Я поджала губы и ускорила шаг, нагоняя миссис О’Бёрн. Эллис, кажется, с трудом сдерживал смех.

Предатель.

– Миссис О'Бёрн, позвольте выразить восхищение вашим тонким вкусом, – прощебетала я, поравнявшись с хозяйкой, отдающей последние указания горничной. На сей раз служанка, к счастью, была в самом обыкновенном платье – правда, в зелёном, а не традиционно чёрном или коричневом, но это уже мелочи. – Дом отделан изнутри просто изумительно. Особенно впечатляют витражи в верхней части окон… Такой насыщенный синий цвет – и золото.

– Ах, признаться, эти витражи остались от прежних хозяев, – польщенно улыбнулась вдовушка, и на щеках у неё заиграли премилые ямочки. Просто невинное дитя! – И уже всё прочее, от мебели до салфеток, пришлось подбирать под них. Утомительное занятие, скажу я вам… спасибо, Маргарет, не забудь про печенье из топлёного молока! – крикнула она вдогонку служанке и с энтузиазмом обернулась ко мне: – Милая девушка, правда? Я буквально вырвала её из ужасной, ужасной семьи! Там ей запрещали ходить по улице в одиночестве, а вещи заставляли носить сплошь серые!

– В таком случае вы действительно оказали ей неоценимую помощь, – со всей возможной серьезностью кивнула я. Эллис шел, отставая от нас на полшага, смотрел с любопытством, но в беседу пока не вмешивался. – Но как, позвольте спросить, вы вообще узнали о бедственном положении этой девушки?

Миссис О'Бёрн словно только того и ждала.

– О, это просто! – расцвела она. – В Бромли я состою в клубе мисс Ширман. Мы боремся за права угнетённых женщин, и я секретарь.

– Правда? Никогда не слышала о таком клубе.

Эллис пробормотал себе под нос что-то вроде «одна из этих сумасшедших ширманок», но миссис О'Бёрн, к счастью, ничего не расслышала. 

– О, уверяю, нас ждут грандиозные успехи! Мисс Ширман говорит, что к следующему лету мы добьемся того, что женщинам разрешат голосовать!

– Но позвольте, такой закон Парламент принял в прошлом году, – вмешался наконец Эллис, не выдержав. Вдовушка беспомощно вздернула бровки:

– Правда?

– Конечно. С возрастным цензом в тридцать лет и с имущественным – нужен постоянный доход не менее пятисот хайрейнов в год, – педантично уточнил детектив. Вдова огорченно всплеснула руками:

– Значит, бедняжка Маргарет не смогла бы голосовать?

– Можно подумать, что «бедняжка Маргарет» в состоянии решить, следует ли нашей стране вмешиваться с вооруженный конфликт с Алманией, если там дойдёт до оружия! – фыркнул он без всякого почтения. – Или она способна рассудить, например, какой прок будет от принятия нового закона о налогах?

Миссис О'Бёрн растерялась. И я вместе с нею – вот не ожидала от Эллиса подобных речей! Ведь получалось, что по закону «недостаточно зрелой», чтоб судить о нуждах страны, считалась и я сама. Разумеется, облачаться в мужской костюм ради какой-то эфемерной «справедливости» – перебор, однако некоторые задумки в клубе леди Ширман по меньшей мере любопытны.

Промолчала же я исключительно потому, что миссис О'Бёрн мне не нравилась.

– Нет, но… – пролепетала она.

– А раз нет, то ваша Маргарет проголосует либо так, как ей посоветует старший – муж, отец, брат, либо просто случайным образом. И от того, и от другого проку с ноготок, а вреда может быть много, – нелюбезно перебил хозяйку Эллис и заключил цинично: – Если нет своего мнения, то лучше помолчать. А говорливые глупцы всегда будут лишь орудием в руках умного манипулятора.

– Какие неприятные, дурные вещи вы говорите! – возмутилась вдова, и голос её зазвенел от возмущения. Однако она быстро справилась с собою и добавила, пустовато и премило улыбнувшись: – Ах, вы же мужчина, разве вы можете сказать иное? Разве вы можете допустить даже мысль о том, чтобы женщина имела некие права?

Прежде, чем легкая неловкость переросла в напряжение, я вмешалась и незаметно оттеснила Эллиса от миссис О'Бёрн. Соблазн остаться в стороне и посмотреть, как детектив будет насмехаться над этой вороной, был так велик! Жаль, что некому оценить мой благородный, полный самоотречения поступок.

