуской земли продемонстрировало их самонадеянность и послужило причиной войны, которую уже давно планировал Маодунь, так как это был единственный путь ослабить бдительность противника и застать его врасплох. Чтобы стать успешной, атака должна была быть молниеносной и неожиданной. Кочевников не так-то легко разгромить, если у них есть возможность отступить в безопасное место. Но Маодунь смог ударить без промедления, потому что его подданные были всегда готовы к боевым действиям и чрезвычайно мобильны. Сюнну собрали войско в течение нескольких дней после приказа Маодуня.

Поглотив дунху, Маодунь обратил свои взоры на запад и нанес первое из множества поражений юэчжам, которые некогда господствовали над сюнну. Он захватил все земли к югу от Хуанхэ, которые циньские армии ранее отобрали у сюнну. Отсюда он предпринимал набеги на те районы Китая, которые из-за гражданской войны остались незащищенными. В ходе войны на севере Монголии он покорил пять племен. «Таким образом, знатные люди и высшие сановники сюнну подчинились Маодуню и стали считать его подлинно достойным государем»[57]. Затем Маодунь обратился к югу, и воссоединенный Китай увидел перед собой степную империю, обладающую огромной военной мощью.

Основание Маодунем степной империи совпало по времени с объединением Китая под властью Гао-цзу, первого императора династии Хань. Хотя степные кочевники не принимали участия в гражданской войне в Китае, начавшейся после падения династии Цинь, новые ханьские правители видели в них серьезную угрозу для Китая. Наиболее очевидной опасностью были набеги. У сюнну было достаточно сил для того, чтобы опустошать пограничные области, разрушать и грабить. Менее очевидная, но потенциально более серьезная опасность для династии заключалась в том, что правители северных пограничных областей могли объединиться с сюнну в борьбе против центрального правительства.

Первый конфликт между ханьским Китаем и сюнну в 201–200 гг. до н. э. произошел именно по этой причине. Война началась с нападения сюнну на пограничный город Маи в провинции Дай, в котором пребывал князь Хань Синь, союзник Гао-цзу в гражданской войне. Он перешел вместе со своими войсками к сюнну. Потеря пограничного региона была не большой утратой для империи, но дезертирство непокорного князя внушало серьезные опасения. Гао-цзу был вынужден создать ряд автономных княжеств и пожаловать их своим союзникам. В одиночку противостоять верховной власти императора и его армиям князья не могли, поэтому шансов самостоятельно выйти из-под контроля Хань у них было мало. Однако, если князь или даже наместник провинции заключал союз с сюнну, его шансы на получение независимости от Китая (под эгидой кочевников, разумеется) увеличивались. Все князья опасались потерять власть над своими княжествами в случае укрепления династии. Таким образом, они были готовы к измене.

Гао-цзу не мог оставить предательство Хань Синя безнаказанным. Император собрал войско и лично повел его на границу. Кампания с самого начала была неудачной. Жестокий холод и снег обрушились на армию во время марша, и обморожения привели к потере 20–30 % личного состава. В конце концов сюнну были обнаружены, и китайцы начали преследовать, как им казалось, небольшой конный отряд «варваров». Гао-цзу лично возглавил передовую колонну. Незнакомый с тактикой степного боя, китайский авангард погнался за отступающими кочевниками и вскоре попал в засаду у Пинчэна. Обманутый ложным отступлением сюнну, Гао-цзу оказался отрезанным от основной ханьской армии и был окружен сюннуской конницей.

Главные ханьские силы не смогли прорвать окружение, и в течение семи дней император оставался в ловушке у кочевников. В отчаянии он отправил к жене шаньюя гонца и заключил с ней тайный договор с просьбой об освобождении. Супруга шаньюя убедила мужа в том, что пленение ханьского императора не в интересах сюнну, так как кочевники никогда не смогут захватить Китай. Согласно позднейшим свидетельствам, Гао-цзу склонил ее к сотрудничеству, пригрозив, что, если она не добьется урегулирования этого вопроса, он отправит шаньюю в жены несколько прекрасных китайских принцесс, которые завоюют его внимание[58]. Маодунь, однако, также имел серьезные практические основания для прекращения осады: его союзник Хань Синь не явился на запланированную встречу с сюнну, и было опасение, что он может вновь перейти на сторону китайцев. Так или иначе, в кольце окружения сюнну открылась маленькая брешь, и Гао-цзу выскользнул через нее вместе со своими войсками.

Это было наиболее значительное поражение, которое китайцы когда-либо потерпели от сюнну. На протяжении целых столетий одного лишь упоминания о Пинчэне было достаточно, чтобы правительство дважды подумало перед тем, как начинать против них военные действия. Отныне военная мощь сюнну вызывала уважение и «сюннуский вопрос» стал главным вопросом внешней политики ханьского двора.

Военное могущество Маодуня еще более увеличилось в дальнейшем, когда в начале правления ханьского Вэнь-ди (179–157 гг. до н. э.) сюнну наголову разбили юэчжей, которые бежали на запад. В результате этой победы сюнну установили контроль над маленькими оазисными государствами в Туркестане. Маодунь отправил ханьскому двору сообщение об этих победах. Он писал:

Все народы, натягивающие лук, ныне объединены в одну семью, и вся область севера умиротворена. Ввиду этого я хотел бы прекратить войну, дать отдых моим воинам, отпустить моих лошадей на пастбища, забыть недавние дела [с набегами на Китай] и возобновить старый договор, чтобы пограничное население могло жить в мире, которым оно наслаждалось в прошлом, молодые люди могли достигать зрелого возраста, старики — спокойно доживать свой век, и поколение за поколением наслаждались бы миром и покоем[59].

Ханьский двор, решив, что сюнну обладают чрезвычайной военной мощью, согласился возобновить договор и открыть пограничные рынки. Маодунь умер естественной смертью в 174 г. до н. э., передав огромную империю своему сыну.

Маодунь создал империю сюнну с помощью обширных завоеваний. Однако гораздо примечательней масштаба этих завоеваний были структура и стабильность государства сюнну, которое существовало дольше, чем другие степные империи. На протяжении первых 250 лет своего существования империя сюнну безраздельно властвовала над степью, и на протяжении более чем 500 лет сюннуский шаньюй оставался важнейшим действующим лицом в вопросах пограничной политики Китая. Десять поколений сюннуских шаньюев мирно сменяли друг друга на престоле, пока в 57 г. до н. э. не разразилась первая междоусобная война, а потом еще десять их поколений без эксцессов царствовали вплоть до начала второй междоусобной войны в 48 г. н. э. В качестве правителей объединенной империи династия шаньюев существовала дольше династии Ранняя Хань, а в качестве правителей небольшого государства шаньюи пережили и Позднюю Хань. Истоки этой стабильности следует искать в своеобразной природе сюннуского государства и в тех взаимоотношениях, которые оно установило с Китаем. Это была «имперская конфедерация», автократическая и государствоподобная во внешней и военной политике, но придерживавшаяся принципов совещательности и федерализма во внутренних делах. Власть шаньюев коренилась в той двойственной роли, которую они играли как военные лидеры и одновременно единственные посредники между Китаем и степными племенами. Стратегия сюнну в отношениях с ханьским Китаем как в области дипломатии, так и в области военного противостояния основывалась на том, что сюннуское правительство было обязано своей финансовой и политической стабильностью эксплуатации ресурсов за пределами степи. Сюннуское государство было не результатом внутренней эволюции, а попыткой кочевников самоорганизоваться для того, чтобы эффективно манипулировать Китаем. Организационные принципы сюннуского государства и его внешней политики могут быть изложены следующим образом.