— Ты всегда прогоняешь демонов, — шепчет он, и по его щеке скатывается слеза.

Часть II

Сын мой, здесь могут быть мучения, но не смерть.

— Данте Алигьери, Чистилище, песнь XXVII.

Глава 15

Марчелло

Порой кажется, что ты умираешь; как будто тысячи иголок одновременно вонзаются в твою кожу, причиняя адские мучения твоему телу.

Именно это я почувствовал, когда Сара положила руку мне на лицо. Ее прикосновение было едва ощутимо для меня, прежде чем мой разум просто отступил. Сейчас это уже достаточно легко. У меня есть свой маленький уголок в голове, куда никто не может войти. Где монстры держатся на расстоянии. Где я один… но, по крайней мере, я в безопасности. Это как белая комната без окон и дверей. Я не знаю, откуда берется свет, но мой разум, должно быть, догадался, что он держит монстров на расстоянии.

Но иногда они все же проникают внутрь.

Это не первый раз, когда комната кажется слишком большой, как будто в ней слишком много места, чтобы монстры могли свободно разгуливать. И тогда я уменьшаю размер. Я представляю себе коробку. Маленькую коробку, внутри которой только я. Потому что в моем воображении я тоже маленький. Все еще ребенок. Я помещаю себя в коробку так, чтобы в ней не осталось места для других существ. А потом мне приходится ждать, напевая про себя молитву. Я ожидаю безопасности, которая почти никогда не приходит.

Но в этот раз все иначе.

Чем больше я хочу исчезнуть внутри себя, тем громче становится голос извне. Мягкий голос, который говорит о простых вещах, таких как снятие мерок для платья. Мелодичный голос, который заставляет меня чувствовать себя спокойно… защищённым. Она произносит имя… Клаудия, и мое сердце сжимается от чужого чувства. А потом она рассказывает мне об этой девочке, ее приключениях, ее взрослении.

Я не знаю как, но моя коробка расширяется. Мне хочется ухватиться за нее и удержать, но она медленно распутывается, пока я снова не оказываюсь в комнате. И я не один. В моей белой комнате вижу прекрасного ангела, который шепчет успокаивающие слова. Чем больше я слушаю, тем больше меня завораживает этот звук.

Пока не появляется дверь.

Нет!

Я не хочу встречаться с демонами. Они заберут меня.

Я пытаюсь спрятаться, но ее прекрасный голос не дает мне этого сделать. Он проникает в каждый атом комнаты и эхом отдается в самом моем существе. Она держит свою руку передо мной, но я только качаю головой. Я не могу прикоснуться к ней. Она слишком чиста… Я запятнаю ее.

— Я буду оберегать тебя, — говорит мне Ангел, и я поднимаю голову, чтобы заглянуть в ее глаза.

Ослепительный свет обрушивается на меня, и то ли от страха, то ли из чувства безопасности, я хватаю ее за руку.

— Каталина?

Мои глаза с трудом привыкают к дневному свету. Каталина сидит на корточках, ее лицо наполнено беспокойством.

— Ты в порядке? — спрашивает она, придвигаясь ко мне.

— Теперь да, — я пытаюсь сформировать слова, — Спасибо.

Она даже не представляет, что она для меня сделала.

— За что? — Она хмурится.

— Ты заставила их уйти… — Я не знаю, понимает ли она… Наверное, никто не понимает.

— Кого, Сару? — Имя этой женщины заставляет меня скривить губы от отвращения.

— Нет, — я делаю паузу, пытаясь найти способ заставить ее понять, — демонов. Ты заставила демонов уйти.

И не в первый раз.

Последние десять лет ее лицо было моим единственным проводником в реальность. Единственной связью с миром.

Не знаю, любовь ли это к ней или благодарность, которую я чувствую в своем сердце, побуждают меня сделать это, но я шокирую даже себя, когда поднимаю руку, чтобы коснуться ее щеки.

Я закрываю глаза на мгновение, ожидая, что боль придет.

Удивительно, но ее нет.

— Ты всегда прогоняешь демонов. — Я открываю глаза и позволяю слезам течь. Мне не страшно показаться слабым перед ней. Только осознание того, что она рядом, заставляет меня чувствовать себя таким сильным.

