После того как мы сделали заказ, Северин опирается локтями на стол и опирается подбородком на сцепленные пальцы.
— Это очень романтично, — говорит он, оглядывая нас с мрачным видом. — Как ты думаешь, наши родители надеются, что мы влюбимся?
Я вспоминаю своих родителей, ледяное расстояние между ними. Я качаю головой.
— Нет. Скорее всего, они просто думают, что со временем смогут продать нашу помолвку как любовную пару. Я уверена, что они думают, что это будет хорошо выглядеть в таблоидах. Они могли бы приписать себе заслугу в том, что свели нас вместе. Но будем ли мы обожать друг друга или ненавидеть каждый день своей жизни, не думаю, что для них это будет иметь значение.
Его глаза всматриваются в мое лицо, хотя я не уверена, что он ищет. Он задумчиво смотрит вдаль, в его глазах отражается блеск садовых фонарей.
— Я не знаю. Я думаю, что мои родители могут немного беспокоиться. Ты думаешь, твои родители не хотят, чтобы ты была счастлива?
Я пожимаю плечами. — Я думаю, они ожидают, что я буду такой же, как они.
— В каком смысле?
— В том смысле, что их брак - это бизнес, а не удовольствие. Они оба это принимают. Они могут не любить друг друга, но они все равно делают это, потому что должны, потому что это… — Я делаю неопределенный жест. — Полагаю, это разумно с финансовой точки зрения.
— О. — Его взгляд возвращается к моему лицу. — Твои родители не ладят?
Я издала негромкий смешок. — Это один из вариантов. Но тогда они не собирались жениться с таким расчетом.
Он скорчил гримасу. — Это мрачно.
— Ты хочешь сказать, что твои родители на самом деле нравятся друг другу? — спрашиваю я, больше для того, чтобы поддразнить его, чем для чего-то еще.
Но, к моему удивлению, он не отвечает ни сухим, ни сердитым комментарием. Он отвечает совершенно искренне. — Да. Может, они и сволочи, но они любят друг друга.
Я уставилась на него. Как неожиданно мило. Похоже, что Северин Монкруа, при всей его грубости, оскорблениях и женолюбии, в душе романтик.
— Я думаю, именно поэтому они все это затеяли, — продолжает он, жестикулируя на нас, на ресторан, на великолепный вид на сад. — Я думаю, им было бы легче, если бы они поверили, что мы любим друг друга.
— Ну, разве это так сложно?
Его глаза расширились. — Что, быть влюбленным?
Я смеюсь. — Нет. Я не верю во все это. Я имею в виду, заставить их поверить, что мы влюблены.
— Что значит, ты не веришь во все это?
Нас прерывают, когда приносят еду. Официанты красиво расставляют перед нами тарелки и наливают вино в бокалы. Но глаза Северина не отрываются от меня, тяжесть его взгляда не покидает меня даже тогда, когда я отвожу глаза. Официанты незаметно удаляются, и я сразу же приступаю к еде.
— Ну как? — сказал Северин, властно нахмурившись. — Что значит, ты не веришь во все это? Ты не веришь во что - в любовь?
— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Я верю, что люди хотят быть вместе, конечно. Они хотят безопасности, или привязанности, или даже секса. Но любовь, как и концепция утопии, - это всего лишь концепция. Концепция, придуманная художниками, поэтами и писателями, чтобы им было о чем писать.
— Ничего себе, — резко говорит Северин. — Художник, который не верит в любовь? Как смешно.
— Я не думаю, что ты можешь смеяться надо мной за то, что я современная, когда ты одеваешься так, будто у тебя аллергия на цвета, и называешь себя в школе Молодым Королем.
Это не модно - одеваться круто. Это смешно, когда ты притворяешься, что не веришь в эмоции.
— Ты меня удивляешь, Северин, — сладко говорю я, откусывая сочный кусок рыбы. — Никогда бы не подумала, что ты такой романтик до мозга костей.
— Я не романтик, — говорит он, глядя на меня.
— Так вот почему ты пытался поцеловать меня в ту ночь во время поездки? — спрашиваю я, ухмыляясь, не в силах побороть желание поддразнить его. — Чтобы мы влюбились и жили долго и счастливо?
— Не будь маленькой чертовкой, — говорит он. — Я бы не стал тратить на тебя любовь.
