— Ты, наверное, много думал в последнее время?

— О чем?

— Вообще, обо всем. О себе в первую очередь.

— Нет. Я и к вам пришел не о себе говорить.

— О ком же?

— О сестре.

Слабый румянец выступил на щеках Бориса. Я молча жду. Борис мнется, не зная, как начать неприятный разговор. Придется помочь ему.

— Она по-прежнему дружит с Зубаревым?

Борис пренебрежительно махнул рукой.

— Какая там дружба. Тиранит он ее, Вера Андреевна, а она, дура, подчиняется. А потом плачет, я сколько раз слышал, проснусь ночью — ревет. Негромко, в подушку, чтобы никто не знал. Вот бы вы с ней поговорили. Может, послушает вас. Я ее к вам приведу, а вы поговорите.

— Ну что же, приводи. Или лучше пусть придет одна. Можно завтра, в это же время.

— Ладно. Вы ей скажите, чтобы она этого Петьку отшила как следует. Он же сволочь, я его знаю. Я сам ей сколько раз говорил — не слушает. Боится, что ли.

— Вот ты какого мнения о Зубареве. Почему же сам дружишь с ним? Ведь дружишь?

— Я — другое дело. И не дружим мы. Просто вместе водку пьем да в карты играем.

— Играешь в карты? А деньги где берешь?

— Ну вот: «где, где?» Начались допросы. Я же сказал, что не о себе пришел говорить.

— Боря, ты знаешь, что твоя судьба не безразлична мне? — тихо спросила я.

— Я понял, — помедлив, отозвался он. — Когда за перегородкой лежал, помните, соседи у нас собрались… Тогда понял. Да вы не думайте, не играю я в карты, так сказал. И не пью. Спросите у ребят — видали меня когда пьяного?

— Нет, об этом мне никто не говорил. Но все-таки нельзя, Боря, так жить, без дела.

— Ладно, подумаю. Значит, присылать завтра Аллу?

— Обязательно посылай. Пойдет она?

— Я уговорю. Придет.

Мы с Аллой сидим рядом на диване. Верхний свет выключен, горит только настольная лампа, и в полумраке Алла кажется особенно красивой. Вязаная кофточка плотно облегает ее тонкую фигуру. Густые волосы пышно поднимаются надо лбом. Лицо девушки бледно и серьезно.

Я пытаюсь расспрашивать Аллу о ее отношениях с Зубаревым, о ее переживаниях, но из этого ничего не получается. Да, дружит. Были в ссоре, опять помирились. Из-за чего ссорились? Так, из-за пустяка.

— Он любит тебя? — спрашиваю я.

Она молчит, раздумывая, потом нерешительно произносит:

— Любит.

— А ты его?

— Да. И я.

Я беру ее за руку.

— Нет, Алла, я не верю этому.

Она смотрит на меня большими беспокойными глазами.

— Почему… Почему вы не верите?

— Ты не знаешь жизни, не знаешь людей. И что такое любовь, тоже не знаешь. Зубарев тебе случайно встретился, и ты ухватилась за него. А ведь он… Как можно любить такого? Пьет, работать не хочет, развратничает. Ты ведь знаешь, он обманул девушку со своего завода, она ждала ребенка, а он ее бросил. А сейчас живет со своей соседкой. И ухаживает за тобой! Знаешь ты об этом?

Алла не возражала мне, только тяжело вздохнула. Как далеко зашли ее отношений с этим парнем? Нет, не буду расспрашивать.

— Не принесет тебе добра эта любовь. Зубарев опять на старую дорожку сворачивает, да он и не думал ее бросать. Он скверно кончит. А ты останешься одна. Или даже с ребенком. Что за будущее тебя ждет?

Я снова делаю паузу, ожидая, не скажет ли чего-нибудь Алла. Нет, ни слова.

— Ты такая красивая, Алла. И не глупая, хотя глупостей уже наделала немало. Но это все поправимо. Твоя жизнь впереди. Будут у тебя хорошие друзья, встретишь настоящего человека, полюбишь, будешь счастливой женой, матерью. Ты не знаешь, какое это счастье, когда есть близкий человек. Любимый, друг, муж.

