И ведь понимала, что не почудилось. Но кто мог ее звать? И почему женский тягучий голос показался таким пугающе знакомым?

Ее кто-то позвал. Совсем, как она сама не единожды звала в ночи несчастных, которые не ждали ее зова. Звала, чтобы заманить в сети колдуна, своего хозяина. А теперь, выходит, кто-то так же пытался заманить в сети ее. Кто, кому она понадобилась?!

- Накато!

Она вздрогнула всем телом – в этот раз зов прилетел к ней не во сне, наяву. И здесь уже не получится считать, что ей примерещилось спросонок.

В груди разлился холод.

Кто может ее звать, кому она понадобилась?! Зов в ночи, из неведомой дали не может быть к добру! Уж ей ли того не знать. И голос – смутно знакомый – внушал неприятный трепет. Где, когда она могла его слышать?!

- Ты же слышишь меня, - донеслось насмешливое. – Я знаю, я чувствую.

- А вот шиш тебе! – шепнула неслышно, разозлившись, Накато. – Ничего не слышу, спать буду!

Злость отогнала страх. И ведь досада: Амади запретил звать его – мол, сам придет, когда ему нужно будет.

А сейчас ему не нужно. Он, небось, с шаманом разговаривает. Или морочит его, водит по миру духов. Вон, шаман и дышит неровно, поверхностно. Беспокойный сон – словно проснуться пытается, и не может.

- Нет, - шепнул далекий голос. – Не получится! Ты не сумеешь сделать вид, что меня нет. Я зову тебя! Отзовись.

- Не отзовусь, - буркнула упрямо девушка. – Хоть глотку надорви!

Собственные слова придали ей уверенности. Она хорошо знала, зачем нужно звать издали человека! Внушить тревогу, заставить бояться и трепетать перед неизвестностью. Да, зов – предвестие неприятностей. Вражеских козней. Но она не заставит себя устрашить – неизвестный враг сам выдал себя! Предупредил ее. Сам и виноват. Кто предупрежден – тот может подготовиться к нападению. Тот будет оглядываться, чтобы не получить удар в спину.

Донесся далекий издевательский смех.

- Ты слышишь меня, - прошелестело в ушах. – Ты слышишь…

Да даже если и слышу – что с того?! – хотелось ответить. Накато промолчала. Ни к чему откликаться. Она не просила ее звать. И не следует давать понять, что обращает внимание на зов. Отклик – это слабость.

Она не откликнется. Что ей сделает неизвестный, зовущий издалека?

Ну, разве что помешает спать.

Досадно, конечно. Спать хотелось.

- Накато! – снова позвали ее. – Отзовись! Откликнись…

А голос – женский. Но не Адвар. Что за женщина могла звать ее по имени? Что за женщина могла ее знать…

А сама она точно знала эту неизвестную! Знала – но никак не могла припомнить, кто же она. Голос ей знаком – Накато была уверена.

Знаком. Откуда?!

Она попыталась вспомнить, где могла слышать эту тягучую, насмешливую речь. Не при жизни в родном кочевье – это точно. Мунаш – любимая наложница брата, которой Накато прислуживала - говорила иначе.

Ну, конечно! Озарение едва не заставило ее подскочить на ложе.

Она вообще не могла слышать этот голос в степи! Это же наречие центральных частей равнины Желтого юга. Так мог говорить кто-то в Энхане…

Или в Мальтахёэ. Она ведь долго прожила в свое время в Мальтахёэ!

Долго прожила и многих знала. Только вот лиц толком не запоминала. На что, если она всегда знала, что рано или поздно ей придется покинуть город?

Вот, здесь она привязалась к шаману по имени Таонга. И что вышло?

Встряхнула головой. Не о том думает. Чей, чтоб ее неприкаянные духи растерзали, зовет ее голос?! Женщина, которую она знала в Мальтахёэ. Кто?

Мало ли женщин окружало ее в Мальтахёэ. В доме Изубы их обитал не один десяток! Она и по именам-то никого из них не помнила. Многих и не знала – на что ей это?

А голос настырно звал, окликал, насмехался. Накато, повернувшись набок, упорно размышляла, не обращая на него внимания.

