— Гадина в Аграбе? — ахнула прижавшаяся ко мне девушка, которая периодически пыталась обслюнявить мне ухо.

— Хорошие новости, — просветлела лицом Ханума. — Теперь я наконец-то смогу её убить… Ну так, принц, теперь твоя очередь рассказывать свою историю. Сядь на пол у моего изголовья, я хочу смотреть на твоё прекрасное лицо.

Она вытянула ноги и положила ступни Маарифу на колени, а мне протянула руку. Да, массажисткой мне быть ещё не доводилось! Рука наложницы напоминала большой кусок пухлого белого мякиша, и пахла так же — ванилью, корицей и какой-то выпечкой. Сообразив, что чем дольше я буду рассказывать, тем больше у нас будет времени на манёвр, я начала вдохновенно врать.

-…И вот, мой отец, подло убитый собственным братом, был похоронен в роскошнейшем месте, на горе, овеваемой семи ветрами, и над его могилой был построен мраморный саркофаг и белоснежное каменное тюрбе, все стены которого покрыты резными узорами из аятов. Мать моя вышла замуж за своего деверя, а когда я вернулся из странствий, сказала, что отец умер сам. Долгие дни я бродил, одинокий, вдоль берега моря и спрашивал себя: «Что теперь делать? Должен ли я узнать, как умер мой отец или смириться с тем, что он уже не жив? Всё же я знаю мою мать и дядю, не лучше ли поверить их словам и спокойно жить?» Но мне явился признак моего отца и сказал: «Дауд…»

— Призрак? — ахнул весь гарем.

— Да, — грустно потупясь ответила я, не прекращая разминать лапку наложницы султана.

— И он рассказал мне правду о своей гибели: как ему влили в ухо яд, и он скончался от невыносимого холода. Когда я решил убить своего дядю, то говорил об этом со своим другом в покоях отца, вдруг слышу — шорох! Один взмах сабли — и шпион убит. Но оказалось, что я зарубил отца моей невесты. Узнав об этом, она сошла с ума и утопилась…

По лицу наложницы текли слёзы, да и Маариф аль-Сафиф сидел, замерев, не замечая, что плачет. А я подкрутила гайки:

— Её брат вызвал меня на поединок, и ранил отравленной саблей, а я — убил его ударом в сердце. Но, раненый, успел добраться до дяди и прикончить его. Теперь государством правит моя мать, а я отправился в добровольное изгнание, чтобы не видеть тех мест, где всё для меня умерло.

— О бедный юноша! — Ханума ударом ноги спихнула Маарифа с дивана, и обняла меня: так осьминог нежно обвивает тунца всеми щупальцами и тянет к нему хищный клюв. Мощная грудь и такие же мощные руки — я оказалась между молотом и наковальней, а губы, намазанные розовым бальзамом, уже впились в крепко сжатые мои, как раздался голос, подобный медному гонгу — мелодичный, но жёсткий:

— Что здесь происходит?! — на пороге ташлыка, войдя через четвёртую дверь из Розового Зала, стояли госпожи Первая и Вторая. Баш-кадын, первая жена султана, держала на руках бузящего Баязида, который тут же вырвался и подбежал ко мне.

— Да, что здесь происходит? — главная наложница уставилась на меня и мальчишку. — А Повелителя ли этот ребёнок, если он с такой готовностью идёт к смазливому юнцу, проникшему в гарем с такой лёгкостью, будто знает сюда дорогу?

Ничего себе у них тут разборки и интриги! Вот и путь — связать всех тёток волосами, и пока они разбираются — свалить. Если Маариф, конечно, отвлечётся от созерцания прелестей наложниц, которые, будто специально, принимали перед ним максимально соблазнительные позы.

— Этот юноша спас Баязида, и теперь стал ему старшим братом, — проинформировала госпожа Вторая, та самая, с голосом-гонгом. — И наследником Повелителя. Хотя после нарушения чистоты гарема, боюсь, ему придётся покинуть Аграбу.

— Да его и так уже сосватали Лейле, чудом выбрался, — съязвила Ханума.

— Правда? — царственно обратилась ко не госпожа Вторая, пока баш-кадын с интересом рассматривала Маарифа.

— Правда, — ответила я. — Еле выбрались с генералом из спальни.

— Зная генерала, не удивлюсь, что вы оказались с ним в спальне, — проронила госпожа Вторая. Маариф залился краской. Интересно, о чём это она?

