— Я Данилов, — представился я.

— Зимина, — откликнулась та и тут же принялась канючить: — Что же вы, товарищ Данилов, ребенка от матери отнимаете?.. Я ведь и в милицию могу пойти.

— Завтра ваш сын будет дома.

— Завтра⁈ — ахнула она. — А почему не сегодня? Это ж где видано, сын насквозь больной у чужого человека обретается…

— Во-первых, не у чужого. Я его классный руководитель. Во-вторых, как только врач разрешит ему выходить на улицу, я его привезу домой. А в-третьих, что же вы, мамаша, допускаете, что сын ваш неизвестно где бродит? Ему дома по вечерам нужно сидеть, уроки учить. Он из двоек не вылезает!

— За это я его поучу! Ремнем! Без отца растет. Я из последних сил выбиваюсь.

— А фингал у вас под глазом — тоже из последних сил? — усмехнулся я. — И потом, никакого рукоприкладства, а то ведь можно рассмотреть вопрос о лишении родительских прав.

— Сопляк! — заорала Зимина. — Ты кого учишь⁈ Да тебя самого еще ремнем надо пороть…

— А будете скандалы устраивать в общественном месте, милицию вызову!

Милиции она, видать, боялась больше лишения родительских прав, потому что выскочила, как ошпаренная.

— Правильно ты ее турнул, Саша! — похвалила меня гардеробщица. — Так ей и надо, алкашке… Что ни вечер — пьянка! Шалман развела, трудящимся людям покоя не дает. Сережка без призору бегает… Он из-за пьянок этих и дома не хочет глазу казать.

— А вы ее знаете, тетя Глаша? — спросил я.

— Ну а как же! Соседи ж мы!

— Понятно, — кивнул я. — Спасибо! Побегу в столовку.

— Беги, милок!

Я и впрямь побежал в столовую. Надо было перекусить. Следующего урока у меня нет, а вот сразу после него — есть. И я решил потратить это время на то, что надо было еще вчера сделать. Наскоро побросав в желудок пару сосисок с жаренным яйцом, я оделся и кинулся на улицу, ловить тачку. Жаль цветы зимой в этом городишке не раздобыть, наверное, даже у бабы Милы, у которой я покупал букет осенью. Надо бы хоть апельсинов достать, что ли! Поймав такси, я прямо спросил его, где по его мнению, можно купить цитрусовые? На что последовал ответ:

— Пятеру сверху дашь, достану!

— Не вопрос, — сказал я. — Поехали!

И он меня бодро помчал куда-то за пределы Круговой дороги. Оказалось — на плодоовощную базу. Тормознул у ворот, я ему вручил червонец и через пять минут он вынес авоську, в которой были и апельсины и лимоны и мандарины. За такую груду цитрусовых я бы ему не только пятеру — чирик сверх дал бы. Потом мы поехали в больницу. Я попросил его подождать. Ведь надо же было еще назад в школу. Хорошо, что хоть в больничке оказались приемные часы. В регистратуре мне назвали номер палаты, где лежит больная Красавина. Я накинул белый халат, подхватил авоську и поспешил знакомыми коридорами. Не успел я сделать и нескольких шагов, как меня окликнули:

— А вы в какую палату, гражданин?

Конечно же это была Наташа. Медсестра же на сутках.

— Привет! Я в тринадцатую.

— А-а, к раненой, — кивнула медсестричка. — И эти гостинцы — все ей?

— Ну почему же, часть тебе.

— Правда?

— Ну конечно, — сказал я. —

— Ну спасибо! — обрадовалась она. — Пойдем в сестринскую. У твоей Красавиной все равно сейчас посетитель. Просили не беспокоить.

И Наташа повела меня в сестринскую.

— Какой еще посетитель?

— Милиционер какой-то…

— В каком звании?

— Я не разглядела, у него погоны под халатом… Ну такой, плюгавенький…

Неужели капитан Киреев? Чего он приперся? Допрос решил устроить? Ну так права не имеет. Старлей Красавина в любом случае не по его ведомству. И вообще ранениями сотрудников прокурорские следаки заниматься должны.

Медсестра Кротова не дала мне поразмыслить на эту тему. Едва мы вошли в небольшое помещение, где отдыхают и переодеваются медицинские сестры, как она тут же заперла дверь на щеколду и без предисловий повисла у меня на шее. Я поцеловал ее в ответ, но волю рукам не давал. Казалось, что если я проявлю хоть немного настойчивости, то она скинет с себя халатик прям тут же.