Она даже начала засыпать – сама не заметила как. Однако голос напомнил о себе, вырвав из накатывающей дремы. Едва не заставил ее подпрыгнуть. Она тут же обернулась в тревоге к Бомани – не разбудила ли? Но нет – тот спал крепко, изредка всхрапывая.

Отвернулась, прикрыла глаза.

Не станет ведь давняя знакомица, имя которой она напрочь запамятовала, звать ее ночь напролет?

Насколько необоснованна эта надежда, Накато поняла поутру. И ничего не поделать – пришлось отправляться к Рамле невыспавшейся и выслушивать от той ехидные шутки.

А к полудню кочевье снялось с места и двинулось, забирая резко к северу.

Зов повторился – и не раз.

Голос звал каждую ночь. Неуловимо знакомый – и ускользающий, как рыбешка в горной речке. Накато не могла сообразить, кому он принадлежит, как ни напрягала память.

Амади даже слушать не стал. Она позвала – и он в тот же миг через дверь духов дотянулся, чтобы щелкнуть ее по носу.

Не сметь его беспокоить по пустякам! Он ведь велел – не звать, пока сам не придет.

Оставил ее наедине со свалившейся невесть откуда невзгодой. И что поделать – она не представляла. Как шугануть обнаглевшую незнакомку?

Она вообще терялась в догадках – не то незнакомка, не то давняя, прочно позабытая знакомица… Беда в том, что отставать от нее та явно не собиралась. И Накато каждую ночь оставалась без сна.

Благо, дни проходили в движении: кочевье шло куда-то неторопливо. Накато снова сидела в кибитке на спине мамонта с дремлющей Рамлой.

Она заранее выпросила у лекарки корней, которые спасали от укачивания. И теперь дремала на ходу вместе с хозяйкой. А ночи были бессонными: стоило провалиться в сон – как звучал чужой голос, точно издеваясь над ней. И так раз за разом, ночь за ночью.

Девушка от души надеялась, что безвестной женщине надоест. Но той не надоедало. А Амади никак не показывался – видимо, ему было не до Накато.

И она решилась на то, что в обычных обстоятельствах ей бы никогда не пришло на ум.

*** ***

Таонга.

Она бы, должно быть, забыла о нем со временем. Уже начала забывать! Да видно, боги и духи судили иначе.

Накато не знала, удастся ли ее затея. Дозваться умершего – можно ли придумать что-то более дикое?

Но она уж два дня как приготовила и зеркало, и травы. Для Бомани нынче нарочно подмешала чуть-чуть сонной травы в благовония для жаровни. Ей больше не требовалось тянуть его за собой в сон – так что она вольна была поступать, как знает. И теперь тот беспробудно спал. Накато боялась помехи – вот и надымила в шатре сонным разнотравьем. Она и сама теперь клевала носом – лишь упрямство мешало ей улечься и тоже заснуть.

Успеет! Сначала нужно дозваться духа мертвого шамана. Если это еще возможно.

Готовилась неторопливо, тщательно. В груди жил тщательно скрываемый трепет – с того самого момента, как решила обратиться к духу. И руки слегка подрагивали, когда готовила все к ритуалу.

Есть ли еще он, дух Таонга, или уже развеялся? Духи живут в потустороннем мире вечно – но души умерших людей рассеиваются. Так ей говорили. Редко чья душа сохраняется долго – обычно такое случается, если человека держат сильные чувства и страсти. Гнев, месть, стремление закончить что-то в мире живых.

А если и не рассеялась душа по сей момент – узнает ли ее шаман? Согласится ли помогать ей? Он умер, а мертвому нет дела до живых. Возможно, он согласился бы помочь, если бы речь шла о кочевье и его людях. Но ей?

Накато усилием воли прекратила круговерть мыслей.

Что проку задаваться вопросами? Сейчас она зажжет благовония возле зеркала – и узнает все ответы.

Сердце замерло при виде того, как закурился тонкий ароматный дымок по обе стороны от круглой полированной медной пластины. Накато подождала, чтобы аромат окутал ее как следует, и позвала. Раз, затем другой.

Ей стоило труда преодолеть безотчетную робость. Она ведь взывала не просто через мир духов – она взывала к самому этому миру. И не знала, чего ждать.