Честно говоря, не было никакого желания опять услышать тот молодой голос с этим «а-лё». Да и с Вадимом разговаривать не хотелось совершенно. Хотя, конечно, придется это сделать. Черт, а я же Диме до сих пор не позвонила. Ладно, позвоню завтра. И я провалилась в сон.

Среди ночи я проснулась с гулко колотящимся сердцем. Громко тикал будильник на тумбочке. Приглядевшись к фосфорным зеленым стрелкам, я разобрала, что сейчас около двух часов ночи.

Что за чушь приснилась? Будто захожу я в нашу квартиру на Енисейской и слышу из зала голоса Вадима и той девки. «Сейчас все заберем и уйдем… Не забудь в мешок сложить весь хрусталь, куда ж без него?». А дома вроде никого больше нет, чтобы остановить мерзавцев.

Я выскакиваю на площадку и думаю, что теперь делать. Вызывать милицию? Но там скажут — семейные дрязги, сами разбирайтесь, и никто пока ничего не украл. Вот как будет факт кражи, так обращайтесь…

А тут вроде как Вадим с мешком выходит на площадку. У него новая прическа, видать, та баба по-своему постригла. И выглядит как-то совсем по-другому. Я хватаю его за грудки и требую отдать мешок… и просыпаюсь.

Я перевела дух. И чего так испугалась-то? Что они там могли такого украсть? Правильно Ритка заметила — у нас же даже обоев нет, и мебель вся старая. Хрусталь унесут, вот беда-то! Его полно в магазинах, спокойно купим новый. Не дефицит. В общем, я успокоилась и очень быстро уснула.

Ранним утром я проснулась от настойчивого стука в дверь.

— Вставайте, нам же сегодня в Мавзолей ехать! — голос деда за дверью.

— Господи, в отпуске и то не поспишь вволю, — пробормотала я, просыпаясь.

Хомочка в банке уже вовсю царапала передними лапками по банке, встав на задние.

— Хомочка, проснулась! — радостно завизжала Ритка спросонья. — Сейчас будем завтракать.

— Вы что спите? — возмущенно выговаривал дед, когда я вышла в зал в халате. — Знаешь, какие очереди в Мавзолей? Чем раньше туда приедем, тем лучше!

На часах было восемь утра, и тетя Рита спокойно наводила красоту перед трюмо: причесывалась, наносила неброский макияж. Ей можно не торопиться, библиотеки ведь в такую рань не открываются, и идти не так уж далеко от дома. Хотя, по их понятиям, «недалеко» — это могло быть и несколько остановок на автобусе или троллейбусе. Вон, вчера только обсуждали, что Алла по полтора часа на работу добирается. В Москве расстояния другие, чем у нас.

— Ура, я сегодня увижу дедушку Ленина! — ликовала Ритка, взбираясь на стул. На столе уже стояли приборы для завтрака.

— Да, только первым делом — завтрак, — сказал непреклонно дед, — там очереди от Александровского сада по шесть рядов бывают. Мы двадцать раз устанем и проголодаемся.

— Зато я всем буду рассказывать, что побывала в Мавзолее на Красной площади. Все подружки будут завидовать.

Тут Ритка была определенно права. Из нашего города редко кто ездил в культурные столицы. Я даже лично знала людей, которые за всю жизнь ни разу не побывали в Москве — слишком затратно и далеко. У кого были дачи — отпуска проводили традиционно с тяпкой в руках в незамысловатой позе. У кого не было — ходили к морю, благо пляжи почти везде чистые. Кто-то уезжал в деревни к родителям. На Запад ездили лишь самые обеспеченные и продвинутые.

Наскоро позавтракав, мы пошли на метро, доехали до станции «Театральная» и совсем скоро были уже на Красной площади.

— Ой, — Ритка с восторгом смотрела на Спасскую башню, — это же та самая, которую по телевизору показывают!

Понимаю ее ощущения. Их можно сравнить только с концертом, когда звезду, которую ты до этого видел лишь на экране, вдруг видишь воочию.

Несмотря на будний день и раннее время, от Александровского сада уже вилась огромная очередь к Мавзолею. Понятно, сейчас время отпусков, и сюда идут многочисленные туристы со всего Союза и из других стран. Мы увидели в этой очереди и узбечек с множеством косичек, и женщин в национальных платьях из необычных тканей, и даже нескольких индусок с пятнышками на лбу.

— Давайте я встану в очередь, а вы с Риткой прогуляетесь по Красной площади, чтобы время не терять, — предложила я.

