Как я могу примирить версии Анаис, которые существуют в моем сознании?

Анаис, безликая невеста. Дочь миллиардеров, к которой я был прикован, когда меня бросили в океан этой помолвки. Анаис, какой я представлял ее себе до встречи с ней, как какую-то отчаянную социальную альпинистку.

А вот и настоящая Анаис. Ее нелепая одежда и простые черные волосы. Анаис, чьи странности держат ее на расстоянии от всех. Анаис, которая не позволяет мне одержать верх или оставить за собой последнее слово, никогда.

И, наконец, Анаис, которая живет в моем сознании и не желает выселяться.

Это девушка в клубе, одетая в блестки и грациозно танцующая в переливах цветов. Девушка, которая смело уводила меня с танцпола и так мило умоляла в гардеробной. Девушка, которую я прижал к лесной подстилке и украл у нее поцелуй. Девушка, которая извивалась и хныкала, когда я заставлял ее кончать на моем языке.

Это все одна и та же девушка, и, похоже, я одержим ею.

— Почему ты пошла в клуб в ту ночь в Лондоне? — неожиданно спрашиваю я.

Если она и удивлена вопросом, то никак этого не показывает. Она пожимает плечами. — Меня пригласила Кай. Я подумала, что неплохо было бы быть вежливой.

— И поэтому ты танцевала со мной в тот вечер? Чтобы быть милой?

Она поднимает брови. — Ты подошел ко мне, помнишь?

— Но я не знал, кто ты.

— Я тоже не знала.

Я пристально смотрю на нее. Часть меня хочет сказать ей правду. Что я жалею, что не узнал, кто она такая, что я жалею, что не трахнул ее даже после того, как узнал. Что я жалею о том, как вел себя в ту ночь, что жалею о каждом шансе иметь ее, быть с ней.

Что я хотел ее тогда и хочу ее сейчас.

— Если бы ты не узнала, кто я, — говорю я, — если бы мы не знали, ты бы...?

Мой голос дрогнул. Вопрос повисает в воздухе, так и оставшись незавершенным. Анаис смотрит на меня. Как всегда, мне хочется прочитать ее выражение лица.

— Что бы я сделала? — говорит она.

— Ты знаешь, о чем я пытаюсь спросить.

— Ты действительно спрашиваешь меня, был бы у нас секс той ночью?

Я пристально смотрю на нее. — Да, trésor. Очевидно, что я спрашиваю именно об этом.

Она вздыхает. — Очевидно, что да.

Моя грудь сжалась от ее слов. Не знаю, какого ответа я ожидал от нее, но это был точно не ответ. Отсутствие выражения в сочетании с ее тревожной честностью - это оружие, которое почему-то каждый раз бьет точно в цель.

— Как это очевидно? — спрашиваю я. — Почему ты так уверена?

— Потому что. — Она хлопает в ладоши. — Потому что, несмотря на все твои разговоры о том, что ты ненавидишь то, что я ношу, и что я золотоискательница, тебе было наплевать на все это до того, как ты узнал мое имя. Ты увидел меня, и я тебе понравилась... ну, я тебе чем-то понравилась. Что бы тебе ни понравилось тогда, я уверена, что понравится и сейчас. И если бы я не знала, что это ты, у меня бы тоже не было причин отступать. Так что, конечно, мы бы занялись сексом.

— Ты мне не нравишься, я просто… — Я наклонился вперед. — А что же тебе тогда понравилось?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сказала, что я танцевал с тобой, потому что в тебе было что-то, что мне нравилось. Но это ты увела меня с танцплощадки - ты тоже хотела меня. Так какая же часть меня тебе нравилась до того, как ты узнала, кто я?

Она смеется, мягкий звук, удивительно приятный. — Разве это не очевидно?

— Мое представление о том, что очевидно, сильно отличается от твоего.

— Ну, не то чтобы меня привлекал твой добрый юмор и милый нрав, — говорит она, губы дрожат в подавленной улыбке.

— Что же тебя привлекло?

— Почему ты так раздражаешь? — спрашивает она, садясь и наклоняясь вперед в точном подражании моему жесту. — Ты знаешь, какая ты красивый. Не нужно, чтобы я тебе рассказывала.

— Ты считаешь меня красивым? — спросил я, понизив голос.