Вдруг на какое-то мгновенье мне кажется, что я говорю не только для нее, но и для себя. Любимый человек. Ведь и мне может встретиться… Нет, он уже встретился, дорогой моему сердцу, единственный, последний. Теперь немножко решимости, немножко эгоизма и… Платят эгоизмом за счастье? Почему же нет? Очень часто. Я такой же человек, как другие, с обыкновенными человеческими слабостями и желаниями. Если бы он мог прийти ко мне, не по делу и не украдкой, а просто ко мне — открыто, смело, навсегда…

Алла смотрит на меня немного удивленными ждущими глазами. Давно ли я молчу? И о чем я… Да, о настоящем человеке, о хорошей любви…

— Ради этого стоит жить, Алла. И ждать. Может быть, долго ждать. А пока вот тебе мой совет, поступай на работу, устраивайся в вечернюю школу, учись.

— Куда я поступлю? Я же ничего не умею, — вяло возражает Алла.

— Было бы желание. А оно должно быть! Подумай, как ты живешь? Без мыслей, без радостей, без надежд. Разве можно так жить в восемнадцать лет?

— Мне самой надоело.

— Ну вот. Ты обдумай мои слова. Не торопись, как следует обдумай. А потом приходи, я помогу тебе устроиться на работу.

— Ладно, я приду, — обещает Алла.

В голосе ее мне чудится волнение, но, может быть, я ошибаюсь.

Алла уходит. Мне тоже пора домой, но надо еще записать в дневник события сегодняшнего дня, я только в самых крайних случаях отступаю от этого правила.

За работой прошло с полчаса. Теперь можно идти. Я оделась, закрыла кабинет на ключ, шагнула из коридорчика в полутемный вестибюль. И вдруг чьи-то руки обвились вокруг моей шеи, мягкие волосы коснулись подбородка.

— Алла, ты…

— Вера Андреевна… Со мной никто так не говорил… — прошептала она и потянулась ко мне.

Она поцеловала меня и тут же, устыдившись своего порыва, выбежала на улицу.

Недели через две, вечером, кто-то робко постучал в дверь моей квартиры. Я открыла и увидела Аллу. Даже в полумраке передней видно было, что она чем-то расстроена.

— Вера Андреевна, вы извините… Надо поговорить. Отец узнал, что я в детскую комнату к вам ходила, так чуть не избил меня. Я сегодня тайком…

— Входи, Алла. Входи смелее. Будешь со мной ужинать?

— Нет, я уже…

— Садись, садись, за столом и поговорим.

Алла послушалась. За ужином мы говорили мало, Алла как будто не решалась мне открыться. Она вообще привыкла таить свои переживания. Но потребность высказаться была слишком велика.

— Надоело мне все, Вера Андреевна, — начала она.

— Что же именно?

— Все, все надоело. Отец… Он меня недавно таким словом назвал… Ненавидит он меня. Знаете, за что?

— Нет.

— Отчим у меня был, я любила его. И отцу один раз сказала: «Дядю Сережу я любила, а тебя не люблю». Уж давно было, когда он только из тюрьмы вернулся. Скандал затеял, я и сказала. Он мне этого не может простить. Сейчас хочет, чтобы я за Петьку замуж вышла. А я не пойду, Вера Андреевна. Я твердо решила: не пойду.

— И правильно.

— Что правильно, — угрюмо возразила она. — Не даст он мне жизни. Он отчаянный, я его знаю. Я и не нужна ему, а так, чтобы власть свою показать, будет и будет вязаться. Я ему сказала: «Ты ко мне не ходи, не нужен ты мне». А он не отстает. Один раз с соседским парнем пошла в кино, а он увидал и давай скандалить. Я говорю: «Ты мне не муж, чего пристал». «Не муж, так буду муж!» Вижу я теперь, какой он будет муж. Вроде моего папаши.

— Я попрошу начальника милиции вызвать Зубарева, пусть поставит его на место.

— Думала я на работу устроиться, — продолжала Алла. — А что толку? Приду домой — опять то же. И с Петькой не развяжусь никак. Уехать бы, Вера Андреевна, чтоб уж все по-новому.

— Уехать… Что же, это неплохая мысль. У тебя нигде нет родных?

— Нигде. Есть бабушка, так она чужая.

— Ты поехала бы к ней, если бы она согласилась?

— Не знаю. Я так думаю: хуже мне нигде не будет. Только зачем я ей. Чужие мы. Если бы дядя Сережа был жив…

— А знаешь что, Алла, давай попробуем. Я напишу ей сама. Или, пожалуй, лучше напишем обе: ты и я. У тебя адрес есть?

— Адрес есть. Да не отпустят меня мать с отцом.

— Попробуем уговорить их. Ты права: тебе надо уехать. Если не выйдет с бабушкой, что-нибудь еще придумаем. Обязательно придумаем. Ты только не отчаивайся.