— Какую фотографию?

— Ту, которую я сделал во время поездки. — Он поднимает руку и проводит указательным пальцем по моей щеке. — Le p'tit bisou.³⁶

— Правда? Это сработало?

— Да. Моя мама была в восторге от него на Рождество. Она поставила ее в рамку, смотри.

Он достает из кармана телефон и показывает мне фотографию из своей папки. Женщина в изумрудно-зеленом бархатном платье держит фоторамку у его щеки и ухмыляется от уха до уха. Внутри рамки - селфи, сделанное Северином по дороге на остров Скай.

Я беру его телефон в руку, чтобы рассмотреть женщину на снимке поближе. Ее оливковая кожа, длинные, блестящие волосы иссиня-черного цвета.

— Твоя мама, наверное, самая красивая женщина в мире, — говорю я Севу, возвращая ему телефон.

Он берет его с ухмылкой. — Да. Повезло, что я унаследовал ее внешность, да?

Я смотрю на него. Когда он улыбается, его красота оживает, как распускающиеся цветы. От этого захватывает дух, и это сюрреалистично. Я чувствую себя странно, как будто в моей груди происходит странная химическая реакция, от которой у меня сводит ребра. Я отворачиваюсь.

— Как скажешь.

— Слушай, — говорит он серьезным голосом, резко садясь. — Давай просто пойдем на этот дурацкий ужин. Мы получим вечерний выход, их угощение, поедим отличной еды, напьемся и хорошо проведем время. Мы же ничего не теряем, если пойдем, правда?

Я не могу удержаться. Я улыбаюсь. — Отлично. Я закажу по одному десерту.

— Вот это настроение, trésor. — Его ухмылка возвращается на лицо. — Я возьму самые дорогие бутылки. А на обратном пути вырублюсь в лимузине.

Я киваю. — Я попрошу водителя отнести тебя в постель.

Он смеется. — Не будь такой. Ты отнесешь меня в мою постель.

— Как сказочную принцессу.

— Да? — Он наклоняется ко мне. Его лицо в дюйме от моего, он дуется. — Тогда ты поцелуешь меня, когда я проснусь?

Я кладу ладонь ему на рот, создавая надежный барьер между его надутыми губами и мной, и отталкиваю его.

— Нет. Ты можешь превратиться обратно в лягушку. — Он лижет мою ладонь, и я отдергиваю руку. — А может, ты уже жаба? Ты такая же склизкая, как она.

Он встает. — Ты путаешь сказки, trésor.

— Не знал, что ты такой знаток, дерьмократ.

— Не называй меня так, — говорит он, поморщившись. Затем он устремляет на меня обвиняющий палец. — И не вздумай рисовать меня в виде жабы.

— Теперь я больше ничего не хочу делать. Может быть, я использую его для выставки.

— Я тебя предупреждаю. Не делай этого.

— Или что?

— Или я тебя поцелую и тоже превращу в жабу.

Я вздрогнула. — Отвратительно.

Он показывает мне палец. — Увидимся позже, жабий поцелуй.

Я делаю ответный жест. — Оденься, чтобы произвести впечатление, прекрасная принцесса!

Позже я стою перед узким зеркалом рядом с дверью моей спальни и навожу последние штрихи в своем образе.

То, что Северин всегда так придирчив к одежде, и его откровенное пренебрежение моим стилем приводят к обратному эффекту, чем он хотел бы. Вместо того, чтобы поразить его элегантным, стильным нарядом, дополняющим его собственную угрюмую эстетику "богатого ребенка", я хочу еще больше его разочаровать.

Если я заставлю его физически поморщиться от моего наряда, то буду считать этот вечер победой.

Для этого я надеваю свою самую яркую одежду - ту, в которой я бы отправилась на пляжную вечеринку.

Сетчатый топ, расшитый большими серебряными звездами, бархатное платье, охристые носки и мои потрепанные белые Converses для удобства. Волосы я ношу как обычно, потому что они слишком прямые и густые для всего остального, а вот над лицом я постаралась.

Синяя помада, толстые линии серебряного блеска под глазами и на веках, толстые желтые лучи солнца.

Перед тем как отправиться в путь, я смотрю на себя в зеркало. Сердце сжимается.