— Марчелло, ты… — Она смотрит на меня с благоговением. Не теряя храбрости, я делаю следующий шаг и беру ее руку в свою. Я издаю громкий стон от ощущения. Я нерешительно обхватываю ее руку пальцами, и мне приходится потратить минуту, чтобы выровнять дыхание. Человеческий контакт. Неболезненный человеческий контакт. Впервые за десять лет.

— Лина, — хриплю я, желая передать все, что чувствую сейчас, но не могу.

— Шшш, все хорошо, — шепчет она и переплетает наши пальцы.

Я смотрю на наши соединенные руки, кажется, целую вечность.

— Я могу прикоснуться к тебе, — говорю я, больше для себя.

Может быть, я все еще заперт в своем сознании. При этой мысли меня охватывает глубокое разочарование. Это было бы не в первый раз… Каждую ночь я засыпаю с мыслями о Каталине. Мечтаю прикоснуться к ней, поцеловать ее.

— Это реально? — шепчу я, поднимая глаза, чтобы посмотреть на нее, умоляя ее сказать мне, что это так.

— Это реально. Я настоящая. — Ее тело придвигается ближе, и наши колени почти соприкасаются.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но обнаруживаю, что у меня заплетается язык. Она ослепительна. От ее красоты, сияющей из глубины души, у меня перехватывает дыхание. Я сжимаю ее руку. Мне хотелось бы выразить словами, как много она для меня значит.

Но я не могу.

Я не заслуживаю этого. Я не заслуживаю ничего из этого. Ни ее сострадания, ни ее утешения. И все же я так слаб, что не могу даже держаться подальше.

— Ты в порядке? — спрашивает она меня, и я просто киваю. Я подношу ее руку к своим губам для мимолетного контакта.

— Спасибо, — говорю я ей снова, мой голос полон эмоций.

— Тебе не нужно благодарить меня, — уголки ее губ приподнялись. — Мы семья.

— Семья… — повторяю я, это слово так чуждо на моем языке. Наши определения семьи по своей сути противоположны. Для меня семья всегда была связана со страданиями… для нее, похоже, это понятие включает в себя гораздо больше.

Все еще держа меня за руку, она придвигается ко мне так, что мы оба упираемся в книжный шкаф. Она вытягивает ноги, чтобы принять более расслабленную позу, и я следую ее движениям.

— Могу я спросить, почему ты ненавидишь, когда к тебе прикасаются? — Ее голос негромкий, но он как бальзам на мою израненную душу.

— У меня было не самое лучшее детство, — начинаю я и делаю глубокий вдох. — Было несколько вещей, которые произошли… — Я качаю головой. Я не могу ей рассказать, и, наверное, никогда не смогу.

— Шшш, все в порядке, ты не должен рассказывать мне сейчас. Но мне хотелось бы, чтобы ты знал, что я здесь… если тебе что-нибудь понадобится.

— Спасибо.

Мы сидим в комфортной тишине некоторое время, и я не думаю, что когда-либо раньше чувствовал себя так спокойно.

— Я… я должна признаться, — говорит Каталина, и я поворачиваюсь к ней. Ее щеки покраснели, голова низко опущена. — Я даже не знаю, как это сказать. Господи! — Она поджимает губы.

— Ты не можешь сказать ничего такого, что могло бы меня разозлить, Лина. — Я заверяю ее, и на ее лице появляется небольшая улыбка.

— Мне нравится, когда ты называешь меня Линой, — шепчет она, почти смущаясь.

— Тогда с этого момента я буду называть тебя так.

— Я… неделю или около того назад я была ночью на кухне и… услышала тебя.

— Ты слышала меня. — Я тяжело сглотнул, мне не нравится, к чему все идет.

— Тебе снился кошмар, — объясняет она, и я зажмуриваю глаза, стыд заполняет меня.

Сколько себя помню, у меня были ночные кошмары. В большинстве случаев мне помогает снотворное, но даже тогда… Мысль о том, что Каталина могла слышать меня в самый неподходящий момент, выводит из себя.

— Я не хотела вмешиваться, но я беспокоилась о тебе, поэтому вошла в твою комнату. Мне очень жаль, — настойчиво добавляет она.

— Я… я что-нибудь сделал? — В такие моменты у меня не получается контролировать себя. Надеюсь, я не причинил ей вреда.