— Покажи мне, как должно получиться.

Клаудия достает свой телефон и передает его Лине.

— Хм, я думаю, тебе стоило разделить их вот так. — Она придвигается и берет расческу, помогая им.

Они обе сосредоточены на том, что делают. Венеция терпеливо выдерживает их махинации, пока они пытаются, терпят неудачу и снова пытаются.

— Я рад видеть, что вы двое ладите, — отмечаю я, присаживаясь напротив нее.

— Это… приятно, — неохотно признает Венеция, прикусив губу. Она, наверное, сама себя поразила этой легкой капитуляцией.

Но даже я должен признать, что она постепенно меняется. С тех пор как Каталина стала жить с нами, она немного вышла из своей скорлупы. Она больше не такая грубая и невоспитанная.

— Миссис Эванс похвалила твои успехи, — добавляю я, и выражение ее лица сразу же меняется. Сначала это шок, а потом удовольствие.

— Похвалила?

— Она сказала, что ты серьезно относишься к урокам, и что ты быстро наверстаешь упущенное, если будешь продолжать.

— Я думаю, это мило с ее стороны. — Она опускает голову, но Клаудия дергает ее за прядь волос, заставляя вскрикнуть от боли.

— Прости, — извиняется Клаудия.

Я ожидаю, что Венеция сорвется. По крайней мере, так поступила бы старая Венеция. Но вместо этого она просто бодро кивает.

— Я хочу, чтобы ты знала: если ты приложишь усилия и получишь аттестат, ты сможешь поступить в любой колледж, какой захочешь.

— Ты это серьезно? — она кажется удивленной, и это заставляет меня чувствовать себя плохо, потому что я не смог правильно донести свои ожидания.

— Конечно. Ты можешь стать кем угодно, — добавляю я, и Каталина одобряюще кивает мне.

— Спасибо… вау. Это много значит для меня.

— Я тоже хочу! — вмешивается Клаудия.

Я поднимаю на нее брови.

— А кем ты хочешь стать?

— Адвокатом. — Она светится. — Как ты.

Мое сердце болезненно бьется в груди.

— Как я? — удивленно повторяю я.

— Да. Мама говорила мне, что ты сажаешь плохих парней. Я тоже хочу так делать! — говорит она с полным энтузиазмом. Мой взгляд падает на Каталину, и она кажется смущенной.

— Надеюсь, ты не против, что я рассказала ей о твоей работе, — говорит она, на ее щеках красуются румянец.

Меня это так покоробило.

— Вовсе нет, — поспешно добавляю я. — Каких плохих парней ты бы посадила, Клаудия?

Ее брови поднимаются, и она поджимает губы, глубоко задумавшись. Она такая милая.

— Этих плохих монахинь, таких как мать-настоятельница или сестра Селеста. Они всегда были грубы со мной, мамой и тетей Сиси. Однажды…

— Я не думаю, что Марчелло хочет это слышать, милая. — Каталина прерывает ее.

— Нет, пусть она говорит.

Я хочу знать. Черт, мне нужно знать.

Клаудия пожимает плечами.

— Они обзывали маму и всегда давали ей больше работы, чем другим сестрам. Однажды она заболела, и они даже не разрешили ей сходить к врачу.

— Клаудия! — Каталина задыхается.

— Это правда? — Я поворачиваюсь к ней, чтобы спросить.

— Правда! Я понимаю больше, чем ты думаешь. — Клаудия смотрит на маму грустными глазами.

И это больно. Больно осознавать, как плохо с ними обращались, и рядом не было никого, кто мог бы их защитить.

— Тебе не нужно беспокоиться о том, что с твоей мамой когда-нибудь снова будут плохо обращаться, Клаудия. Я обещаю тебе, — заверяю я их обеих.

Она смотрит на меня полными надежды глазами и протягивает руку с мизинцем в воздухе.

— Обещание на мизинчике?

Я смотрю на поднятый палец, а затем снова на нее. Она улыбается, и я не могу найти в себе силы отказать ей.

Я задерживаю дыхание и медленно обхватываю ее мизинец.

— Ура! — она вскакивает, убирая свою руку от моей.

Мой палец все еще в воздухе. Контакт был таким коротким… но я сделал это.

Я смотрю вверх, а Каталина смотрит на меня с такой нежностью… я почти хочу думать, что это любовь.

