— С самого рождения он был просто вредителем, — продолжает Николо, его лицо становится злобным, когда он поворачивается ко мне. — Ты убил ее, ты сделал ее больной. — Он изрыгает слова, полные ненависти. Прижав череп к груди, он поднимается на ноги и снова поднимает пистолет, направляя его на Лину.

— Ты убил человека, которого я любил больше всего, поэтому я сделаю тоже самое с тобой.

— Подожди! — кричу я, ища любой способ отсрочить это и дать Лине возможность сбежать. Николо явно психически больной, и это осложняет всю ситуацию. — Клянусь, я этого не делал. Я видел, как она лишила себя жизни. Мне было всего тринадцать.

— Ты проклял все ее существование еще до своего рождения! — кричит он, ещё больше повышая голос. — Я любил ее, черт возьми! Я любил ее, но Джованни добрался до нее раньше меня. И поскольку она уже была беременна, ей пришлось выйти за него замуж. У нее был ты, и ее жизнь была закончена! Думаешь, я не видел синяков? То, как он с ней обращался? Хуже, чем с чертовой шлюхой, а она была его женой! Ты проклял ее на существование хуже смерти!

Сдерживая язвительную реплику, потому что на самом деле у меня не было никаких помыслов, как у эмбриона, я продолжаю настаивать, отчаянно пытаясь заставить его говорить, чтобы он мог отвлечься.

— Так вот почему ты маскировался под Химеру? Чтобы отплатить мне за что? За то, что я родился? — он сужает на меня глаза, и я придвигаюсь ближе к Лине, готовый снова стать ее щитом.

Неожиданно, однако, Николо смеется. Он наклоняется, хватаясь за живот.

— Парень, — прохрипел он, с трудом переводя дыхание, — ты думаешь, это был первый раз, когда я играл с тобой? — он издает невнятный звук, как будто пытается не задохнуться от удовольствия, которое я невольно ему доставляю. — Я был правой рукой Джованни. Одно слово здесь, одно слово там, и он следил за тем, чтобы мне не приходилось делать грязную работу. Какое-то время…

— Что ты имеешь в виду? — я нахмурился от новой информации.

— Конечно, твой отец хотел, чтобы ты был нарасхват. Но ему не нужно было так сильно с тобой возиться. Убийства, шлюхи… Мне достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять, что ты все больше и больше теряешь себя, пока не превратился в оболочку человека. Ты принял наследие нашей семьи и был несчастен из-за этого. Это была моя радость. Лилиана страдала, но и ты тоже. Пока она не умерла. — Он с усмешкой произносит эти слова, возвращаясь к черепу и ласково поглаживая его. — После этого все ставки были сделаны.

Он поднимает глаза и бросает на меня леденящий взгляд.

— Как ты думаешь, кто рассказал Джованни о девушке Агости? Я понял, как только ты начал кружить вокруг нее, что она другая. Внезапно у меня появилась прекрасная возможность отомстить.

Лина дышит все тяжелее, и я кладу руку ей на ногу, утешая ее.

— Я ждал такой возможности много лет. Сначала я думал, что ты, скорее всего, уже сдох от всего того дерьма, которое творил, но нет, ты должен был привести себя в порядок ради нее. То, что ты поговорил с Агости за ее руку, закрепило это для меня. Я знал, что через нее я смогу нанести наибольший ущерб, — смеется он, явно гордясь собой.

— Что ты сказал отцу? — спрашиваю я, заставляя свой разум игнорировать боль в моем теле.

— Что он должен проверить твою преданность. Девушка или семья. Я знал, что ты выберешь. — Он указывает на Лину пистолетом, и все мое тело напрягается. — Но я просчитался. Я не понимал, как много ты готов сделать для нее. А потом вы оба бесследно исчезли. — Его губы кривятся в раздражении. — Ты даже не представляешь, как долго я тебя искал.

— Пока ты не нашел меня. Два года назад, — добавляю я, в первый день, когда фальшивый Химера начал убивать.

Николо усмехается.

— После этого все происходящее было не слишком сложным. Я всегда предпочитал долгие, затяжные войны, заставляющие врага мучиться. Как ты, когда увидел ту монашку.

Я дважды моргаю, внезапно осознавая связь. Криминалисты Адриана предположили, что за женщиной ухаживали больше, чем за мужчиной… в религиозном смысле. Мать… он делал все это для матери.

— Ты был так занят, жалея себя, что даже не понял, как близко я посадил своих людей. В монастырь проникнуть было еще проще. Гуэрро, сестра Элизабет… Мать-настоятельница. Не так уж сложно подтолкнуть их.