— Надо помочь вам выбраться. Вы не заслужили такой судьбы, я уже поговорила с Мутабором, он не стал таиться. Видишь ли, принц, Двойной Клинок так и не нашли, а Танита призналась, что украла его для неизвестного заказчика. Её пытают уже час, и последнее, о чём я знаю, были раскалённые иглы под ногтями.

— А как же мои др…, а как же другие? Старуха, банщик и мальчишка?

— Никакого мальчишки не было, а эти двое заперты пока в темнице. После Таниты придёт и их черёд. А если Борух узнает, где вы, то и вам грозит та же участь. Надо бежать.

— Я никуда не уйду без них!

— Если не уйдёшь — не сможешь вернуться, — заметил Маариф, который наконец-то встал с дивана и отклеился от очередной девицы. — Госпожа Вторая советует нам дельные вещи. Но как же все… свидетели?

Он обвёл рукой ташлык, сияющий парой сотен любопытных глаз. Ханума смотрела на жён султана со злобой и плохо скрытым злорадством.

— Всё просто, — улыбнулась госпожа Вторая. — Кто будет болтать — уснёт со шнурком на шее, отравится сладостями или лишится языка. Так ведь, госпожа Ханума?

Вторая подошла к главной наложнице вплотную.

— Не буду молчать! — взвизгнула та, тряся всеми складками. — Не буду! Султан выгонит тебя, а меня сделает своей женой! Вот тебе награда за предательство, а мне — за верность!

— Не ты ли хотела скрыть нарушителей спокойствия в гареме и наслаждаться их присутствием сама, а? — грозно спросила Вторая. Она вдруг улыбнулась, и нежно обвила рукой шею Ханумы:

— Как я понимаю тебя, подруга, — прошептала она. Ханума слабо улыбнулась в ответ, но тут госпожа Вторая резко дёрнула кистью, и тонкая стальная нить, которой она оплела шею главной наложницы, сложилась в пружину, и дзынькнула. Голова Ханумы, с рыжими кудрями и нелепо выкаченными глазами запрыгала по полу, как мячик, оставляя кровавые следы. Баязид засмеялся и захлопал в ладоши. Огромное тело наложницы постояло лишь секунду, и рухнуло, обдавая всё вокруг кровью. Пара капель попала и на госпожу Вторую. Оглядывая замерший гарем, она слизнула капельки и сказала:

— Никому ни звука. Иначе…

По щелчку два евнуха закатали тело с головой в ковёр и куда-то унесли. Три старухи сноровисто замыли кровь, и пока они трудились, а напуганные обитательницы гарема искали место, где поплакать и спрятаться, мы с Маарифом думали об одном: как бы выжить в этом змеёвнике? Я не сдержалась, и взяла его за руку — рука была холодной, как лёд, но аль-Сафиф ободряюще сжал мои пальцы:

— Жди.

Недалёкая баш-кадын, кажется, даже ничего не заметила, занимаясь Баязидом. Госпожа Вторая показала:

— Сюда. Это Розовый Зал. Здесь никто не бывает, кроме нас, жён Повелителя, и его самого. Сегодня у нас нарушение закона, но это нарушение оправдано и не порочит ничью честь. Идите, а мы — следом.

Так, держась за ручки, как в детском саду, мы с Маарифом, зашли в одуряюще яркую комнату, в которой главным цветом был вовсе не розовый, а золотой. А вот розы были повсюду. Я уже ожидала, что нас встретит ещё и розовый аромат: этот маслянистый запах во дворце Боруха был повсюду — ходил волнами, забирался в ноздри, лип к коже. Но, на моё удивление, в Розовом Зале пахло вовсе не розами.

— Что это? — удивился Маариф. Но я уже всё поняла и узнала: пахло борщом. Обычным русским борщом, пирогами с капустой, кажется, гречневой кашей с подливой и компотом. Как у бабушки в гостях.

— Да проходите, чего встали, гостями будете! — за низким восточным столом, уставленном вполне обычными русскими блюдами, сидела на пуфике русоволосая женщина с пронзительными зелёными глазами.

— Госпожа Третья, — представила её Вторая, и в голосе её прозвучали дружеские нотки.

— Настасья Филипповна, — добавила сидящая за столом, обмакнула капустный пирог размером в небольшой лапоть в растопленное сливочное масло, и закусила сразу половину, перепачкавшись маслом до ушей.

— Бу-фу-фу, — сказала она, гостеприимно маша рукой. И тут она вгляделась в меня и, судорожно прожевав пирог, выпалила: