Только рождение ребенка и может вернуть расположение Горыни. У знатного купца Горыни был брат и отношения с ним у Арона и Ирины-Рахиль были крайне напряженные. Все дело в том, что Горыня не имел детей, наследников. Все знали, что купец уже начал обвинять свою жену Ирину в том, что она не может подарить ему ребенка. Если ранее Горыня мало обращал внимания на это недоразумение, наслаждался тем, что смог урвать себе в жены одну из красивейших девиц Киева, то теперь, когда старик все реже желал близости с женой, красавица Ирина входила в опалу.

Да и раньше не так, чтобы все было у них хорошо. Когда отдавали четырнадцатилетнюю девицу замуж за сорокавосьмилетнего купца-вдовца, чью семью годом ранее убили половцы, Горыня уже не мог нормально исполнять свои супружеские обязанности. Его возбуждали всякие странности и он порой просто заставлял раздеваться Ирину, не притрагиваясь к ней. Случалось, что и бил ее.

Перед отъездом, который состоялся всего три дня назад, Ирина выдержала издевательства и унижения и у них с мужем все же получилось то, что должно происходить между супругами. Потому женщина и была уверена в том, что никто, если провернуть дело быстро и тайно, не узнает, от кого, на самом деле, ребенок.

— Отец, он словно сын Горыни. Рослый, русый, с такими глазами… — Ирина забылась и стала описывать Влада слишком откровенно.

— Он тебе приглянулся? Отрок же еще, — догадался Арон, почему его не глупая дочь так настаивает на решении проблемы именно с тем странным Владом, что выглядит, как переросток, а разговаривает, как старик.

— Я мужняя жена без мужа. Со стариком живу. А этот отрок… — Ирина даже испугалась того, насколько откровенно разговаривает с отцом.

— А еще, коли родишь сына, то больше прав иметь будешь и на усадьбу Горыни и на его товар, четыре ладьи, двадцать три добрых коня, серебро, — говорил Арон, скорее себя успокаивая, внутренне он уже согласился с мнением дочери.

Арон был выкрестом, его крестили, когда мужчине было двенадцать лет. Так повелел поступить мудрый отец Арона — Моисей, сам ставший Михаилом. Но никогда Арон, крещенный Пантелеймоном, не забывал своих корней. Не давал он забыть о своем еврейском происхождении и Рахиль, названную Ириной. В Киеве не всех евреев выгнали, не всех убили. Оставались некоторые семьи, которые быстро перекрестились, ну а торговые связи, да частичное прощение всем должникам, как и подкуп городской стражи, позволили пережить еврейский погром.

Когда Владимир Мономах вернулся в Киев, чтобы, якобы, решить проблему, много евреев, и не только их, были уже убиты, а те, что оставались, быстро крестились. Так что закон великого князя о том, что жидам надлежит покинуть город, запоздал. Уехали пару семей, которые наотрез отказались даже показывать видимость смены веры, но и осталось немало иудеев, пусть и тайных.

Так что крещение не означало, что нет Талмуда, что забыта вера Иуды. Нет, христианство — это притворство, чтобы выжить и продолжать делать деньги.

Ну а дочь… Как считал Арон ранее, он очень удачно пристроил свою единственную дочку. Была мечта у выкреста соединить два капитала: его собственный с тем, который был у купца Горыни. У Арона есть сын, старшийбрат Рахиль-Ирины, он и занимается выездными торгами, а у Горыни никого нет, кроме жены и брата. Если Ирина-Рахиль родит, то многое поменяется. Сильно хочет Горыня ребенка, правда крайне мало для этого делает.

— Он завтра придет. Если решила, сделай так, чтобы его семя родило, — сказал Арон и, резко развернувшись, ушел в другую комнату, откуда лестница вела по подпол, где можно, при свете очень дорогих свечей почитать Талмуд.

*……….*…………*

— Клянусь на том крест целую и воздаю Богу нашему Исусу Христу и грозному Батьке, — сказал я.

Острозаточенным ножом я полоснул по ладони и кровь моментально начала сочиться. Я сжал кулак и направил струйку крови на землю. Князь поднял вверх руки, извлек меч и направил его на меня.

