Кто бы меня ещё и слушал. Машина влетела под маскировочную сетку, сигналя, визжа тормозами и виляя задом, как потасканная проститутка. Хорошо, что там никого не было и даже стульчики хозяин магазина предусмотрительно забрал на склад заранее. Только один хрустнул под колесом и разлетелся ножками врозь.

— Что там? — шофёр откинулся на спинку, тяжело дыша. — Летают ещё, мотыльки смерти?

— Двое, — сказал я, — но отсюда плохо видно. Кажется, шли за нами.

— Значит, сидим и не дёргаемся. Услышишь грохот вдалеке и свист — бросайся на землю плашмя. Желательно от машинки подальше. Здесь есть убежище?

— Не знаю, — признался я, — должно быть.

— Хочешь, иди поищи. Побудем в укрытии минут десять, чтобы интерес потеряли фонарики гадские. Я здесь буду — машину не брошу.

— Насколько я знаю, движущуюся цель легче обнаружить… — попытался я возразить. Хотелось остаться в машине не только из-за лени — ноги ещё дрожали, и я сомневался, не брякнусь ли сейчас на землю, едва попробую встать. Будет очень глупо это выглядеть. Да и звучало почти как приказ. «Иди — поищи». «Сам иди!» — вот мой ответ.

Саша тем временем уже выскочил со своей стороны и крутил руками как мельница, разминаясь.

— Под сеткой нас не видно. Тупые фейри сейчас улетят на поиски новых целей. Ты главное на улицу не выходи, а в магазин можно.

— Я чуть посижу, отдышусь.

— Понимаю, — хмыкнул шофёр и поднял кресло. Обычно там хранились всякие шоферские штуки — торцевые ключи, зубило с молотком, фигурные отвёртки, ключ для свечей зажигания и вороток. — Ладно, отдыхай, я на колёса гляну.

— Только недолго, нам ехать надо. Знаю я вас, пять минут — и всю машину разберёшь.

— Не ссы, — засмеялся довольный похвалой шофёрюга, — работают профессионалы.

Я прикрыл глаза ладонью и позволил себе расслабиться. Левой рукой всё также прижимал сумку к телу. Нельзя позволить усталости взять верх, нельзя снизить бдительность — это было бы глупо и даже опасно для жизни. Усталость подходила всё ближе, печатая шаги. Я слышал их, слышал, как хрустят камешки под подошвами искушения, но не мог бороться прямо сейчас. Недавний взрыв адреналина в короткой погоне будто высушил меня до костей, как рыбу на складе. Я позволил лени подойти совсем близко, так близко, что чувствовал её дыхание, ощутил холодок на предплечье и почему-то на щеке, почувствовал странный кислый запах, насторожился, но было поздно.

Холодные пальцы с такой силой вцепились в плечо, что казалось, встретились где-то посередине, разрывая сухожилия. А потом меня дёрнули вверх и вбок с такой яростью, что не нужно было открывать дверцу — я просто пролетел над ней. Если бы зацепился случайно ногой, то она осталась бы там, где застряла, но вылетел я беспрепятственно, на удивление не издав звука пробки, вылетающей из бутылки шампанского.

Успел заметить мощные белые руки, белое бородатое лицо под собой и тут же рухнул оземь с треском и болью. Раздался рёв, и это придало мне сил, чтобы резво ползти в сторону машины. Где-то там был Сашка, у него был молоток и, наверное, пистолет, и у него ещё не сломаны рёбра.

Разочарованный вой, и меня за ногу, как мешок, потащили в противоположную сторону.

Всё происходило так быстро, что запомнилась только боль, только бетон и камешки, избивающие спину мелкими ударами, и крепкая хватка за ногу. Такая сильная, что сейчас хрустнет обрубок, который когда-то назывался конечностью, и польётся фонтаном кровь из места, где была стопа. А жадная морда, облизываясь, начнёт пить бьющую толчками красную жидкость, наполненную плазмой, тромбоцитами и лейкоцитами.

Я заорал как рожающая баба, забился на земле как свежая акула, призывая Санька на помощь, и умудрился ногой пнуть тварь прямо в фартук с надписью «Приятного аппетита, коллеги» — да так, что она уркнула и выпустила пока ещё целую конечность.

Надо мной возвышался здоровый мужик с черной бородой в фартуке и совершенно пустыми глазами. Но смотрел он на меня, нагнулся и постарался схватить за ногу ещё раз.

