— Ты на это надеешься? — Она королевского рода. Она должна иметь возможность использовать любую магию, какую пожелает.

— «Поцелуй Аметиста», помнишь?

Ее глаза встречаются с моими, и в них явно видна боль, но она быстро отводит их.

— У тебя все получится. На сто процентов, — настаиваю я, подходя ближе, чтобы утешающе сжать ее плечо. Она мягко улыбается мне, как будто моих слов ободрения недостаточно, чтобы наполнить ее позитивом. — Могу я посмотреть?

Теперь ее очередь хмуриться. — Посмотреть?

— Ага, типа, посмотреть, как ты делаешь вазу. — Какого хрена я нервничаю?

— Зачем?

Прочищая горло, я убираю руку с ее плеча, чтобы потереть свой затылок. — Магия завораживает меня, — признаюсь я, и это правда, завораживает, но не так сильно, как она. В этом и заключается секрет.

Ее губы поджимаются, пока она думает, и мне требуется вся моя сила, чтобы держать рот на замке, пока она принимает решение.

— Где? — наконец спрашивает она, и я не могу сдержать улыбку на своем лице.

— Здесь будет в самый раз, — настаиваю я, указывая на центр комнаты. — Тебе нужен столик или что-нибудь еще?

Она хмуро смотрит в центр комнаты, куда я показываю, прежде чем посмотреть на меня с настоящей неуверенностью, танцующей в ее глазах. — Но что, если моя магия…

— Не беспокойся об этом. Я маг, помнишь? Я могу решить любые проблемы, которые у нас могут возникнуть, — настаиваю я, не совсем уверенный, что она именно к этому клонила, но, когда она кивает, я надеюсь, что попал в точку.

— Стол не обязателен, но что-нибудь, что не подгорит, когда я закончу, было бы кстати, — выдыхает она, опускаясь на пол, скрещивая ноги и открывая крышку банки.

Я беру то, что ей нужно, и кладу перед ней. Но она не смотрит: она слишком поглощена песком, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

Отступая назад, я прислоняюсь к стене, наблюдая за каждым ее движением, пока она зачерпывает пригоршню песка. Я завороженно наблюдаю, как ее руки начинают двигаться, красные и оранжевые отблески танцуют между ее ладонями, когда она использует свою магию. Это самое прекрасное зрелище, котоое я когда-либо видел.

Ее веки полуопущены, а руки двигаются словно сами по себе, оживляя песок. Слишком быстро она ставит только что созданную вазу на жаропрочную поставку, которую я положил перед ней, и улыбается своему шедевру.

Сначала она выглядит как простая ваза, но, присмотревшись, я замечаю замысловатый узор, врезанный по всей поверхности стекла. Он похож на маленькие, тонкие виноградные лозы, переплетающиеся по бокам, вделанные в стекло.

— Что это за старый фильм, который мама заставляла меня смотреть? — бормочу я, и она моргает, а ее брови сводятся вместе.

— Откуда мне знать?

Я отмахиваюсь от нее. — Конечно, не знаешь, но уверен, вспомнишь. Там парень был мертв, но он помог ей что-то сделать их глины. Я не очень хорошо помню подробности.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Да ладно, точно знаешь. Кажется, он был призраком. Подожди, так он назывался?

Она морщит нос. — Звучит странно.

— Так и было, но ей это понравилось, — отвечаю я со смешком, на меня находят воспоминания, но я останавливаю их, пока боль не вернулась.

— Понравилось?

— Хм. — Я отвожу взгляд, запускаю пальцы в волосы и снова обращаю внимание на нее.

Она проводит языком по нижней губе и снова поворачивается к вазе. — Чем это похоже?

Прежде чем я успеваю передумать, я опускаюсь на пол, кладу свои ноги по обе стороны от нее, а затем переплетаю наши пальцы. — В фильме они вместе лепили из глины. На заднем плане играла песня, и все это было очень мило. — Я провожу ее руками по вазе, и мое сердце колотится от нашей близости, когда ее спина прижимается к моей груди.

Она вздыхает, тяжесть этого вздоха вибрирует в ее теле и резонирует в моем собственном. Сладкий цветочный аромат ее волос опьяняет меня, когда она слегка ерзает, устраиваясь поудобнее в моих руках и ногах. Прежде чем я успеваю передумать, я придвигаюсь на дюйм ближе, проводя губами по ее шее. По ней пробегает дрожь, и она наклоняет голову, поощряя меня запечатлеть поцелуй на том же месте.

