Я горестно выдохнул. Понятно, что потери несоизмеримы выполненной задаче, но меня всегда коробили понятия по типу «запланированные потери». За каждой единицей стоит человеческая жизнь, семьи. Нельзя без смертей воевать, и все же…

— Ты чего, племянник? Радоваться нужно, сколь мало, — не понял моих переживаний родственник.

Я ничего не ответил, а побрел к себе в горницу, которую определил, как спальню. Самочувствие все еще не нормализовалось, и я старался по возможности отдыхать. Уснул быстро, казалось, что не успел и лечь.

— Тревога! Тревога! — кричали вокруг, а в самом Владимире уже зазвенели колокола.

Я нехотя, но немедля поднялся. Понял, что все же поспать удалось, но, как это часто бывает, когда много посплю, чувствовал себя еще более разбитым, чем обычно.

— Воевода! — в горницу вбежал Веснян. — Ростислав прибыл.

— Чего и требовалось ожидать, — спокойно отвечал я. — Ты-то чего переживаешь?

— Так Ростислав же… — недоуменно отвечал сотник.

— И ты считаешь, что у него есть хоть какой-то шанс нас одолеть? Мы расчистили рвы? Убрали завалы? Обновили валы, насыпали на них песок? Выставили пороки на стены? — задавал я вопросы, а Веснян постоянно кивал в знаке согласия.

— Но ты же отправил всех половцев и шесть сотен братьев на земли Братства! — уже без эмоций, а только с интересом спрашивал сотник. — А еще муромцы ушли.

Ему, видимо, понравились мои ответы и тот безмятежный тон, с которым я говорил. Было видно, что и он успокаивался.

— Три сотни Стояна, которые, по-любому пришли следом за Ростиславом. А еще должны завести табуны коней те ратники, которые отвлекали Ростислава Юрьевича от Владимира. Отведут и вернутся. На подходе наше основное войско, может прийти так же и великий князь. И пусть Глеб Муромский ушел, зато мы не волнуемся за наши семьи. Да и далеко ли он ушел? Часов шесть прошло, не больше. Вернется, — отвечал я, застегивая, усиленный железными пластинами и латами, панцирь.

— И у нас более тысячи двухсот воинов во Владимире, а еще горожане, после того, как объявили, что с ними едой поделимся, готовы воевать за нас. А это не менее двух тысяч, — подражая мне, моим же, спокойным тоном, говорил уже Веснян.

— Ну, вот. Сам же понимаешь. Это понимает и Ростислав. Так что он будет пробовать договариваться. О чем? Думаю, что я догадываюсь, — продолжили мы размышлять.

Вот так и происходило обучение. Я размышлял вслух, заставлял тоже самое делать и тех, кто рядом. Считаю, если человек приходит к какому-то мнению самостоятельно, то он усваивает урок намного лучше, чем услышит канцеляристские ответы.

— Ты, воевода, говоришь о Мстиславе Ростиславовиче? Сыне князя? — спросил Веянян.

— Про него. Мы пока не показываем княжича людям. Не время еще, но я не вижу иных причин, чтобы Ростиславу вовсе тут оставаться. Если бы Карачун держался, то да. Мы сейчас изготавливались бы к большой битве, а так… Запремся в городе и попробуй возьми нас! — сказал я, завершая облачаться в доспехи.

И вообще… Я воевода или как? Пора с пяток оруженосцев взять к себе. Пусть меня одевают, а надо, так и с ложечки кормят. Нет, для этого лучше какую амазонку принять в свиту, посмазливее только, а то, может, еще та быть… женщина-скала, от которой и отхватить можно.

— Собирай Военный Совет! У южных ворот встречаемся, — сказал я, выходя из горницы.

Все вокруг суетились, слышались приказы, выкрики, что распоряжения командиров приняты к исполнению. Отряды направлялись на стену, иные изготавливались у детинца и проводили перекличку. У ворот детинца разворачивался другой процесс. Туда вытаскивали и сортировали буквально по кучкам оружие, кольчуги, шлемы, отдельно лежали луки со стрелами.

Я подошел к этой «выставке трофеев» и, недолго понаблюдав, как относительно слаженно работают ратники, решил систематизировать их дело.

— Посадите с десяток людей, кто письму обучен, пусть записывают что кому выдали, чтобы после забрать у горожан выданное. Иначе не соберем, — приказал я.