Это не то слово, которое я бы выбрал для себя, и не то чтобы мне было очень важно, что Анаис думает о моей внешности. Но эти прекрасные слова в ее устах звучат неожиданно, восхитительно хорошо. Они словно шелк прижимаются ко мне, и я не могу удержаться, чтобы не выгнуться дугой, чтобы насладиться ими.

Она кивает. — Да, Северин.

— А как насчет той ночи во время путешествия?

— Какой ночи?

— В ту ночь, когда я пришел в твою комнату и лег на твою кровать? Разве я не был тогда красивым.

Она со вздохом откинулась на спинку кресла. — Ты был пьян.

— И что?

— Ну и что, не будь дураком. — Она сужает на меня глаза. — Ты знаешь, что совершил ошибку. Ты бы пожалел об этом, как только проснулся.

— А вот о том, что произошло в моей комнате, я не пожалел.

Ее смех, на этот раз с сарказмом. — А стоило бы. Ты испортил прекрасный момент своей гордыней.

— Это было чуть больше, чем хорошо.

—Прекрасно. Это было чудесно. Это было захватывающе. А потом ты все испортил.

— Я просто хотел, чтобы ты признала, что не должна была меня отвергать, — угрюмо заметил я.

— Я не отвергала тебя. Если бы я отвергла тебя, я бы не стала целоваться с тобой в твоей спальне, не так ли?

Мы смотрим друг на друга в тусклом свете лимузина. Воздух слишком горячий, тишина слишком тяжелая, удушливая от белой кожи и полированного стекла.

— В любом случае, это произошло, и теперь это в прошлом, — говорит она. — Зачем на этом зацикливаться?

Хороший вопрос.

Почему я не могу перестать думать обо всем, что между нами произошло? О комнате, о лесной подстилке, о балконе, о моей спальне?

Потому что, как бы я ни ненавидел помолвку, в которую мы попали, как бы ни возмущался тем, что наши родители заставили нас ее заключить, я просто не могу найти в себе силы ненавидеть Анаис.

Неважно, что она не в моем вкусе, что я не выбирал ее. Я все равно хочу ее. И более того, я начинаю бояться, что она может мне понравиться. Даже больше, чем нравится. Но любовь - это яд, яд, который я уже пробовал.

И теперь я стал мудрее, умнее. Я могу распознать предупреждающие знаки. То, как я думаю об Анаис, даже когда ее нет рядом, то, как я хочу ее - все время. Как я чувствую себя рядом с ней - одновременно на взводе и расслаблен, раздражен и весел, разочарован и удовлетворен.

Любовь - это яд, и Анаис протягивает мне чашу.

Я не могу его принять. Я отказываюсь принимать его.

— Я ни на чем не зацикливаюсь, — говорю я наконец. — Я просто завел разговор. Не придавай этому слишком большого значения.

На ее губах появляется тень улыбки. Притворная или искренняя, веселая или горько-сладкая, я не могу сказать. С Анаис я никогда не могу этого понять. Думает ли она о наших поцелуях, о том, что могло бы быть? Думает ли она вообще обо мне, когда меня нет рядом? Засыпает ли она по ночам? Трогает ли она себя, вспоминая мой рот?

— Не волнуйся, — отвечает она. — Не буду. Знаешь, почему?

— Не знаю, но уверен, что ты не пожалеешь и расскажешь мне.

— Потому что если бы я хотела поцеловать тебя, Северин Монкруа, мне не нужно было бы напиваться до одури, чтобы набраться смелости и спросить. И если бы я хотела переспать с тобой, я бы не стала заставлять тебя заслужить это - я бы просто сделала это. И если бы ты мне нравился, я бы не стала убегать от этого и играть в игры. Как бы страшно мне ни было, я смотрю в лицо своим страхам, и ты мне понравишься, несмотря ни на что.

Анаис

Несмотря на ужас, в котором мы провели остаток пути, Северин - безупречный джентльмен, когда мы выходим из лимузина. Он подает мне руку и ведет в ресторан, провожая к нашему столику у арки большого окна. Снаружи экстравагантный сад сияет светом сотен фонарей и свечей.

Монкруа определенно выбирали этот ресторан.

Он излучает роскошь - от входа из сверкающего стекла до белой обивки мебели. С потолка стекают капли хрусталя, преломляющие золотой свет на тысячу изменчивых осколков. Мерцающая фортепианная музыка разносится в воздухе, смешиваясь с журчанием разговоров и негромким звоном столовых приборов.