— Ты… Ты знал, что отец Гуэрро был педофилом, не так ли? — шепчет Лина, впервые заговорив.

Его улыбка полна злобы, он ухмыляется.

— Конечно. Это было целью с самого начала. Она, в конце концов, дочь Марчелло.

— Господи… — вздыхает Лина, и мне хочется прижать ее к своей груди и забрать всю ее боль.

И снова все происходит из-за меня.

— А потом записки, — добавляет она, понимая, до какой степени Николо разыграл нас обоих.

— Мне нужно было, чтобы тебя не было дома. — Он пожимает плечами. — Бонусные очки за то, что я его презираю. Амелия рассказала мне обо всем, и мне было так приятно это услышать. Особенно о твоей попытке самоубийства. — Николо поворачивается ко мне и улыбается, удовлетворение ясно читается в его глазах.

— Попытка самоубийства? — Лина поворачивается ко мне, в ее глазах ужас.

Я качаю головой.

— Все было не так.

— Конечно, когда ты на самом деле не умер, я понял, что пора сделать еще один шаг вперед.

— Что ты имеешь в виду?

— Все довольно просто. Ты, вероятно, знаешь, что даже если ты схватишь меня прямо сейчас, шансы на спасение очень малы. Если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, то у твоей возлюбленной еще будет шанс.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил я, мой голос дрогнул от боли в руке. Я уже на грани, и мне известно это. Что бы он ни задумал, этого не изменить.

— Я хочу, чтобы ты закончил то, что начал. Я хочу, чтобы ты взяла этот нож, — он снова достал ржавый нож, — и перерезал себе горло. Умри, как умерла моя Лилиана.

Глава 30

Каталина

— … и перерезал себе горло. Умри, как умерла моя Лилиана. — От злобных слов Николо по моему позвоночнику пробегают мурашки, последствия пугают меня.

Я вздрагиваю, поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Марчелло. Он выглядит ужасно. Кровь по всему телу, я вижу, как его лицо то и дело дергается от боли.

Он получил пулю ради меня…

И это было не единственное откровение сегодняшнего дня. Если то, что говорит Николо, правда, а на данный момент я знаю, что это так, то Марчелло уже много лет влачит адское существование, терзаемый этим психопатом.

— Ты даешь мне честное слово, что она выйдет живой и невредимой? — наконец говорит Марчелло, и мое сердце рушится. Конечно, он не хочет покончить с собой.

— Я даю тебе честное слово, — отвечает Николо с самодовольным выражением лица.

— Дай мне пять минут с Линой, и я клянусь, что сделаю это.

— У тебя есть две. — Николо закатывает глаза и отступает назад, все еще держа пистолет на прицеле.

— Лина. — В его голосе столько боли и страдания, что я не могу удержаться от слез.

— Не надо… пожалуйста, не делай этого. Я умоляю тебя. — Я придвигаюсь ближе к нему, поднимая руку к его лицу. — Я не хочу, чтобы ты умер. — Мне кажется, я никогда в жизни не была так напугана. Мысль о мире без Марчелло… от неё мне становится плохо. — Я прощаю тебя, — добавляю я сразу же, зная, что эти слова будут правдой в тот момент, когда я их произношу.

— Увы, но я не прощаю. Я не могу простить себя. — Он поднимает свою неповрежденную руку и берет мою, поднося ее к губам для краткого прикосновения. — Лина, моя милая, милая Лина. Я подвел тебя. Снова. — Слезы катятся по его щекам. Мои тоже, но я должна сохранять самообладание. Он не может так поступить.

— У нас есть ребенок, Марчелло. Пожалуйста, не делай этого. Не оставляй свою дочь без отца, когда он у нее только что появился. — Может показаться, что я эмоционально шантажирую его, но в данный момент я готова попробовать все.

— Вот почему я это делаю. Клаудии нужна ее мать. Я ей не нужен. — Он медленно качает головой, на его лице появляется горькая улыбка. — Знаешь, — он убирает прядь волос за мое ухо, его пальцы немного задерживаются на поверхности моей щеки, — я никогда не смогу пожалеть о том, что любил тебя. Не тогда, когда ты была самой яркой частью моей жизни. В другой жизни… — он опускает голову и тяжело сглатывает, — может быть, в другой жизни ты все еще была бы собой, а я был бы кем-то лучшим. Тем, кого ты заслуживаешь. И может быть, — он всхлипывает, — может быть, ты любила бы меня хоть немного больше, чем я люблю тебя.