— К Эдвину?

— Да… И хорошо, если только к нему… Пока оснований подозревать в соучастии начальника службы по борьбе с хищениями социалистической собственности нет. К тому же полковник Истомин — фронтовой друг Евксентия Григорьевича, так что нужно получить неопровержимые улики, прежде чем заикаться на эту тему. Сам понимаешь, что местным доверять нельзя. Поэтому, возможно, с этим сможешь помочь ты, если войдешь в доверие к этому Илье Ильичу… Кстати, завтра я тебе покажу некоторые фотографии. Вдруг на одной из них ты узнаешь своего вчерашнего собеседника.

— Если он на них есть, узнаю наверняка.

— Со Стропилиным не говорил?

— Не успел еще, — буркнул я. — В квартире нельзя, а с утра пораньше он удрал.

— Ладно, это не к спеху, — отмахнулся Витек. — Сомнений в том, что он приставлен к тебе соглядатаем, у меня почти нет. Так что ты будь с ним осторожнее и води за нос, но не до такой степени, чтобы его хозяева догадались об этом.

— Понял!

— А вот с Ильей Ильичом будь не просто осторожнее, а максимально осторожен. Он, наверняка, начнет тебя проверять… Я хочу, чтобы ты не питал иллюзий. Дело не в том, что ему так уж нужен телохранитель, а в том, что ты живешь с Илгой Артуровной.

— Вот те раз! А я и думаю, чой-то ему самбист-каратист понадобился? Есть ведь спортсмены и покруче. Выходит, им нужен выход через меня на Илгу, а не на полковника?

— Да.

— А Илга зачем им понадобилась?

— Не столько она сама, сколько работа, которой она занимается.

— И в чем эта работа заключается?

— К этой информации у тебя нет допуска.

— А я и так догадываюсь!

— Откуда?

— Это элементарно, Ватсон, — усмехнулся я. — Больше всего она занимается с этим дефективным Кирюшей. В сумочке у нее валяется импортный диктофон и блокнот с какими-то, явно зашифрованными записями. Если сложить дважды два, то получится, что все дело именно в Кирюше!

— Слушай, а зачем тебе школа⁈ — спросил вдруг майор. — Давай, к нам!.. В аналитический отдел…

— А мне и в школе хорошо! — улыбнулся я. — Да и к детям привык своим экспериментальным. Ты мне так и не ответил, я прав, насчет Кирюши?

— И не отвечу, — буркнул Витек. — Ты только больше ни с кем не делись своими соображениями и по сумочкам не шарь. Главное помни, что тебя могут попытаться использовать для шпионажа за Эглите.

— А если они прямо мне предложат это? — спросил я. — Как мне быть?.. Гордо отказаться?

— Вот когда предложат, тогда и будем думать… — ответил трудовик. — Не думаю, что они начнут с этого… Скорее всего, сначала постараются запутать тебя в своих делишках, чтобы не оставить тебе выбора.

— Здравствуй, жопа Новый год, — пробормотал я. — А меня потом не посадят за соучастие в этих делишках?

— Не беспокойся, — хмыкнул он. — Отныне ты внештатный сотрудник с самыми широкими полномочиями.

— Значит, парабеллум вы мне все-таки дадите?

— А ты стрелять умеешь?

— Умею.

— Верю, но прежде, чем дать тебе ствол, нужно иметь надежную, проверяемую легенду о том, как он к тебе попал. У нас не Дикий Запад!.. Хотя, если этот Илья Ильич берет тебя в телохранители, свой «парабеллум» ты и так получишь… В общем, у тебя есть время подумать до завтра. В любом случае, в пятнадцать ноль-ноль жду тебя у себя, ибо в Управлении тебе нельзя появляться.

— Не очень-то я и рвусь туда…

— Ладно, до завтра…

И мы разошлись, как в море корабли. Я поперся домой. В гости было еще рано, да и одеться следовало поприличнее. Вообще Витек был прав. Подумать и впрямь было, о чем. Будь я и в самом деле Саньком Даниловым, который как всякий обычный советский человек жил в неведении многих, происходящих в стране процессов, меня могли бы повергнуть в шок откровения о существовании в СССР разветвленной сети мафии, которая местами срослась с партаппаратом, но, как человек из постсоветского времени, я и не такое слыхал.

