Это хорошо. Никто не страдает при таком раскладе.

А напоминает мне этот уклад — разделение труда. Где травка зеленее- там коровы пасутся, где солнышко светит ярче — там… загорают, наверное, где реки протекают — лес переплавляют.

Так и с магией. Всем выгодно — Русь расцветает. Одни имеют — других имеют. Фу… не то сказал, одни имеют — другие покупают. Спрос рождает предложение, хотя… в этом деле наоборот.

— Моя семья никогда не мечтала о даре видеть духов и разговаривать с ними. Но так решили верховные боги. Даренному коню в зубы не смотрят. Живем и процветаем с этим даром. Знать будущее и правильно им распоряжаться дорогого стоит. Информацией торгует только по необходимости, — со значимостью в голосе сообщает Оболенский. — Так что товар у нас знатный. Впрочем, у вашего рода, теперь тоже товар богатый. Я-то думал, что княжичу мало что светит, хотел помочь ему. Видел, что он ни алхимиком, ни менталистом не станет. Воин из него хороший, обучен Трубецкой на славу.

Отец зловеще посмотрел на разглогольствующего князя Оболенского.

— Между прочим, — заговорил отец со знанием дела, — даже если бы дар не открылся, мой сын стал бы великим мужем, он очень много всего знает. Начитанный, у него острый ум. Он пробил бы себе дорогу умом.

— Князь Тимофей Романович, мы знаем с вами какие сложные времена грядут. Одним умом не прожить. Хитрость нужна и сила недюжинная физическая и ментальная. Магия мощная. И конечно, же дружины пора собирать.

— Рано еще дружины собирать, пока земля в покое находится. Не надо спешить, — спокойно ответил отец.

— Союзников уже пора собирать под свое крыло!

— Это да, — отец вздохнул и уставился на меня остолбеневшего.

— Это не дар нашего рода, — выдохнул брат. — Слишком сильный.

— Может, Бог усилил его дар? — метко подметил князь.

— Полагаю, здесь задействованы божественные силы, но не те, о которых вы думаете, — выдыхает Оболенский и с восторгом наблюдает за моей трансформацией.

— Мой предок Владимир никогда бы не пришел, если бы его не позвали. Какие-то очень сильные чары наложены и заклинания мощнейшие, — Оболенский вглядывается в меня шестым глазом.

— Ты вызвал духа рода? — спросил гневно мой отец у гостя.

— Нет, великий князь Владимир сам пришел. Говорит, что обучает Дмитрия тому, что вскоре ему очень сильно пригодится.

— Я не разрешаю вызывать духов в доме, — впервые княгиня повысила тон.

— У вас же иконы повсюду, чего вы боитесь на самом деле? — Оболенский сузил глаза.

— Любой некромант может прочитать информацию про вашего мужа, так что, полагаю, княжич уже знает, что через два года князя Трубецкого не станет, и ему самому придется прокладывать свой путь к богатству и процветанию.

— Ах! — княгиня снова ахает. — Да как вы смеете?

— Отец, это правда? — Меркурий направляется к князю.

Тот кивает.

— Не будем обсуждать будущее сейчас. У меня еще есть два года, чтобы сделать из вас князей, опору клана и государства русского.

Мать выдыхает, и я вижу, как по ее щекам бегут слезы.

Пошевелиться не могу, смахиваю слезы — мысленно прикасаясь к ее лицу… и она вздрагивает, с ужасом глядит на меня.

— Дмитрий, как ты это сделал?

Я потихоньку прихожу в себя, мысленно помещаю огромный огненный шар в темный колодец с ледяной водой. Вода шипит, булькает, а затем огонь в моих руках гаснет.

— Как ты это сделал? — на этот раз меня трясет за руку князь Оболенский.

— Как твой предок научил, — отвечаю спокойно.

— Я всё равно не понимаю, почему они все обратили на тебя внимание? — друг детства смотрит с сомнением и удивлением.

— Что-то не так? — подыгрываю ему.

— Ты обыкновенный княжич, таких десятки на Руси, но духи Руси прямо всполошились, и произошло это, на минуточку, в тот день, когда у тебя неудачная инициация случилась.

— С инициацией всё было в порядке, — заступается мать. — Кто-то попытался в тот день отравить князя Дмитрий, поэтому вся энергия дара ушла на возвращение в него жизни.