— Тогда я хочу быть полицейским, — внезапно вмешивается Венеция и скрещивает руки перед собой, почти обиженная тем, что мы не включили ее в разговор. — Они ловят плохих парней, — говорит она самодовольно.

— Но… — Клаудия хмурится. — Ты не мужчина.

— С чего бы мне быть мужчиной? — Венеция внезапно поворачивается.

— Ну… это же полицейский, верно? Значит, это работа для мужчины.

— Женщины тоже могут быть полицейскими. Думай о женщинах-полицейских, если хочешь, — объясняю я. — Я же сказал тебе, ты можешь быть кем захочешь. Твой пол не должен тебя останавливать. Просто замени мужчину в профессии на женщину, и у тебя все получится.

И Клаудия, и Венеция выглядят задумчивыми, но соглашаются с моим замечанием.

Тем временем приходит Амелия и сообщает, что завтрак готов.

Девочки бегут в столовую, а я остаюсь позади и протягиваю Лине руку.

— Ты был великолепен, знаешь? — она поднимается на цыпочки, чтобы поцеловать меня.

— Я имел в виду все то, что сказал.

— Я знаю. Ты самый лучший. — Ее глаза искрятся теплом, и я хватаю ее рот для быстрого поцелуя.

— Проклятие! — проклинает голос.

Я смотрю, чтобы увидеть Ассизи на вершине лестницы, прикрывающую глаза.

— Сиси?

Моя сестра небрежно спускается по лестнице, игнорируя вопрос Лины.

— Сиси, подожди! — говорит она, когда Ассизи уходит в столовую.

— Что? — вздохнула она.

— Что это?

Рука Лины тянется к шее Ассизи, и она откидывает ее волосы в сторону, открывая красное пятно.

— Ты заболела? — спрашивает она, беспокоясь о своей подруге.

— Что? Нет… должно быть, меня что-то укусило. — Она заикается, ее глаза смотрят куда угодно, только не на Лину. — Я хочу есть, увидимся в столовой.

— Странно… — замечает Лина, снова оказавшись рядом со мной.

— Согласен. — Я хмурюсь. Я уже давно заметил, что поведение Ассизи изменилось. Я не утверждаю, что знаю ее достаточно хорошо, чтобы комментировать ее личность, но она совершенно не такая, какой была вначале.

Кроме того, она стала очень скрытной, даже с Линой. Она перестала выходить из своей комнаты, и это меня беспокоит.

— Гуэрро хочет познакомить Ассизи со своим сыном, — говорю я ей, морщась от этой мысли. Я пересказываю наш разговор и то, что я пытался отказаться.

— И что нам остается делать? — спрашивает она, покусывая нижнюю губу.

— Я согласился на случайную встречу, не более того. Я не мог отказаться и рисковать конфронтацией. Или, лучше сказать, еще одной конфронтацией. Но не волнуйся. Я сказал ему, что в конце концов решение будет за Ассизи. Ничего не случится.

— Я надеюсь на это, — шепчет она, но очевидно, что она не убеждена.

— Считай, что мы держим наших врагов близко, — добавляю я.

Потому что некоторые вещи просто не сходятся. И я хочу узнать, кто именно терроризирует мою семью.

— Я и подумать не мог, что снова буду сидеть в одной комнате с вами двумя. — Адриан скрестил руки, глядя на меня и Влада.

Мы перешли в кабинет, чтобы обсудить более конфиденциальные вещи. Каталина, Клаудия и Венеция все еще сидели в гостиной и болтали. Ассизи ушла довольно резко, но, учитывая ее поведение в последнее время, это было не слишком удивительно.

— Я тоже так не думал, — резко ответил я. Честно говоря, я не думал, что Адриан когда-нибудь простит мне то, что я сделал. После его пребывания в больнице он зашел сказать мне, что у него было время все обдумать, и хотя он не знает, сможет ли он простить меня, он готов попробовать. Это была такая хорошая новость, учитывая, что он мой самый дорогой друг.

— Ну же, мальчики, не будьте такими пессимистами, — цокает Влад, встает со стула и прохаживается вокруг, его глаза осматривают стопки книг в библиотеке.

— Почему бы нам просто не перейти к делу?

— К делу. — Влад крутится вокруг, приподнимая бровь. Адриан громко застонал.

Хорошо известно, что они не ладят. Адриан испытывает сильную неприязнь к Владу из-за его близких отношений с женой, Бьянкой.