Только вот теперь это не статейка в перестроечном «Огоньке» или «Комсомольской правде», а реальная жизнь, которая к тому же касается меня. И теперь я должен принять участие в борьбе с этой мафией, причем — в самой ее сердцевине. Готов ли я к этому?.. Одно дело заниматься самопальным расследованием, набивая шишки только на своей голове, другое — подставлять человека близкого… Да и поздно уже сомневаться. Теперь защитить Илгу, а благодаря ей, что-то весьма важное для страны, можно лишь внедрившись в это преступное сообщество, став ее частью.

Не скажу, что меня это радует. Хотя больше всего раздражает невозможность говорить с Илгой о том, что действительно важно. Нет, я не собирался выпытывать у нее, чем именно она занимается? Я и про Кирюшу-то ляпнул скорее по наитию, на ходу выдал версию и сильно удивился, что попал в десятку.

Интересно… Чем может быть полезен государству пацаненок, страдающий детским церебральным параличом? Причем, полезен до такой степени, что им интересуются иностранные разведки… Не знаю, и судить не берусь. Не об этом речь, скорее меня бесит, что все эти тайны придают нашим с женой отношениям привкус фальши. А тут еще и постоянная прослушка… Ну как тут жить нормальной жизнью?

Я вернулся домой, немного раздерганный этими мыслями. С порога почувствовал запах пирога — Илга готовилась к приходу новых гостей. Интересно, а она не боится, что те, кто сейчас пишет на магнитофон все наши разговоры, подслушают ее разговоры с бабушкой Кирюши?.. Хотя, наверняка, никаких таких особенных разговоров она с родней своего подопечного не ведет. Они, скорее всего, даже не в курсе пристального внимания спецслужб к их малышу. Это ж только в голливудском кино государство окружает нужную ему семью какой-то особой заботой. В реальности, чем меньше такая семейка выделяется, тем лучше. Они вон даже живут в доме барачного типа.

— Ты вернулся! — обрадовалась Илга.

— Да…

— Как там Виктор?

— В порядке. Почти не болеет после вчерашнего, только глаза красные.

— Есть хочешь?

— Да нет… Чайку бы выпил…

Пока я мыл руки, жена налила мне крепкого чаю, выставила на стол вазочку с конфетами. Я сел за стол, положил в чашку дольку лимона, взял конфетку. Прихлебывая в меру горячий напиток, хрустя конфеткой, я поглядывал, как Илга возится по хозяйству. Я и раньше обращал внимание на то, что в ее движениях нет ничего лишнего. Даже — в постели. Чем бы она ни занималась, каждый ее жест, каждый шаг, каждый поворот головы были отточены так, словно их заранее отрепетировали. А не занималась ли она боевыми искусствами? Очень может быть… Во всяком случае, беззащитной она не выглядит…

— Скоро придут Аксинья Мареевна с Кирюшей? — спросил я.

— Скоро, к семи часам…

— Чем будете заниматься?

— Да ничем особенным, — сказала она. — Новый год же… Поболтаем, чаек попьем, поиграем с Кирюшей…

— Понятно…

— Ты еще не отказался от идеи съездить в Москву? — вдруг спросила Илга.

— Нет…

— Это хорошо, — кивнула она. — Я тебе дам адрес. А там тебе помогут устроиться с жильем.

— Да, я помню… Жаль, что ты не можешь поехать со мною.

— И мне — жаль.

Допив чай, я поднялся и пошел собираться в гости. Надел костюм, подобрал галстук к нему. Подумал, что не хорошо являться в дом друзей с пустыми руками. А магазины первого января не работают. Заглянув в холодильник, к своему удивлению обнаружил запотевшую бутылку «Столичной». Впрочем, чему тут удивляться, если вместо того, чтобы нормально встречать Новый год, я совершал подвиги, освобождая липового похищенного. Ладно, сойдет и водка! В крайнем случае, супруги Рунге оставят ее себе.

— Возьми в шкафу коробку конфет «Рот Фронт», — сказала Илга, постигнув причину моей суеты.

— Вот спасибо! — откликнулся я, и с удовольствием ее поцеловал.

Я бы с большим удовольствием не только поцеловал, но времени оставалось в обрез. Вот-вот появятся гости. Ладно, ночью наверстаю! Надев дубленку, я сунул бутылку в карман, а коробку конфет под мышку, вышел из дому. Когда я подошел к калитке, то увидел по ту сторону забора пожилую женщину, которая тащила за собой санки, с сидящим на них, укутанным с ног до головы ребенком. Я открыл им калитку и впустил во двор. Женщина мне кивнула. Скорее всего — это и были наши гости, но я решил все-таки уточнить: