— Два рожка, девушки, пожалуйста. И быстрее, пока ваш сосед окончательно не расплавился посреди улицы.

— Вы хоть бы зонтик ему дали, раз уж выгнали на улицу, — ответила самая храбрая. — Мы смотрим на соседа и так жалко его, а ничего поделать не можем. Он даже не подходит, угостили бы холодненьким. Вы не разрешаете ему покидать рабочее место?

— Сейчас самое время насыпать холодную горку побольше. Может и мне перепадёт, рядом с молодёжью. Тебе с каким наполнителем? Мне с клубничным джемом, спасибо. Игорь?

— Всё равно. Я всеядный.

Остановились на вишнёвом, и Касьян, назвав себя Касьяном Щедрым, попрощался с девушками и повёл меня вдоль дороги.

— Пройдёмся, пока парни работают. Поговорим.

Мне действительно не хватало мороженого. В голове прояснилось, холод обжёг язык и горло, прогнал сонливость и подарил, может и кратковременную, но энергию.

Несмотря на готически строгий вид, Касьян явно наслаждался мороженым. Я старался не смотреть на его длинный язык, которым он что-то старательно делал в белой горке.

— Если бы мне пришлось покинуть этот мир, то больше всего я бы скучал за летними улыбками девушек и мороженым. Касьян Сладкоежка называла меня мать в детстве. О, она просто не видела, как я люблю мороженое.

— Касьян на Палочке, — буркнул я.

Ему неожиданно понравилась эта глупая шутка. Он хохотал так, что его крестные обернулись и приостановили работу на мгновение.

— Это мы запомним! Это мы повторим. Чем славятся люди, так это чувством юмора. На смешном фронте вас не победить. Извини, Игорь, я отвлёкся.

Краем глаза я следил за тем, что происходит у магазина. Не знаю, зачем он меня кормит и кругами водит — что-то хочет, наверное.

— Я вижу, ты понял.

— Спрашивайте, — сказал я, — или объясняйте.

— Я немного позволил себе нырнуть в твою биографию. Ненадолго.

— Ещё один, — вздохнул я, — сегодня Всемирный День Составления Досье? И что же вы там вычитали?

— Ну а как же. Перед тем, как работать с тобой, нужно было проверить. Точка выдачи для людей и особенных — дело тонкое. Любая мелочь, психологическая травма может подвести и устроить миниапокалипсис. Ты ведь знаешь, в каком городе мы живём.

— Так что вы там накопали?

— Ничего особенного, кроме того, что ты участвовал в этой проклятой временем войне. Если честно, я первый был против твоей кандидатуры. Тот, кто убивал особенных, разве сможет им улыбаться впоследствии? Не думаю.

— Пора возвращаться. На улице уже не осталось ничего от нашего оборудования, даже провода как змеи втянулись внутрь, и двери захлопнулись.

— Постоим здесь. Если зайдёт кто из клиентов, то ты увидишь и сможешь быстро вернуться на рабочее место.

Касьян поискал глазами мусорный ящик и метко закинул туда палочку, обёрнутую бумажкой.

— Не хочу, чтобы парни слушали. Меня смогли переубедить тогда. Один небольшой нюанс стал решающим, ты ведь понимаешь, о чём я говорю?

Я промолчал. Точнее спросил, что же он хочет услышать от меня.

— Вы ведь встречались с ходячими на полях сражений, правда? Ты ведь знаешь все эти штуки с бессмертием и тем, что мертвец может разговаривать со своим хозяином? Можно было взять мертвеца в плен, и он как маячок выдавал место нахождения бункера, а потом прилетали драконы и сжигали всех внутри. Всех, кроме мертвеца, который дымился и вонял, но был жив. Вы убивали мертвецов, но они восставали и продолжали сражаться. Вы расчленяли их, но это тоже не помогало. Даже конечности жили своей жизнью и наносили ущерб. Это очень мешало вам, правда? Но вы люди, не только смешные, но и хитрые. Вы что-то придумали. Ты помнишь это?

— Не хочу вспоминать, — я содрогнулся, — ничем не горжусь, но ни о чём не жалею.

— Как и я, Игорь, как и я. Касьян не просто так получил прозвище Беспощадный. Но и Милосердным меня тоже звали впоследствии. Ты можешь вспомнить, как расправлялись с ходячими? Как именно вы заставляли их молчать?