— Хорошо, — согласно кивнул дед, — я ее свожу к Могиле неизвестного солдата, а потом в Успенский собор и к собору Василия Блаженного.

— Не торопитесь, — сказал кто-то из очереди, — пока еще даже не открыли.

— А когда откроют, очередь быстрее пойдет? — спросила я.

— Да кто ж знает? Мы все тут впервые.

Ждать пришлось долго. Но все когда-нибудь кончается, и наконец мы с трепетом вошли в тот самый торжественный зал, где находилось тело великого Ильича. На входе стояли вышколенные солдаты с оружием. Внутри тоже следили за порядком. А один так и вовсе — взял нашу Ритку за руку и подвел поближе к ограждению, чтобы девочка получше смогла разглядеть вождя революции.

Люди в полной тишине медленно шли мимо саркофага. Я тоже взглянула на спящего Ленина. Мне показалось, что лицо его очень уж желтое, возможно, из-за подсветки.

Мы вышли на Красную площадь молчаливые, и заговорили, лишь приблизившись к Кремлю. Потом прошли к колокольне Ивана Великого, прогулялись к памятнику Минину и Пожарскому. В общем, обошли все интересные места на Красной площади.

— А давайте каждые каникулы сюда ездить, — предложила Ритка, — а еще лучше — давайте сюда жить переедем.

Мы с дедом расхохотались.

— Рита, — сказал дед уже серьезно, — в Москву очень трудно попасть. Мы свою квартиру на московскую поменять никогда не сможем. Даже за деньги никто не согласится. Москва же не резиновая. Будь так все просто — весь Союз бы сюда переехал.

— Ну, и пусть бы все переехали, — не унималась Ритка, — здесь так хорошо! Люди же всегда ищут, где лучше.

— Тогда это не Москва будет, — возразил дед, — представь, что тут станет в три раза больше людей и машин! И как тогда?

А я добавила:

— Вот, если ты будешь хорошо учиться, то сможешь поступить здесь в ВУЗ или техникум. Или в консерваторию, если в музыке преуспеешь. Но для этого надо быть самой лучшей.

— А потом распределят куда-нибудь в Воркуту, — не удержался от скепсиса дед, — вон, Мишкина дочка из четвертого подъезда в МГУ поступила, и пять лет здесь училась. А потом в Анадырь распределили. Еле как срок отработала, и к родителям вернулась.

— А если бы она замуж вышла за москвича?

— Да она же страшная, — возразил дед.

— Ну, страшных тоже ведь замуж берут.

— Тогда бы, наверно, осталась в Москве, но не факт. Распределение — это серьезно. Государство деньги тратило на ее учебу, и сотрудник нужен был именно в Анадыре.

— Ой, а Брежнев ведь тоже Ильич, как и Ленин! — вдруг заметила Ритка. — Получается, он тоже гений?

— Нет, Рита, — с неудовольствием глянул на внучку дед, — как можно сравнивать? Ленин был гений, какие один раз за всю историю рождаются.

— Но ты же говорил, что Брежнев хороший! Почему тогда он не гений?

— Брежнев хороший, — кивнул дед, — он умный, он очень умный. Но не гений. Потому что гений — это исключительный человек. Поменять ход истории, освободить из рабства целые страны, ликвидировать эксплуататоров — нахлебников на шее народа — не каждый сможет. Эх, если бы Ленин до войны дожил, то и войны бы не было. Уж он обязательно бы что-нибудь придумал.

Мы шли уже по набережной Москвы-реки. Неожиданно услышали оптимистичный женский голос через мегафон:

— Москва с борта теплохода! Уважаемые москвичи и гости столицы! Приглашаем вас на экскурсию по Москве-реке! Москва с борта теплохода!

Мы с дедом и Риткой переглянулись.

И отправились кататься на теплоходе по Москве-реке, рассматривая достопримечательности, про которые взахлеб рассказывал экскурсовод.

А потом нашли симпатичную пельменную и зашли пообедать.

— Сегодня вечером мы приглашены на ужин к сестре Валентины Николаевны, — сообщил дед, наслаждаясь пельменями.

Не перестаю удивляться пельменям в этом времени. Даже обычные, магазинные, в картонной упаковке и машинного изготовления, они великолепны. Один запах чего стоит. А в той моей, прошлой, жизни — вроде бы и «ручной лепки», и «с добавлением масла», и «с бульоном», а по сравнению с этими, — ни вкуса, ни запаха нормального.