— Ну все… — оторвал я от себя девушку. — Мы же у тебя на работе…

— Да никто сюда не зайдет, — проворковала она, но ошиблась.

В дверь постучали. Мы отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Чувствовал себя пионером. Хорошее чувство… Наташа одернула халатик и поправила волосы.

— Посмотри, — прошептала она. — Губы сильно размазаны?

— Помады нет, — констатировал я. — Теперь нет.

Она отперла дверь, там стояла еще одна медсестра, что-то сказала Кротовой, та закивала и вновь захлопнула дверь.

— Мне надо идти, — с тоской в голосе, будто мы прощались навсегда проговорила она.

Я располовинил гостинцы. Действительно, много хапнул, на двоих тут с лихвой хватит:

— Это отнесешь раненой, а остальное заберешь домой.

— Нет, лучше ты унеси себе домой, а я вечером заскочу и заберу, — улыбнулась Наташа. — Если ты, конечно, не против.

— Не против. Заодно посмотришь, как там Серега.

— Ну вот и договорились.

Взяв пакет с апельсинами и прочим, я покинул сестринскую и направился к тринадцатой палате. И буквально нос к носу столкнулся с Рогоносцем. Он как раз выходил из палаты. Увидев меня, Сильва по-бабьи поджал губы и поспешил прочь. Я презрительно хмыкнул и вошел в палату. Она оказалась одноместной. Раненному инспектору по делам несовершеннолетних оказали невиданный в условиях советской медицины почет. Я, правда, тоже один лежал, но то было лишь случайностью.

— Привет! — сказал я. — Как ты себя чувствуешь?

— Здравствуй, Саша! — откликнулась Лиля. — Спасибо! Уже лучше.

— Это тебе, — улыбался я, выкладывая на тумбочку пакет. — Витаминчики для укрепления иммунитета.

— Спасибо, Саша!

— Извини, может это не мое дело, но чего от тебя хотел этот подонок Киреев?

— Хотел, чтобы я дала показания следователю, что сама во всем виновата.

— Вот урод!.. Надеюсь, ты отказалась?..

— Как офицер, я обязана дать объективные показания… И как старший по званию отвечаю не только за свои действия, но и за действия старшины Сидорова.

— Ладно, Лиля, ты сейчас, главное, выздоравливай, — сказал я. — Я побегу, у меня урок. На днях еще навещу, хорошо?

— Конечно. Буду ждать.

Я наклонился, поцеловал ее в щеку и покинул палату. Таксист все еще ждал меня, но как выяснилось — не только он. Неподалеку возле своего авто маячил Рогоносец. Увидев, как я выхожу с больничного двора, он двинулся мне наперерез. Мне стало интересно, что будет дальше? На Кирееве была форменная шинель. Видать, та самая, в которой он валялся на бетонном полу в главном корпусе недостроенного мясокомбината. Женушка отчистила? Ну-ну… Капитан приблизился, откозырял. Неужто собирается меня задержать? Забавно!

— Можно вас на пару слов? — неожиданно вежливо спросил он, хотя по глазам было видно, как ему тошно со мной разговаривать в таком тоне.

— Если только на пару, — отозвался я. — У меня занятия.

— Между нами возникали разные недоразумения, — пробормотал он, с трудом процеживая слова сквозь зубы. — Признаю, что заблуждался насчет вас и прошу принять мои извинения.

— А я не извиняюсь. И ничего не обещаю, — ответил я и повернулся к нему спиной.

Я шел, чувствуя спиной насыщенный ненавистью взгляд Эдвина. Понятно, что его заставили извиняться. Даже понятно, кто это сделал. Илья Ильич. И понятно, что будь его воля, Рогоносец меня пристрелил бы еще на стройке. Одного я понять не мог, чего ему от меня надо? Вряд ли его женушка осчастливила меня одного. Почему же он мстит именно мне? Хотя, честно говоря, даже ломать голову над этим мне было лень. По крайней мере, на некоторое время враг нейтрализован, а там видно будет.

Такси довезло меня до школы. Я успел к началу урока и поставил седьмой «Б» на лыжи, а потом разрешил погонять шайбу в хоккейном корте. Сегодня у меня еще была секция по самбо, так как вел я ее два раза в неделю, но до восьми вечера еще было полно времени, к тому же должна была прийти Наташа, поэтому по окончанию уроков я поспешил домой. И столкнулся с медсестричкой у калитки. Артемий Сидорович распахнул перед нами калитку, только что не поклонился.