— Поэтому ты и мне доверяешь?
— Видимо, да. Совсем недавно Гнус показал мне этот шарик. На вид — обычная безделушка, и я даже не предала значения этой вещи. Как и сегодня, мы пришли к этим постройкам. С нами уже были дети, и у нас у всех был только один вопрос: где спрятаться? У Гнуса уже был заготовлен ответ. Подвал. Я тогда не знала таких слов. Улицы, подвалы, фонарные столбы, детские площадки, машины, часы… Откуда всё это?
— Долгая история. Когда мы выберемся, я обязательно тебе всё расскажу.
— Мне кажется, я никогда не узнаю правды. Гнус обещал мне поведать еще много чего интересного. Рассказать о таких вещах, которые я не увижу даже во снах. Мне было страшно, я боялась неведомого, однако любопытство было куда сильнее. Но, к сожалению, Гнус не успел. А потом появилась ты. Что у вас общего?
Сейчас не было никакого смысла ей что-то рассказывать. Сомнения в её разуме могли навредить не только ей. План, которого мы придерживались, может оказаться на грани провала, и последствия поспешных выводов могут повредить не только мне, но и всем тем, кто остался снаружи.
— Расскажи мне про подарок Гнуса.
— В подвалах было куда прохладнее чем снаружи, да и безопаснее, как заверил меня Гнус, — продолжила Сугар, — Перед самым входом в подвал, я посетовала на кромешную тьму, в которой не было видно даже протянутой руки. Я хотела сделать факел, но Гнус меня остановил. В его руках появился этот шарик, грязный и пахучий, покрытый поблёскивающим гноем. Меня еще тогда напугал вид этого предмета, но потом Гнус разделил его на две части, и я с трудом сдержала тошноту. На дне одной из половинок лежал кусочек мозга, по которому ползали мухи. Гнус вытряхнул его на землю, а затем раздавил ногой, сказав, что ему больше это не понадобиться. Он забрал оставшиеся угольки из костра, на котором мы готовили пищу, положил их на чашу и вручил мне. Он сказал тогда, что свет никогда не потухнет. От Гнуса я узнала, что подобные «дары» судья Анеле преподносила своим поверенным лицам, но на мой вопрос: «зачем?», мухи сухо прожужжали — подарок. И теперь этот мячик — мой подарок. Жуткий подарок, сделанный из кости замученного человека, который поплатился своей жизнью только за то, что умел в своих руках сохранять огонь. И даже если на его ладонь положить кусок сочного мяса — оно никогда не стухнет и в нем не заведутся личинки мух.
Подарок Гнуса великолепно освещал подвал. Оранжевый свет от углей скользил по стенам, вид которых вызвал у меня лёгкое недоумение. Все дома кровавого города были похожи на огромные кучи земляных червей, выползших из земли в проливной дождь. Влажные стены построек постоянно пульсировали, каждый канатик сосуда на короткий миг вытягивался, а затем вновь сужался, прогоняя через себя не мысленные объёмы крови. И казалось, что каждый дом зарывается глубоко в землю своими щупальцами, формирую под собой прочный подвал. Но сейчас, видя перед собой стены, похожие на переплетение кораллов цвета выбеленной кости, мне приходит на ум только одно — подвал построен из другого материала. Из кости. Межкомнатные перегородки, трубы под потолком и на стенах, ящики с закрытыми дверцами в углах — всё это выращено из кости. Человеческой? Видимо, да.
— Сугар, из чего сделан подвал? — спросил я, проводя ладонью по стене.
— Инга, разве ты не догадываешься? — с заметным отвращением переспросила женщина, освещая сферой сотни костяных переплетений с множеством опухолей и рубцами. Стены напоминали неумело связанный свитер из человеческих ребер. — Создатель этого ужасного города не заслуживает жизни.
Да, этот город в буквальном смысле построен на костях и крови. И сколько ещё таких проектов сумасшедший архитектор реализовал, или попытается реализовать на этой земле?
Миновав несколько узких пролётов, Сугар взмахом ладони попросила меня остановиться. В нос ударил спёртый запах. Пахло мочой и фекалиями, и я точно мог сказать, что подвальные крысы тут не причём. Шагая тихо-тихо, почти на цыпочках, она вошла в комнату и подняла над головой руку с полусферой. Оранжевый свет отразился от обелённого потолка и осветил комнату почти целиком. Вначале я услышал их ропот, вздохи и всхлипы. А затем я увидел их.