Мне нравится, как я выгляжу. Мне нравится, какая я.

Но я не могу удержаться от того, чтобы на секунду не задуматься, как бы я выглядела, если бы на мне было красивое сверкающее платье, туфли на каблуках, губная помада. Если бы я выглядела утонченной и сексуальной, как Кай.

Я качаю головой, глядя на свое отражение. Мне нравится то, какая я есть, и мне нечего доказывать кому-либо, особенно Северину Монкруа.

Северен

Я чуть не рассмеялся во весь голос, когда Анаис вышла из здания для девочек.

На ней фиолетовое платье, желтые носки и эти дурацкие чертовы туфли, которые она всегда носит. Огромные серебряные звезды покрывают ее руки и горло, а на веках нарисованы солнца.

Она похожа на радужный взрыв, и мне хочется упиваться ее видом.

Я протягиваю ей руку.

— Выглядишь сегодня великолепно, женушка.

— Не называй меня так. — Она поворачивается и проводит глазами по моему телу. — Ты мог бы и постараться.

— Извини, что я не выгляжу как настоящий клоун.

Она пожимает плечами, но все равно берет меня за руку. — Клоуны делают людей счастливыми.

— Клоуны заставляют людей бояться, чувствовать депрессию и страх.

Она наклоняется ко мне, чтобы прошептать на ухо. — Так вот почему ты одет так, будто идешь на собственные похороны?

— Это будут твои похороны, если ты и дальше будешь пытаться оскорблять мое чувство моды.

— Какое чувство моды? — говорит она.

Я открываю дверь лимузина и помогаю ей войти.

— Это будет долгая, мать ее, ночь, — говорю я никому конкретно.

Но даже когда я это говорю, мне трудно сдержать ухмылку на своем лице.

Внутри лимузина полированная обивка и слабое освещение создают уютную, интимную атмосферу. Возможно, слишком уютную и интимную, особенно если учесть напряжение, возникшее между мной и Анаис после той первой встречи в клубе.

Если бы мы были умнее, мы бы трахнулись прямо тогда, просто чтобы не мешать друг другу.

Если бы я был умнее, я бы трахнул ее той же ночью в клубе, у двери в гардеробной. И я бы трахнул ее на лесной подстилке, вместо того чтобы кусать, и я бы трахнул ее в своей комнате, когда она была еще мокрой и дрожала от оргазма.

Если бы это было так, то, возможно, я бы не чувствовал себя так, как сейчас. Постоянное напряжение, постоянная неудовлетворенность, мысль о ней, как тиран, властвует над моим сознанием. Даже на каникулах, когда я был вдали от нее, я все время думал о ней, говорил о ней без умолку.

Даже мои родители заметили, какой беспорядок она во мне устроила. Я уверен, что именно поэтому они уговорили Нишихару устроить этот маленький вечер.

Я наливаю нам обоим по бокалу шампанского, но даю себе молчаливое обещание не пить сегодня слишком много. Несмотря на то, что я давал грандиозные обещания заказать в ресторане самые дорогие бутылки, на своих ошибках тоже надо учиться.

И если я чему-то и научился, так это тому, что пьянство рядом с Анаис может закончиться только катастрофой.

Сладкой, мокрой, горячей катастрофой.

— Что я наделала? — неожиданно говорит Анаис.

Я нахмурился. — Что ты имеешь в виду?

— Ты смотришь на меня с тех пор, как мы сели в лимузин. Тебя так злит мой наряд? Это из-за охристых носков, не так ли?

Она задирает одну ногу вверх, указывая ступней на потолок. Я смеюсь и толкаю ее ногой вниз.

— Нет, trésor. Мне нет дела до твоих желтых носков.

— Мои охристые носки.

— Просто скажи "желтые".

— Но они не желтые.

Я закатываю глаза. — Вы, художники, чертовски претенциозны.

— Так вот почему ты смотришь на меня крошечными кинжалами?

— Я ничего на тебя не смотрю. — Я смотрю на нее. — А если бы и смотрел, то это были бы не маленькие кинжалы. Это были бы кувалды.

Она смеется. — Большие, толстые, жирные кувалды.

Я смотрю на нее поверх своего бокала шампанского, пытаясь не поддаться ее заразительному смеху.