— Ты умер? И воскрес? Как Бог? — Оболенский в ужасе отступил от меня на шаг. — Твои пятна, — он схватил меня за руку. — И тут я увидел трупное пятно

Гадство. Часы воздействия снадобья уже истекли.

Я не хотел, чтобы распространялись сплетни по городу о том, что я воскрес. Могли пойти нехорошие кривотолки о том, что в меня мог вселиться любой дух, и тогда меня Трубецкого назвали бы грязнокровкой и изгнали из высшего сословия.

Впрочем, так и произошло, в тело вернулись два духа!

В мозгу мелькнула мысль — а не попытаться ли мне скрыть пятна — и я пробормотал заклинание на латыни, внезапно всплывшее в моем мозгу.

— Это грязь. Я же боролся в Московии, на кулаках защищал честное имя Трубецких, — рассмеявшись, потер запястье, и пятно исчезло.

— Ах! — снова ахнула матушка.

— Извини, Дмитрий Тимофеевич, показалось. — Оболенский улыбнулся виновато.

Эх, жаль, он же некромант, мог бы излечить мои пятна.

Но рассказывать всю подноготную своей нечистой инициации, незавершенной до конца я не собирался, поэтому промолчал.

Червь сомнений не покидал меня, жрал изнутри — кто-то из моих близких точно был на стороне зла. Ведь только свой мог в тот день подменить в лаборатории колбы и заклинания в книге.

Доверие — слишком дорого стоит в этом мире, впрочем, как и информация.

Про себя же тяжело выдохнул.

Мда. Человек внезапно смертен.

Я понимал, что мне всего пятнадцать, школу я закончу только через два года. И мне будет несладко, потому что отца уже не будет рядом, он уйдет, так сказали духи. Уйдет, чтобы не мешать.

Представляю, как несладко будет мне идти дальше по жизни, проходить все испытания в одиночку.

Конечно, княжич не должен расти в оранжерее, чтобы стать сильным и закаленным, но иногда хочется, чтобы рядом с тобой шли верные тебе люди.

Принимаю решение — сегодня же начну набирать себе команду.

Выбор у меня невелик — Елена Прекрасная, Меркурий и Оболенский.

Придется рискнуть.

Мыслишки начинают бегать по прекрасной пышной груди девушки –язычницы, и я себя одергиваю. Мне еще далеко до подобных вольностей.

Думаю о чести и победе в завтрашнем крестовом походе за артефактами и мальчишеский задор, соревновательный дух гасят пыл — поглазеть на Елену еще разок.

— Спасибо за ужин, — говорит Оболенский, и княгиня подает ему руку на прощание.

— Спасибо, — Меркурий исчезает из залы очень быстро, и у меня впервые возникает желание проследить за ним. Всё-таки странно он себя ведет — никак не возьму в толк его планы — он защищает или нападает?

Надо выяснить, иначе спокойно спать не буду.

Думаю о том, чтобы использовать в этом шпионском деле Дуняшу с ее артефактами бытовой магии.

Уверен, она мне не откажет, мне ведь есть чем ее шантажировать — она плохо убрала на шкафу, я пыль там видел.

Выхожу на улицу, смотрю как друг забирается резво на лошадь. Мимо ворот проносится механическая коробка, и я ухмыляюсь.

— А ты чего не модный нынче?

— Коробка сломалась, вчера умелец забрался в механизм.

— Понимаю, — киваю головой.

На самом деле я давно хочу прокатиться в этой коробке, но расспросить напрямую не могу. Остается только пробовать самому. Вот завтра и начну.

На улице темнее, и я любуюсь ночной столицей, сверкающей огнями ночных заведений и вывесок, зазывно кричащих о том, что именно здесь самая дешевая медовуха, стибень, сваренный из меда, пряностей и трав, квас с пышной пенкой. Самый-пресамый румяный гусь с поджаристой корочкой, и ребрышки горячие только снятые с вертела.

Чтобы гости дорогие верили, всё это — квас, ребрышки вертелось в воздухе перед входом.

Так и казалось, подойдешь к заведению — дверь откроешь, и тебе этим окороком по голове прилетит.

Перевел взгляд на закат и присвистнул.

Там высоко в небе плыл дирижабль со светящимися иллюминаторами, в которых маячили гости столицы.

Я не видел их, но знал точно — они счастливы и расслаблены. И даже не подозревают, что пройдет несколько лет и всё изменится.