Я подняла глаза и снова осмотрела зал. На первом ряду вместе Ричардом сидели мои кузены — воспитанники Маринетт: Дениал и Лизи.

Дениал, как и я, не выражал эмоций и не отрывал глаз от гроба. Он даже не стал зачесывать свою длинную шевелюру назад, как делал это каждый божий день. Сегодня кузен собрался простой низкий хвост, и пара прядей свисало на его лицо. Оделся он в обычный черный костюм. А Лизи же не изменила себя даже в такой скорбный день. Черное бархатное платье подчеркивало ее хрупкую фигуру и миниатюрность. На открытые плечи она накинула черное пальто, чтобы не замерзнуть. Ее белокурые волосы, как и у кузена, были собраны в хвост и немного завиты. Только на лице не было привычного яркого макияжа.

Лизи то и дело смахивала слезы платком и всхлипывала через каждую секунду. Дениал крепко сжимал ее руку и поглаживал большим пальцем тыльную сторону ладони. В этом движении было что-то интимное. И мне сразу вспомнилось свидетельницей какой сцены я невольно стала несколько месяцев назад. Кузены давно перешли черту и примерили на себя новые роли тайных любовников. Но их невозможно было винить в интимной связи. Они родственники только на бумаге.

Я вздрогнула, когда за моей спиной раздалось покашливание. На секунду в голову пришла безумная мысль, что Маринетт наконец-то перестала строить из себя мертвеца. Я в страхе и надежде обернулась. Но за спиной стоял священник и мягким взглядом указал на бумагу с речью, которую я успела смять рукой.

Тяжело вздохнув, я нервно сложила листок пополам. Но тяжелее всего было выпрямиться и начать говорить. Стоило мне поднять взгляд, мои глаза сразу же встретились с глазами Эвана — мой друг детства. Он улыбнулся в своей обычной игривой манере. Я так удивилась, что с губ слетел смешок. В зале тут же все переглянулись.

— Я… Кхм! — голос предательски дрожал и сипел после долгого молчания. — Я приготовила длинную речь, но тетя всегда говорила, что это занудно и скучно. И слушать все равно никто не будет.

Многие из присутствующих улыбнулись. Я снова замолчала, собираясь с мыслями. Но высокий воротник платья-пальто все сильнее давил и душил меня.

— Маринетт… Тетя… Я так мало говорила ей, как сильно ее люблю, — впервые мой голос был таким тихим и неуверенным, но отличная акустика усиливала его. — Мне всегда казалось, что эти слова само собой разумеющиеся. И повторять их часто не имеет смысла. Казалось… Казалось, что я еще много раз успею ей сказать: «я люблю тебя». Но только теперь я понимаю, как сильно ошибалась.

Я сглотнула ком в горле и подавила подступающие слезы.

— И самое ужасное, что мои последние слова, сказанные ей, были не самыми приятными. Только дьяволу известно, как я о них жалею.

За спиной послышалось недовольное покашливание священника, но в зале некоторые усмехнулись от упоминания «дьявола» в стенах часовни.

— Я не смогу забрать эти слова назад, не смогу извиниться за них, не смогу никогда забыть, — продолжила я, без тени неловкости и смущения. — Я уже никогда не смогу сказать «прости» и «я люблю тебя, самая вредная и упрямая женщина на свете».

Сдерживать эмоции становилось все труднее. Мне нужно как можно быстрее закончить эту невыносимую пытку, иначе все увидят какой плаксой я могу быть.

— Надеюсь, ты нашла покой, тетя. Я никогда не смогу забыть тебя и твои наставления. Прошу, оставайся моим ангелом хранителем и будь всегда рядом, как ты была все мою жизнь.

Перед тем как вернуться на свое место, я все же поборола страх и подошла к гробу тети. Даже после смерти она сохранила свою аристократическую английскую красоту. Седые волосы были слегка завиты и аккуратно разложены на белоснежной атласной подушке. На шее и на руках были одеты ее любимые украшения, которые она требовательно просила похоронить их вместе с ней, не забыв упомянуть об этом в завещании. Я всегда закатывала от этого глаза, а теперь я все же исполнила ее глупое пожелание.

Я заметила, что воротник костюма слегка загнулся и постаралась его поправить трясущимися руками. Но ткань упорно сопротивлялась.

Кто те идиоты, что одевали ее? Никому ничего нельзя доверить!

