Меня пробрало ознобом. Я медленно отставила чашку, чтобы не выдать себя дрожью пальцев.
Клэр и Эллис выстроили логическую цепочку безошибочно. Вот только предупреждение запоздало. Иностранец, присматривающий за Дилейни, уже наведался ко мне – вчера. Дядя Рэйвен предположил, что он заинтересовался мною из-за беседы с «Герром Биратом», то есть советником Мёллером.
Выходило, что причин было по меньшей мере две. И ничего хорошего мне это не сулило.
Вскоре Эллис, которому не терпелось проверить новую версию и организовать поиски того самого алманца, вернулся в Управление. Мне не хватило смелости раскрыть правду о визите самозваного «мистера Берга» и предупредить детектива об опасности. Впрочем, наверняка они с маркизом держали связь и обменивались важными сведениями… хотя бы теми, что касались меня самой. И, если глава Особой службы посчитает, что Эллису стоит знать о политической подоплёке дела, он сам обо всём расскажет… Может быть.
Такими отговорками я успокаивала свою совесть. Но в глубине души осознавала, что на самом деле просто не хочу снова переживать даже в воспоминаниях ту ужасающую беспомощность, которую испытала в присутствии алманца. К тому же после разговора с маркизом в груди зародилась надежда, что мы с «мистером Бергом» больше не встретимся.
О, как я ошибалась!
Однако утром ничего не предвещало беды.
Беседа с мистером Спенсером о ходе ремонтных работ в замке немного затянулась. После полудня, когда управляющий наконец ушёл с целым списком новых указаний, я вызвала Юджинию и приказала подать кофе с творожным печеньем: от деловых разговоров у меня по обыкновению разыгрался аппетит. Но не успела и глотка сделать, как мистер Чемберс доложил о гостях.
– К вам супруги Перро. Им не назначено, насколько я помню расписание. Прикажете проводить их в Голубую гостиную или сообщить, что вас нет дома? – степенно осведомился он.
Я была несколько удивлена неожиданным визитом, но обрадовалась. Признаться, Элейн мне очень нравилась, да и её муж-лётчик вызывал неподдельный интерес.
– Проводите, пожалуйста, и попросите немного подождать.
«Немного» растянулось едва ли не на полчаса; то была исключительно моя вина, потому что я не могла сосредоточиться на списке материалов и примерной смете расходов для весеннего обновления интерьера в «Старом гнезде». Почему-то из головы не шёл визит алманца, и мысли тут же устремлялись в беспокойное русло: надо бы постоянно держать закрытой дверь с чёрного хода, а ещё условиться с Мэдди о знаках, чтобы незаметно вызвать помощь, а ещё, возможно, нанять охрану, а ещё…
Посадив безобразное чернильное пятно на полях списка материалов и переделок, я смирилась со своим абсолютно нерабочим состоянием и переложила документ в стопку для Юджи с пометками «переписать набело» и «высказать свои соображения». В конце концов, задерживать супругов Перро и дальше было бы невежливо.
Дверь Голубой гостиной кто-то из слуг оставил приоткрытой, и до моего слуха долетел небольшой обрывок спора между Элейн и её мужем-лётчиком. Клодом, если мне память не изменяла. Говорили очень тихо, по-марсовийски. Её голос звучал мрачно, словно она сетовала на что-то. Клод же, напротив, отвечал самоуверенно и слегка снисходительно. Я нарочно замедлила шаг, громче стуча каблуками, чтобы гости успели закончить спор, и все мы не попали в неловкое положение. Голоса и правда смолкли. Мне только и оставалось, чтобы войти в комнату и обменяться приветствиями с супругами Перро.
На Элейн была широкая блуза кофейного цвета, длинная тёмно-зелёная юбка из шелестящей ткани, по форме напоминающая тюльпан, и жилет в тон, с очень красивыми янтарными пуговицами. На воротнике поблёскивала брошь из того же камня, изображающая птицу в полёте. Клод Перро оказался более рослым, чем представлялось по описаниям. Стройный, светловолосый, с сияющей и одновременно величественной улыбкой на устах, он напоминал сказочного короля, путешествующего инкогнито. И даже помятый клетчатый костюм не портил впечатления. Для полноты монаршего образа разве что короны не хватало, но воображение с лёгкостью её дорисовывало.