— Иди на…!!! — вырвалось, как будто он должен был понять и отпрянуть, но оно зарычало, оскалив окрашенные в красное разной длины зубы. Я шарил рукой по земле, не в силах подняться, но хотя бы найти какой-то топор для колки мяса. В кино всегда под руку лезут топоры, но у меня только пыль сыпалась сквозь пальцы, и кажется, я влез рукой в чей-то незасохший плевок. Хоть бы какой ситар без струн попался, это хотя бы было смешно.

Чудовище открыло пасть и ещё раз заорало, так что его слышали, наверное, и на передовой. А потом мелькнула тень, глухой удар, и мертвый хозяин магазина вздрогнул. Голова дернулась, глаза остекленели, пасть застыла в максимально распахнутом состоянии, и вдруг что-то прорвало горло, будто изнутри. Как паразит из тела вылез из шеи окровавленный наконечник и нырнул обратно. Ещё один глухой удар — и сталь прорвалась с другой стороны, как атакуют внезапно противника с флангов. Ещё удар, и кто-то выругался, да так грязно, что все девчонки города покраснели одновременно, даже те, что выехали.

Голова дернулась и криво пошла вбок, открывая страшное. Я успел отвернуться, но всё равно зацепил взглядом ужасную рану, торчащий в ней клинок, а воображение дорисовало уже всё остальное.

Что-то круглое упало рядом и перекатилось по земле, а следом на меня рухнуло тяжёлое и дёргавшееся тело.

Теперь я кричал громче того чудовища, и если уже заговорили о девушках, то все девушки города отвернулись от меня с презрением, услышав этот бабский визг второй раз.

— Заткнись, щегол! — рявкнул кто-то. Незнакомый голос. — Ты чего встал, салага? Выходи из-за тачки и помоги трупака с твоего друга снять, пока он от крика своего не оглох. Заткнись же, щегол. Вот, зараза. Пацаны, быстрее, у меня без вас дел полно.

Я ещё лежал, задрав лапки, как перевёрнутый жук, когда с меня сняли обезглавленное и ещё дёргающееся тело. Тогда я и увидел Санька, который избегал смотреть в глаза. И того, кто меня спас, тоже увидел. Паренек примерно моего возраста, лет двадцать. Военный. Но без каски, без броника, в распахнутой на груди гимнастерке. Чёрные растрёпанные немытые волосы, но одновременно тщательно выбритое лицо и красные обгоревшие уши, торчали вверх по обе стороны головы.

Тут я заметил, что в правой руке он держал голову — ту самую, что недавно хотела попробовать моей крови, и даже сейчас глаза следили за каждым моим движением, вращая зрачками.

— Мда, — прогнусавил паренёк, — вставай уже, щегол, чего разлёгся. Вы откуда? Какая рота?

Я опустил глаза.

— Какая рота, спрашиваю? Номер части, щегол, или, может, ты не боролся с мертвяком, а чем-то другим собирался заняться? Помешал вам, салаги?

В другой руке у него был кривой клинок, с которого ещё капала чёрная густая жижа. Солдат мой взгляд заметил и руку поднял, оружие покрутил разглядывая остриё.

— Нравится мачете? Может, хочешь забрать у меня игрушку?

— Никак нет, — я опустил глаза.

— Так представься по форме! Позывной, звание, рота, куда направляешься!

— Позывной Гермес, штабная рота, отдел связи, в процессе выполнения доставки срочного пакета.

— Куда? Гермес, бля.

— Я сказал, куда. — Пока я отряхивался, он уже допрашивал Шурика.

— Ты почему его не спасал, когда мертвяк почти уже заточил алую пяточку напарника? Не любишь братана?

— Я пытался, — тихо сказал Шурик, на секунду посмотрев на меня, — монтировку хотел достать, а она застряла как назло.

— Ясно, запаниковал, — согласился вояка, — с тебя простава братану. Ещё бы чуть, и он бы рычал в твою сторону, как там тебя?

— Холмс.

— Холмс, бля. Ну и погоняла у вас, щеглы.

— А у тебя как? — встрял я и сразу об этом пожалел. Почти мгновенно.

— Не тыкай мне, рядовой. Видишь лычки? Не видишь, потому что их нет, бля. А знаешь почему?

— Так в разведке принято, — вспомнил я, слышал когда-то разговоры в штабе.