Ее спина выгибается, приглашая меня прижаться ближе, и я кладу наши руки ей на талию. Все еще переплетая руки, я провожу большим пальцем по ее животу, ненавидя футболку, которая разделяет нас. Мой рот живет своей жизнью, прокладывая дорожки во всех направлениях, и ее голова наклоняется в сторону, предлагая мне больше доступа.

Черт.

Отпуская одну из ее рук, я дергаю за ворот ее плаща, отыскивая застежку, прежде чем он ниспадает каскадом вокруг ее талии. Контур поцелуя аметиста виден сквозь ее футболку, и я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на фиолетовый драгоценный камень.

Ее кожа вокруг него покраснела и воспалена, изранена, где он помешен в ее плоть. Провожу пальцем по контору, и она напрягается. — Может, я и не смогу удалить его, но могу успокоить поврежденную кожу, — объясняю я, быстро и тихо бормоча заклинание. Она расслабляется, ее напряжение спадает, и ее голова наклоняется вперед.

— Спасибо.

— В любое время, — обещаю я, запечатлевая поцелуй чуть выше оскорбительного предмета, впивающегося в ее плоть.

Она вырывает свою руку из моей, и я сразу же чувствую потерю. Прежде чем я успеваю разочарованно вздохнуть, ее рука оказывается на моей щеке, пальцы растопырены, и она заглядывает глубоко в мои глаза. Она поворачивается так, что мы оказываемся лицом друг к другу, и мои руки тут же опускаются на ее талию.

В ее глазах неуверенность, неуверенность во мне, я не сомневаюсь. Поэтому я остаюсь на месте, ожидая, когда она сама сделает шаг. Я хочу этого больше всего на свете, мой член упирается в хлопок боксеров, отчаянно стремясь к ней, но это должно быть ее решение, потому что мы оба знаем, что она понимает, чего я хочу.

Ее.

Она придвигается ближе, наше дыхание сливается, пока я удерживаю ее взгляд, наблюдая, как расширяются ее зрачки, прежде чем она опускает веки и прижимается губами к моим.

Ощущение ее пальцев на моем лице, когда она заявляет права на мой рот, всепоглощающее, и я двигаюсь, даже не успев подумать об этом. Удерживая руки на ее талии, я поднимаю ее в воздух, а наши губы остаются соединенными.

Я делаю три необходимых шага к своей кровати, прежде чем опускаюсь как можно мягче. Ее руки скользят по моей шее и сжимают плечи, а ноги обвиваются вокруг моих бедер.

Черт.

Мои губы еще сильнее прижимаются к ее губам, и она стонет от моего языка, а я пробую на вкус каждый дюйм ее губ, до которого только могу добраться.

Мне нужно почувствовать прикосновение ее кожи к моей.

Сейчас.

Вслепую нащупывая подол ее футболки, я крепко хватаюсь за него обеими руками, но прежде чем я успеваю дернуть за него, она толкает меня в грудь, разделяя наши губы.

— Не смей, блядь, рвать на мне одежду, когда мне придется идти домой пешком. Я бы предпочла не проходить аллею позора обнаженной, — ворчит она, заставляя меня приподнять бровь.

— Аллея позора? Вот как это называется? — Спрашиваю я, следуя ее приказу и стаскивая ее футболку через голову вместо того, чтобы разорвать ее, как я хотел. Я отбрасываю ее в сторону, наслаждаясь красивым розовым лифчиком, прикрывающим ее грудь.

— Нет, но ты знаешь, что я имею в виду, — бормочет она, расстегивая штаны, и я отодвигаюсь, раздеваясь вместе с ней. Через мгновение мы оба обнажены, груди вздымаются, и мы смотрим друг на друга. — Ты собираешься позаботиться о…

Я сокращаю расстояние между нами, ныряя лицом между ее ног и эффективно останавливая ее дерзость. Когда я провожу языком по ее складочкам, ее спина выгибается дугой, а руки сжимают простыни рядом с ней.

Трахать ее на улице — это одно. Наблюдать, как она оставляет свой след на моих личных вещах, — это совершенно другое. Мне нужно больше этого. Я провожу зубами по ее клитору, наслаждаясь вздохами, которые вырываются из ее губ, когда я дразню одним пальцем ее вход.