Редко мне доводилось встречать столь самоуверенных с виду людей, чья убеждённость в собственной уникальности не отталкивала, а притягивала. Другим таким был, пожалуй, Эрвин Калле: только он мог с небрежно бросить что-то вроде «Моя новая гениальная картина», и никого бы это не покоробило и не насмешило.
Манеры Клода были немного похожими. Сразу после обмена приветствиями, он обернулся к Элейн и громко, по-аксонски произнёс:
– Видишь, ты говорила, что мы не вовремя. Но леди Виржиния сказала, что рада нашему визиту. Сама подумай, кто откажется принять меня?
Это «меня» прозвучало так, словно его произнесли с большой буквы. Я едва сумела сдержать смешок, а на лице Элейн появилось скептическое выражение:
– Разумеется, дорогой. Кто же захочет так безрассудно рисковать своим временем?
Он царственно выгнул бровь – так, словно перед этим долго тренировался у зеркала – и поинтересовался:
– В каком смысле – «временем»?
Элейн вздохнула, потупив взгляд.
– Боюсь, что попытки выставить тебя из дома заняли бы гораздо больше времени, чем сам визит.
К моему удивлению, Клод не обиделся, а польщённо улыбнулся:
– Это верно, у меня настоящий дар – убеждать людей. Мало кто может устоять перед моими аргументами!
Элейн закатила глаза, а я всё-таки рассмеялась и спросила:
– Надеюсь, мысли о неуместности визита возникли не из-за долгого ожидания?
– Ни в коем случае. Разве что у кое-кого, склонного верить в худшее, – одарил меня улыбкой Клод. На скулах у него пробивался золотистый пушок – слабое подобие бакенбард, и лицо из-за этого казалось немного уже, чем было на самом деле. – А вообще у нас есть интересное предложение. Не желаете полюбоваться цветами в разгар холодов?
– Действительно, интересное, – вырвалось у меня. Да уж, семейство Перро оказалось полно сюрпризов!
В итоге я сообщила в кофейню о том, что прибуду только во второй половине дня, и направилась с Элейн и Клодом в марсовийское посольство. Там в оранжерее вдруг расцвели убранные на зиму розы, а небольшая аллея с апельсиновыми деревцами покрылась нежным белым флёром. Особняк с пристройками, отведённый под дипломатическую миссию, располагался на бульваре Холливэй, который ровно через квартал пересекался с «улицей Искусств», Хайвинг-стрит, а другим концом упирался в площадь с церковью святого Игнасия. Старинных красивых зданий здесь хватало, место было невероятно живописным и к тому же считалось престижным. На бульваре Холливэй располагалось не только марсовийское посольство, но ещё и лотарское, а почти в самом конце – романское. А также торговое представительство Алмании, и это обстоятельство, увы, совершенно вылетело у меня из головы.
Опомнилась я слишком поздно.
Мы отпустили кэб в самом начале бульвара, чтобы немного погулять и полюбоваться громадными чёрными дубами, сохранившимися, кажется, с тех времён, когда на месте Бромли было ещё небольшое поселение. Мы шли, шутливо обсуждая, почему вдруг розы распустились в неурочное время. Клод Перро утверждал, что это счастливое знамение в честь приезда его драгоценной особы. Элейн же словно бы из чувства противоречия мрачно пророчествовала, что-де алые цветы посреди зимы – предвестье войн и прочих бед. Я же искала рациональное объяснение: возможно, в оранжерее некоторое время было холодно и темно, затем неполадку устранили, и растения приняли неожиданное потепление за наступление весны…
…и аккурат в конце особенно прочувствованного пассажа, частично почерпнутого из уроков Паолы по ботанике, взгляд словно зацепился за что-то. Полузнакомое лицо в череде прохожих, тёмные глаза под полями шляпы.
Озарение было мгновенным: мистер Берг!
Несомненно, он. В другом пальто, более дорогом, с оторочкой из чернобурой лисы, с тростью в одной руке и небольшим саквояжем во второй. Элейн заметила мою запинку, проследила за направлением взгляда – и тоже замерла, бледнея.