— Помни клятву, ты служишь мне, ты собрат всей дружине! — наставлял меня Иван Ростиславович.

Меч мне вручили тот, что я первым делом купил у Арона, никаких тебе подарков и плюшек от князя. Мое клятвоприношение было несколько скомкано, словно спешили куда-то. Бражничать особо не дали, но братину с брагой вынесли. Сладковатая чуть приторная жидкость была мне не особо приятна на вкус, но, конечно же я выпил. А после все закончилось.

И более ничего. Ну да и ладно. Обряд совершен, можно отдыхать. На следующий день, с самого утра тренировка, а после нужно идти к торговцу, причем он просил прийти одному. Засада? Не думаю. А вот то, что дает мне такой приход, будоражило сознание и долго не давало заснуть. И я не ошибся в своих ожиданиях.

Я лежал на боку и почти не шевелился. Не мог наглядеться той необычайной красотой, которую излучала Рахиль. Да, это имя, которое по секрету назвала мне девушка, более всего ей подходит. Все в ней грациозно: изгиб спины, чарующие округлости, необычайно жесткие черные волосы, которые эротично расплескались по всему молодому женскому телу. Ее хотелось, я не мог напиться этой красотой, вновь и вновь стремился обладать ею.

У меня в прошлой жизни были разные женщины, причем и по характеру и даже по цвету кожи. Ну любил я это дело, есть грешок, который почти невидимый относительно других, более значимых грехов. Но сложно было вспомнить хоть какую их моих пассий, которая была бы столь темпераментной.

— Я сильно кричала? — спросила Рахиль, чуть разворачиваясь ко мне.

В меру стройное тело, с яркими геометрическимиформами. Ее нельзя было назвать стройняшкой, Рахильбыла, как сказали бы: «кровь с молоком», а я бы перефразировал и сказал так: «кровь со сливками». Да чего там, со сливочным маслом.

Рахиль перевернулась и явила мне всю прелесть вида женщины в анфас почти четвертого размера. Вновь мое естество стало захватывать сознание. Молодое тело откликалось на любое движение женщины. А когда Рахиль только лишь провела кончиками пальцев по моей груди, опускаясь несколько ниже… Я был готов.

— Я сама, — сказала нимфоманка и взгромоздилась на меня.

Ради таких моментов, в том числе, и стоит жить… Меня распирало признаться в любви, поклясться в вечной преданности. Но даже в такой момент нужно контролировать свои слова, думать, пусть и разум для этого оставляет крайне мало места. Я не сказал ничего, я наслаждался женщиной, которая стонала и изгибалась от близости со мной.

Час, два, может и дольше, длился наш, казалось, нескончаемый марафон. Я был горд собой, учитывая имевшийся опыт и то, что я в теле еще сильно молодого мужчины, точно не опозорился, напротив, смог произвести впечатление на женщину, так как слова благодарности так и лились из уст Рахили. Она, в отличие от меня не сдерживалась, не думала, что все эти признания — это легковесные эмоции, мимолетные. Скорее всего, именно так. Хорошо здесь и сейчас, а остальное… И пусть весь мир подождет!!!

Но, к сожалению, может и к счастью, но мир не ждал, не хотел давать счастья больше, чем положено. В дверь постучали.

— Ирина! Ты тут? — спросили за дверью.

По голосу я узнал Арона. И купец явно лукавил. То, как буквально только что кричала и стонала Рахиль, нельзя было не услышать, находясь в доме. Как бы соседи не слышали, не то, что отец. И вся эта ситуация несколько напрягала, чувствовался подвох. Но как можно отказаться от близости с красивой женщиной, когда внутри бушуют гормоны? Вот я и не отказался, даже когда почувствовал неладное. Впрочем, опасности я не ощущал, лишь недосказанность, или ложь.

— И как сие понимать? — спросил я.

Прятаться в шкафу, или выпрыгивать в окно не стану. И дело даже не в том, что шкафов нет, их можно было бы заменить двумя массивными сундуками, и не в том, что в те маленькие оконца может протиснуться только что заяц нежирный, и что они забиты слюдой. Я просто, по своему характеру так поступать не стану. Да, честь дамы, все такое. Но прятаться от проблем? Нет.