— Умно. Прибереги ее для кого-нибудь получше.
— Я ни для кого ее не берегу. Вообще-то я заклял любовь, но это не твое дело.
Я приподнимаю бровь и говорю удивленным тоном. — Заклял? Но, Северин, что может разрушить проклятие и освободить твое сердце из ледяной клетки?
Он бросает на меня взгляд. — Не смейся надо мной.
— Не стоит так легко злиться.
— В любом случае, — поспешил добавить он, — я даже не говорил о том, что действительно влюбился. Я просто хотел, чтобы ты поняла, как глупо это прозвучало.
— Ну, может быть, именно любовь и держит твоих родителей вместе, — говорю я, пожимая плечами, — но они не могут так уж сильно верить в любовь, если заставили тебя обручиться со мной.
— Думаю, именно поэтому мы здесь. Потому что они хотят, чтобы мы влюбились.
— Ну, тогда ладно. — Я откладываю столовые приборы и наклоняюсь вперед. — Давайте дадим им то, что они хотят.
Его зеленые глаза сузились. Он смотрит на меня с недоверием, что иронично, учитывая, что я никогда не была с ним откровенна.
— Ты говоришь, давай притворимся влюбленными? — говорит он.
— Неужели это так сложно?
Он вскидывает бровь. — Ты собираешься симулировать фальшивые эмоции?
Я протягиваю одну руку вниз по краю стола, поднимая пальцы. — Дай мне свою руку.
Все еще хмурясь, он подражает моему жесту, протягивая руку через стол. Я переплетаю свой палец с его пальцем, и наши руки ложатся на белоснежную скатерть.
— Вот. Все не так уж сложно, правда?
Он отстраняется с гримасой. — Ничего сложного, но ощущения чертовски странные.
На этот раз моя очередь приподнять бровь. — О. Страннее, чем гоняться за мной по лесу, целовать меня и получать пощечины?
— Определенно. Но если уж на то пошло, trésor… — Он наклоняет свой бокал с вином в мою сторону. — Я действительно думаю, что ты можешь что-то понять.
— Правда?
— Угу. Мне нравится твоя идея, и я готов попробовать. Все равно мы уже здесь. Можно извлечь из этого максимум пользы.
Я беру свой бокал и поднимаю его к его бокалу. — Давай. À ta santé.37
Он ухмыляется, и в его ухмылке есть опасная грань. Какой-то темный восторг, почти хищный. Он прикасается ободком своего бокала к моему. — À la tienne.
Верная своему обещанию, я заказываю по одному десерту. Сочетание вина и сахара - это пьянящий эликсир. Щеки становятся теплыми, кожа гудит. Я спускаю ноги под стол и откидываюсь на спинку стула, желая свернуться калачиком и заснуть.
— Как профитроли? — спрашивает Северин.
Его щеки выглядят такими же теплыми, как и мои. Он снял свой джемпер, обнажив свободную черную футболку из невероятно мягкой ткани.
Я даже не скрываю этого, когда бесстыдно разглядываю его грудь, шею, ключицы с тонкими золотыми цепочками, рассыпавшимися в углублениях. У него очень красивые руки для человека, который выглядит так, будто все свое свободное время проводит, сочиняя плохие стихи при лунном свете.
— За них можно умереть, — говорю я.
Накалывая вилкой один из них, я протягиваю руку через стол. Северин наклоняется вперед и берет предложенный десерт в рот. Его губы обхватывают мою вилку и оставляют ее чистой, когда он отстраняется. Я чувствую трепет там, где его точно не должно быть.
Я наблюдаю за тем, как вздрагивает его горло, когда он глотает. Его язык проскальзывает между губами, облизывая их. Я делаю быстрый глоток вина.
— Лучше, чем я ожидал, — говорит он, благодарно кивая. — Ты скучаешь по Франции?
Я отвечаю без колебаний. — Да. А ты?
— Иногда. А по чему ты скучаешь больше всего?
— По морю. По запаху моря, по вечеринкам на пляже, по нырянию в воду, по шоку от воды, а потом по ее притяжению. И я скучаю по цветам. Наш дом стоял рядом с полями сирени и горчицы, по всему участку были сады трав и олеандровые деревья. Я скучаю по ним. А чего не хватает тебе?