Я и не заметила, что зависла над этим неуместным занятием. Отвлек меня и привел в чувства Ричард. Я медленно подняла на него взгляд и только тогда вспомнила, что нахожусь в зале, наполненном десятками пар глаз.

— Рей, пойдем на место, — мягко позвал меня дядя, обхватывая за плечи.

Молча я последовала за ним. Он помогал мне идти ровно, скрывая мою хромоту. Но, когда я довольно жестко опустилась на место, болезненная судорога пронзила все тело. На мое плечо тут же упала чья-то большая и горячая рука. Я вздрогнула от боли, но надеюсь всем показалось, что это всего лишь нервный тик. В следующую секунду кожу возле уха обожгло горячим дыханием.

— Ты держалась отлично, голубоглазик, — прошептал Эван.

— Спасибо, — хрипло ответила я.

Я вновь впала в транс. Священник все говорил и говорил. Все, кто хотел сказать прощальное слово, никак не заканчивались. Но я не понимала смысла, сказанного ими. В моей голове звучали обрывки из нашего последнего разговора с тетей. Это был даже не разговор, а очередная словесная перепалка и обмен язвительными любезностями:

«— Рейчел Алисия Беррингтон, повзрослей уже наконец! Скоро тебе придется взять управление в свои руки! А ты, оказывается, не просто шпионишь! Ты еще и убиваешь!

— Не делай вид, что для тебя это открытие, — усмехнулась я, отмечая ее невероятную актерскую игру. — Ты неплохо выглядишь для своих лет, так продолжай управлять компанией семьи! А я буду делать то, что у меня получается лучше всего.

— Рейчел!

— Ты хочешь лишиться такого хорошего работника как я? Кто будет так искусно добывать информацию и устранять «лишних» для тебя, при этом не раскрыв себя! На минуточку, ни разу!

— Я до сих пор не одобряю твой выбор и твою деятельность! — Маринетт перешла на крик. — Думаешь, твои отец и мать желали бы такой судьбы для дочери?! Желали, чтобы ты стала убийцей?! Как я посмотрю им в лицо, когда предстану перед ними?!

— Все, кого я убила, заслужили это! — я вскочила со стула, не выдержав тона тети. — Они были убийцами, наемниками! На моих руках нет невинной крови, в отличие от тебя!

Маринетт потеряла дар речи. Ее рот открывался и закрывался. Это сильнее разозлило меня, и я продолжила:

— Ты сама крутишься в кругах, которые нечисты на руку. Думаешь я не знаю, чем ты и дядя Ричард занимаетесь?! Боже, да я же видела всех конкурентов, знаю все то дерьмо, которое проходит через твои казино благодаря бумагам и информации, что я добывала! — на эмоциях я вскинула руками. — Я уже не маленькая девочка, Маринетт, чтобы ты продолжала пудрить мне мозги сказочками!

— О чем ты? — прошептала она. — Что Ричард делал в казино? Какую информацию ты поставляла ему? Что он тебе поручал?

— Довольно разыгрывать непонимание и наивность, тетя!».

Я грустно усмехнулась, вспомнив как выбежала из кабинета Маринетт, после этих слов. Глаза щипало, но слез, к моей радости, не было. Не хватало еще стать второй Лизи. Но я удивлялась своей реакции. Когда я представляла в детстве, что лишаюсь последнего родного человека, слезы водопадом лились из глаз. В такие моменты я находила успокоение в объятьях тети. Ее руки всегда убаюкивали меня и защищали. А сейчас они покрылись мертвенно-бледным оттенком и никого больше не могли согреть или утешить.

Я снова вгляделась в ее лицо. Мне захотелось подбежать к ней и разбудить, схватить за плечи и кричать на нее, чтобы этот идиотский и совсем несмешной спектакль наконец-то закончился. Я будто вновь стала той маленькой девочкой, которая только что потеряла родителей и искала защиты в объятьях тети. Несмотря на свой внутренний порыв, я осталась сидеть на месте.

Неожиданно Ричард сильнее сжал мою руку, а Эван мягко похлопал по плечу, не подозревая, какой черный там синяк. Я недоуменно посмотрела на дядю. Он встал и перевел взгляд сначала на гроб тети, который уже спустили с постамента и понесли к выходу из часовни, и затем обратно на меня. Я выдохнула, выйдя из оцепенения и воспоминаний.