Мне не хотелось вспоминать.

Воспоминания не заставили себя ждать. Стоило только откинуться на подушку и закрыть глаза, как измученный мозг расслабился и начал воспроизводить яркие картины из прошлого. Иногда фантазия заменяет мне телевизор, иногда превращается в пыточный инструмент.

Так вот.

20*** год. Я еще совсем молодой, без морщин, ранений и шрамов, еще верю в людей и ненавижу «нелюдей», которые развязали войну, когда «этого никто не ждал».

Я призван по мобилизации четыре месяца назад, но все еще не держал в руках оружия. Как-то само собой получилось попасть в так называемые «штабники». Тепленькое место, где все мечтают служить чтобы отсидеться, а я даже не просил об этом. Меня просто туда записали, едва взглянув на комиссии. Ну штаб, так штаб. И в тылу можно приносить пользу.

Получив печать в билете и приступив к выполнению рутинных обязанностей, я невольно стал любимчиком подполковника. Даже сейчас его круглое мясистое лицо со свисающими вниз усами стоит перед глазами. Мозг услужливо возвращает старые обиды, радости и гадости.

Ярко помню как мы пьянствовали по ночам в казарме. Как приводили девчонок. Как получали выговоры и, опустив глаза, слушали бесконечный вой полковника.

Как приходилось пить уже с ним в кабинете — только я и он. Здоровенный мужик хныкал и жаловался на жену, которая, по его словам, точно изменяет и «дает под хвост каждому симпатичному рядовому». Причем он начинал подозрительно злобно коситься в мою сторону и сжимать стакан так, что хрустело стекло.

Как завывали над головой пролетающие со скоростью звука грифоны, как дрожали стены от взрывов, как стучали пулеметы парней, пытающихся достать тварей.

А еще я помню бесконечные поездки с поручениями. «Отвези документы в штаб, помоги загрузить ящики с патронами, проводи связного к театру, чтобы устранить разрыв».

«Что ты делал на войне?» — «Да, писарем отсиделся в штабе.» Это про меня. Но тот дождливый осенний день был особенным.

Подполковник (назову его Неизвестный) протягивал мне планшетку с документами. Довольно большая наплечная сумка, набитая секретной макулатурой, весила наверное полтонны, но он держал ее на вытянутой руке и не морщился. Я слышал, как хрипит у него в груди, как тяжело он дышит, и ощущал спертый тяжелый запах одеколона. Где-то вдалеке грохотали разрывы, зенитка пыталась отогнать что-то летучее.

— Неспокойно сегодня, Игорек, не вздрагивай. Должен был привыкнуть уже.

Я и не дергался, но возражать не стал. Спорить с начальством себе дороже. Тем более, когда можно потерять хоть какую-то, но протекцию лучше промолчать.

— И тем не менее, парни, вам придется эти бумаги срочно доставить на окраину города, на первую линию обороны. Прямиком в командный бункер. Бывал там, Александр?

Я покосился на парня, который стоял справа. Не видел его раньше. Судя по комбинезону поверх гимнастерки, огромных дурацких защитных очков и тряпки, свисающей из кармана, это был водитель.

Тот сказал, что нет, но с картами знаком.

— Игорек тебе покажет, если что. Он тут рапорты только в избу Бабы Яги не возил, а так в каждую дыру заглядывал. Верно, Игорь?

Я подтвердил и заметил, что шофер тоже меня искоса разглядывает.

— Вот и хорошо. Следовательно, приказ такой. Пакет доставить лично в руки генералу Бесфамилько. Пакет не вскрывать, там все на печатях. Потеря посылки, как и её вскрытие равнозначны измене. Даже без ног и рук должен перекатом до бункера доскакать и посылочку передать лично в зубы генералу. Если Игорька убьют, то Шурик хватает сумку с мертвого тела героя и продолжает путь, но надеюсь, что до этого не дойдет. Боев в городе нет, врага держим конкретно на подступах, и опасаться можно только случайного фаербола от крылатой вонючки или случайного диверсанта. Поэтому по дороге ни с кем не заговаривать, не останавливаться, попутчиков не брать. Это ясно? Погнали!