– Да, разумеется, мистер Норманн выражается столь резко и неделикатно в силу своего воспитания и происхождения. Но не стоит ли нам оставить скучные политические темы? Миссис О'Бёрн, вы ведь недавно переехали в наши края? Как вы находите Тайни Грин?

К счастью, беседа свернула в безопасное русло – вдова с удовольствием подхватила тему и принялась нахваливать красоты речной долины. Детектив же в это время посматривал на меня с таким снисходительно-удовлетворённым выражением, что это невольно пробуждало подозрения: не нарочно ли он стал обижать миссис О'Бёрн, чтобы я вынуждена была временно забыть о неприязни к ней и встать на её защиту? Кто знает. Эллис, увы, легко мог поступить так, да ещё при этом не чувствовать себя виноватым, а напротив, считать, что он действовал исключительно во благо.

Своё, разумеется.

После второй чашки чая и хорошей порции домашнего печенья хозяйка дома разговорилась. Оказалось, что она перебралась в особняк Флор меньше года назад, в связи со смертью мужа. Мистер О’Бёрн был старше своей прелестной женушки на сорок лет и скончался прошлой весной от лёгочной болезни. Согласно условиям завещания, состояние покойного могло перейти к Урсуле только по истечении четырёх лет, которые она обязывалась провести в трауре, скорбя по безвременно почившему супругу. Номинально следил за исполнением условий адвокат, но куда большую опасность для молодой вдовы представляла двоюродная сестра мистера О’Бёрна, мисс Пимпл. Чтобы умаслить её, Урсула и вступила в клуб борцов за права женщин – мисс Пимпл водила дружбу с его основательницей, такой же язвительной старой девой.

Когда же этого оказалось недостаточно, и строгая наблюдательница стала подозревать у вдовы недостойный интерес к молодым «утешителям», миссис О'Бёрн удалилась в загородный дом. «Флор» был выкуплен покойным супругом незадолго до трагических событий, в расчёте на то, что именно здесь, в тиши и спокойствии, появится на свет наследник.

– Небо уберегло, – трагически заломила руки Урсула О’Бёрн на этом месте рассказа, и глаза ее заблестели от слез. – Представляете, каково было бы мне оказаться совершенно одной, но с ребёнком? Ах, ребёнку нужен отец, обязательно нужен суровый отец, и только он воспитает его достойно… Вкусное печенье, да?

Эллис, убедившийся, что глупышка вдова никак не может быть причастна к убийствам двухлетней давности, потерял интерес к разговору. Мне тоже наскучила бесконечная болтовня о моде и грядущем зимнем сезоне в Бромли, но, увы, приходилось проявлять вежливость и терпение. К сожалению, выяснилось, что миссис О'Бёрн имеет скверную привычку резко менять предмет беседы – с платьев перескакивать на кулинарные изыски, потом – возвращаться к своей запутанной биографии и тут же, без перехода, приниматься нахваливать погоду. Я уже порядком запуталась во всех этих безумных поворотах сюжета, перестала следить за ходом разговора, когда вдова вдруг спросила:

– К слову, а вам, леди, не нужна служанка? Я знаю хорошую девушку из очень, очень строгого семейства, которой просто необходимо вырваться на волю!

– Служанка? – нахмурилась я. – Нет, миссис Стрикленд справляется со своими обязанностями. Даже теперь, когда Элизабет Доусон больше нет с нами.

Вдова страшно побледнела.

– Малютки Бесси? Что вы имеете в виду? Она же только недавно приходила ко мне… Правда, всю последнюю неделю я болела, почти с тех самых пор, как Бесси была у меня… Мои мигрени и… Что с Бесси?

Я хотела ответить, но Эллис меня опередил.

– А вы не знали? – произнёс он жутковатым, гортанным голосом, от которого по спине словно прокатилась волна холода. – Бесси Доусон убили. Убили с нечеловеческой жестокостью. Вскоре после того, как она побывала у вас.

Урсула О’Бёрн отшатнулась, насколько позволял стул, и прерывисто вдохнула. Снова и снова, с каждым выдохом становясь все белее.

– Миссис О'Бёрн? – встревожено приподнялась я. Но она только сказала еле слышно: