Интересное дело, а откуда в средневековой Руси — цирк? Гладиаторы там всякие? Точно, Город Грехов. Фоменковград. Лженаучбург.
— Ы-ы, — сказала я, демонстрируя понимание. Старшее поколение пошло обтягивать кибитку тряпками, мастерить коням попоны да плюмажи, рвать ткань на флаги и вешать их на палки, которые воткнули в кибитку как попало, наподобие китайского уличного театра. В тот момент, когда Алтынбек гримировался в Чингиз-хана, вернулся кийну. И привёл за собой стаю волков, которых бабка срочно отправила мыться, потом расчесала, побрызгала настойкой грецкого ореха, от чего они стали похожи на пятнистых собак, и нацепила на каждого цветной платочек. Волки поворчали, но кийну их быстро утихомирил. Сам он переоделся в костюм обычного деревенского пацана, если в местных деревнях носят плисовые шаровары в зелено-фиолетовую полоску, оранжевые жилетки, да турецкие тапки с вышивкой.
В целом вид мы производили дикий. Бабка собрала совещание:
— Ну что ж… Понятно, кто чем заниматься будет, зря воздух трепать не стану. Единственное, что надо сказать — дева наша, Полина, в медведе уже третьи сутки обретается, начинает в ней прорастать медвежья сущность, так что понапрасну не дразните.
— Ы-ы-ы, — согласилась я.
— Полина у нас танцует, я- на ложках играю, — бабка прищёлкнула двумя обычными липовыми ложками, которыми щи хлебают, как кастаньетами. — Надежды на неё у Давиула нет — медведь тихо танцует, что ж поделаешь. Вот разве Сэрв своими байками его развеселит, да кийну — песнями. Главное же нам — город насквозь пройти. Заходим в ворота северные. Выходим — в южные, заходим в западные — идём в восточные, и наоборот. Если же горох пройти не насквозь, а наискосок, останешься там навсегда. Запомнили?
— Да! Да! — загалдели Сэрв, Орон и Алтынбек, только мы с кийну и козлом многозначительно промолчали.
— И ещё: город стребует с нас свою дань. Какой она будет — никто не знает, Давиул скажет во время аудиенции. Но дань отдать надо, не спорить. Если не отдать, то от этого человека или предмета многие беды в мире приключиться могут.
— Человека? — ахнула я, а остальным, вроде, такое заявление и не в новинку было. Подумаешь, человека в жертву принесли, чепуха какая. Чик по горлу — и в колодец! Меня, конечно, никто не услышал. Баба Яга переодеваться не стала, она и так была весьма колоритна в своих чисто выстиранных обносках, а в целом мы стали напоминать беглецов из дома для скорбных головою. Психушки, то есть. И вот, укрепившись духом, мы двинулись по дороге в Город Грехов. То есть, это нам только так казалось: стоило сделать шаг, как город сам прыгнул нам навстречу и распахнул пасть ворот. Ни стражников, ни таможенников на воротах не было. Да и зачем бы?
Хотя нет: стоял там кто-то, в драной кольчуге, опираясь на кривое копьё.
— Хр-буль-буль, — промямлило существо, и я поняла, что это воин, причём русский, всадник. Да не простой, а княжеский. И плащ был когда-то бархатным, красным. И сапоги не коровьей шкуры — розового сафьяна. Только лицо обтянуто тёмно-серой кожей, да пальцы скелета, вцепившиеся в древко, страшно искалечены. «Зомби», — сразу узнала я.
— Умертвие! — взвизгнула Орон.
— Не-а, — Баба Яга наклонилась, щёлкнула по гнилым, выпяченным зубам, которых никак не хотели прикрывать узкие сухие губы. — Ходячий мертвец.
— Что совой об пень, что пнём по сове, — сказал Сэрв.
— Умертвие, мурмолка ты ходячая, это нетленный труп, который закопан в кургане или в склепе лежит, и ждёт своего часа. Пройдёт мимо путник, особливо ночью, а умертвие его манит, голосами да видениями разными зазывая, — начала ликбез Баба Яга. — В умертвия превращаются сильные колдуны, либо те, чью жизненную силу забрал какой-нибудь амулет, но на теле и остался. Он управляет трупом и не даёт ему портиться и стареть. Слышал байки про закопанный на сотню лет царевен, что не гнили, морщинами не покрывались, а были всё такими же прекрасными, как и в день смерти? Вот это оно. Ходячий же мертвец — простой человек, которого поднял колдун, либо дело несделанное, либо клятва нарушенная. И пока он эту клятву не исполнит, или у колдуна прощения не вымолит, будет по земле бродить. Тебе чего надо, полешка безглазая?