Да, именно здесь предполагалось раздавать вооружение горожанам. Обычно в таких условиях это делается хаотично, что кому попадется в руки, в то человек и облачился, тем вооружился. Но это неправильно. Да, намного медленнее будет идти процесс, однако, мы будем знать, где найти того, кто под опись не сдаст оружие. Если разбрасываться даже копьями, то одно копье стоит от шести кун до двух гривен серебром. А что говорить про остальное? Те же мечи? Большие деньги.

А еще просто неорганизованные, но вооруженные воины — это сброд, облаченный в металл. Поэтому необходимо формировать отряды, ставить над ними своих командиров, разрабатывать графики дежурств на стене и ответственных за ротацию.

Армия — это всегда система. Я не знаю ярких примеров в истории, когда высокоорганизованное войско проигрывало толпе. Кто-то мог бы сказать, что швейцарцы, даже не будучи воинами, смогли бить немецкое тяжеловооруженное войско, но это лишь доказательство моих слов. Просто тогда швейцарцы были более организованы, чем немцы.

Поэтому, во всем и везде я стремлюсь создать систему, вырабатывая четкие правила с желанием в дальнейшем написать Устав. Первый в истории. Вот только это не делается быстро, чтобы не допустить многочисленных ошибок.

Добравшись до южных ворот, еще не получивших свое особое название, я увидел всех высших командиров. Как и положено, ждали только главного, меня. А не сильно ли я возгордился⁈ Опаздываю на советы.

— Есть особые мысли? — спросил я, как только подошел к собравшимся.

Они всматриваясь в то место, где еще недавно располагалась основная часть нашего войска. Именно там сейчас и расположилось воинство Ростислава Юрьевича.

— Как ты говоришь, воевода, нужно поставить себя на место врага, чтобы понять его действия? Так вот, я бы заколол себя мечом, — сказал Ефрем и все присутствующие обнажили свои далеко не идеальные зубы, смеясь над шуткой.

Я также улыбнулся черными зубами. Черными, так как чищу их корой дуба. Хоть какая-то гигиена и профилактика заболеваний зубов. Впрочем, тут, в мире без сахара, меньше проблем с кариесом.

— Посмеялись и будет. Но Ефрем прав в том, что Ростиславу Юрьевичу здесь делать нечего. У нас полно еды, численное превосходство, учитывая ополчившихся горожан, у нас вдвое больше ратников. Если начнется осада, то мы тремя-пятью вылазками изничтожим половину войска Ростислава. Он не может этого не понимать, — сказал я и обратился к Весняну. — Приведи Мстислава, пусть увидит войско отца!

— Ты думаешь отдать Мстислава? — спросил Алексей.

— Нет, — отвечал я. — Я хочу, чтобы Мстислав Ростиславович подтвердил свое желание предать отца.

— Грех это, — пробурчал Алексей.

— Ты мне это будешь говорить о предательстве отца и сына? Как складываются мои отношения с отцом? Я сомневаться не стану, Богояру за его дерзость — смерть. А у Ростислава Юрьевича есть выбор. Он может уйти к шведам, пока это еще возможно, или к ромеям. Императору Мануилу всяко нужно войско против турков-сельджуков и бунтовщиков венгров. Русская дружина лишней там не будет, — сказал я.

— Давайте обсудим оборону, — сказал Боброк, в последнее время становящийся все более серьезным, я бы даже сказал, умудренным.

Началось совещание. Все собравшиеся уже понимали и оценили, насколько удобно воевать, если действовать согласно плану и расчетам. Да, это тяжело. Да, это ломает многие установки, может, и целое мировоззрение. Безусловно, у нас много погрешностей, несостыковок, ошибок. Однако, сильная армия, основанная на порядке и управляемости, выстраивается годами.

Это я еще не стал вводить систему знаков. А она напрашивается. Ведь удобно выставить на флагштоках комбинацию флагов, чтобы командиры с любого участка сражения видели приказ. Большинство битв этого времени, как и долго после двенадцатого века, проигрываются или выигрываются чуть ли не случайно. Командиры не имеют практически никакой возможности руководить подразделениями, после того, как только отряд выдвинулся на передовую сражения. А подкинуть резервы? Понять, где рвется и там усилить натиск? Это все достигается управляемостью во время битвы.