Из глуби подвальной комнаты на нас взирали несколько десятков испуганных детских лиц. Дети сидели на полу, привалившись к стене спинами. На всех — грязные серые робы, как на Роже и на самой Сугар. Лица перепачканы чем-то жирным, ноги и руки покрыты тонким слоем пыли. Волосы каждого давно не видели тёплой воды и мыла, и я не удивлюсь если увижу на их волосах стаи скачущих вшей. Картина была мне до ужаса знакома. Я никогда не забуду, как вжимался в соседского мальчика, когда от бомбёжек на нас просыпалась пыль с потолка. Многие обнимались, ища спасение в соседе, ища надежду в его взгляде, где тебе удалось увидеть крупицу смелости. Она так мала, её даже не разглядеть под микроскопом, но она всё равно будет казаться гигантской в сравнении с твоей. И всё что тебе хочется, чтобы сосед поделился с тобой. Дал хоть немного своей смелости. Крохотную песчинку, её хватит.
Но смелости никогда не хватит на всех.
Сугар повела рукой с огнивом, бросая свет на детей, примкнувшим к стае с края. Женщина словно считала их по головам, присматривалась к каждому, а когда среди грязных лиц не находила знакомого, вновь водила лампой. И только после того, как все дети были пересчитаны, Сугар подняла руку над головой. Только в этот раз перед моими глазами открылась совсем иная картины. Жуткая, вид которой вызывал множество вопросов.
Прямо над головами детей в стене из костного образовании был выдавлен человеческий силуэт. Руки расставлены в стороны, ноги сведены, голова повисла набок. Казалось, я смотрю на распятье, только вместо огромного деревянного креста — глубокая костяная ванная, а возвышенность Голгофы сменили утопленной в землю подвальной комнатой. Теперь мне понятно, откуда такой прочный фундамент у домов, построенных из переплетений пульсирующих вен и сосудов. Бедняга, чьи кости практически невозможно переломить даже сотней ударов кувалдой, закладывался в основание фундамента, а далее неведомая болезнь всё брала в свои руки, заставляя человеческие кости расти по заданной программе. Я был уверен в своих домыслах, лишнее тому доказательство висело на моём поясе и спине. Булава и щит из разросшихся болезнью костей. Жутко, но чертовски эффективно. Природа скрупулёзно соблюдает баланс сил на этой земле, но всегда найдётся тот, кто сумеет взобраться на одну ступень развития выше.
— Дети, это я, — прошептала Сугар, боясь напугать детей громкими звуками. — Я не одна, со мной пришёл друг.
Я видел с каким трепетом и надеждой детские глаза следили за каждым движением Сугар, и невозможно было не уловить с какой надеждой скользнул детский взгляд ей за спину, туда, где в темноте прятался я.
— Она и её друзья помогут вам выбраться из города, — прошептала Сугар, заходя в глубь комнаты. — Но вы не должны её бояться.
— А она страшная? — раздался детский голос, принадлежащий девочке, сидящей в самом центре кучки слёз и разбитых надежд.
— Нет, — присуще материнской ласке прошептала Сугар, — Инга красивая, но её внешний вид может вас напугать.
— Почему? — прошептала та самая смелая девочка.
— Потому что Инга — кровокож…
Не успела Сугар закончить предложение, как подвальная комната наполнилась визгом и криками. Дети вопили:
— Кровокож! Кровокож! Кровокож!
— Успокойтесь! — рявкнула Сугар. Сфера в её руках затряслась, бросив на стены колышущиеся тени.
Я не мог видеть лица Сугар, но судя по тому, что в подвале стало гораздо тише, дети видели перед собой далеко не добрую тётушку, раздающую с широкой улыбкой всем деткам конфеты.
— Она вас не тронет, — Сугар смягчила тон. — Она пришла помочь вам.
Женщина в грязной робе повернулась ко мне лицом и с улыбкой произнесла:
— Инга, зайди к нам. Дети хотят с тобой познакомиться.
Какое-то мгновение я не решался. Детские глаза повидали столько дерьма, что даже вид красивых игрушек перед их носом не сможет выдавить улыбки на их лицах. А тут я. Кровокож. Что может быть хуже? Да в принципе уже ничего. Мы забрались так глубоко, что чистенькими уже точно не выберемся. У всех останется неизгладимы след на всю жизнь. И сейчас самое главное — сохранить детские жизни, даже если придётся их напугать до смерти.