Мертвец перекособочился, достал из-за пазухи пергамент, перевязанный лентой и с сургучной печатью. На печати было имя какого-то князя, что ли — кусок скололся, а адресовано было великому князю Ярославу Мудрому и жене его Ингигерде.
— Эк, хватил! — бабка покачала головой. — Так уж не только Ярослав Владимирович преставился, так и сын его, Всеволод Ярославич. Сейчас престол русский у внука ярославова, Владимира Всеволодовича, прозванием «Мономах». Долгонько ж ты тут стоишь, болезный…
Зомби покивал, показывая, что его устроит, если пергамент доставят и Владимиру, и Мстиславу, и Роману, и Юрию — хоть кому-то рода княжеского.
— Видать, важное письмецо… — протянул Сэрв, пытаясь незаметно слямзить восковую печать. Оторвать не оторвал, но прочёл:
— «Князь Джерело». Ну и имечко! То ли студень из говяжьих мослов, то ли дыра в нужнике…
— У тебя ли лучше? — отбрила Яга. — Так и быть, доставлю письмецо твоё, горемыка.
Зомби подобрался, выпрямился и… зашагал рядом с нами, показывая, что Город Грехов ничего нам под его защитой не сделает. Ну да. Яга спорить не стала, просто махнула рукой на всё это безобразие. Я тоже как-то уже смирилась с тем, что наш отряд прирастает какими-то неприятными личностями. И, в конце концов, может, это нам поможет дойти до бабкиной избушки, куда мы так и не можем вернуться после акушерского похода? Нет, это здорово, что Яга приняла роды, только вот девчонки сейчас вынуждены лежать в виде чурочек деревянных, а их мать — изображать цыганку.
Город Грехов был шумным местечком. Здесь тусили абсолютно все возможные существа. Я читала как-то про перекрёсток миров, так вот это он и был. Бабка нас проинструктировала: шли мы не тихо — так сразу зарежут, а кричали и пели, звенели в колокольцы и бубенчики, кийну кувыркался в воздухе как шаолиньский монах, а цыгане наши сразу стали всем гадать и даже подрезали пару кошельков. Я рычала, раззявя пасть и надеясь, что там нет кариеса. Народ пугался и тыкал в меня отравленными копьями.
— Рррасступись! — прозвучал стальной командный голос, и из толпы, раздвинув её, точно ледокол, выступил бравый стражник с пятью своими клонами.
— Городской сержант и глава стражи мастер Фетюк! — отрекомендовал его какой-то мелкотравчатый шкет, похожий на эльфа, который последние лет триста занимается сбором мусора.
— Да! — рявкнул Фетюк. — Балаган устроили?!
— Нет… — пролепетала растерявшаяся Яга. — То есть, да. Балаган и есть. Лучший странствующий балаган, который вы только видели!
— Вас требует высокородный Давиул!
Чего-то быстро. Только в город вошли, а о нас уже прознали, и даже вызвали на ковёр. То ли кто-то здесь стучит, то ли Давиул этот не так-то прост, и отсутствие стражников на воротах объясняется, скажем, видеокамерами или какими-нибудь магическими шарами всевидения, вроде палантиров.
И мы поплелись за стражей, которая не столько следила за тем, чтобы не сбежали мы, сколько за тем, чтобы не похитили нас. Или у нас. Потому что первым право что-нибудь спереть или отжать имеет, конечно, высокородный Давиул. Я надеялась, что нас проведут во дворец, дадут вымыться в хрустальной ванне, накормят, расспросят, а потом убьют. Так во всех фантастических книгах пишут. Или бросят в темницу, расспросят, а потом убьют. В любом случае у меня хоть лапы отдохнули бы, но — нет! Бравый сержант Фетюк привёл нас не во дворец, не в пыточную и даже не в темницу.
Мы пришли на ярмарочную площадь. Площадь по периметру окружала железная стена метра четыре высотой, в центре стояли четыре столба со ступеньками: на одном — в нижней четверти, на втором — на второй, и так далее. В центре размещался столб повыше и потолще, с троном наверху. Чтобы забраться туда надо было взобраться по ступенькам первого столба, перепрыгнуть на второй, подняться там, снова прыгнуть, и так пока не допрыгаешь до нижнего бронзового кольца центрального столба. Там, цепляясь за кольца, надо было подняться на самый верх и усесться в кресло. Только ничего бы не вышло: кресло было уже занято. Я мало, что видела своими медвежьими глазками, но уразумела — наверху сидит сам Давиул, человек роста немалого, в золотых одеждах и короне. А внизу кипит ярмарка, на которую он смотрит зорким взглядом. Не представляю, как Давиул поднимается на такую высоту, если только отцом его не был царь обезьян Хануман. Человеку это не под силу.
