Тинс лежал неподвижно, с неестественно повернутой головой.
Айри трижды выстрелила в неведомое, и оно дрогнуло от пуль, замедлилось, но продолжило наступать на нее. Тихий животный рык и — стремительный прыжок, от которого она уклонилась. Упав, перекатилась через плечо и вскочила на ноги, вскинув револьвер.
Зеленые глаза сверкали напротив. Еще три выстрела — и тот же результат! Последняя пуля полетела в монстра, когда он прыгнул на Айри. Что-то крепкое, тяжелое ударило в грудь, и Айри упала на спину, стукнулась головой о камни, а сверху над ней уже нависли глаза с огромным зрачком и тонким желто-зеленым ободком, близко-близко, и она ощутила теплое, влажное дыхание зверя на лице. На щеку капнула слюна.
Дышать не получалось — тяжелая, огромная лапа давила на грудь. И все же, собрав силы, она попыталась скинуть монстра — и даже сумела! Но попытка к бегству не удалась — болезненный толчок в спину, и она опять упала, теперь лицом в мостовую. Неведомое нечто встало на нее, и жалобно застонали сдавленные ребра.
Фары автомобиля вспороли туманную мглу, а еще через миг улица ярко осветилась пламенем. Завыло, загудело, стало жарко, как у печки. Пропала тяжесть со спины.
«Кеймрон!» — зазвенела мысль в голове, и Айри с трудом перевернулась, нащупала револьвер. Патроны закончились, но им по-прежнему можно было ударить! Преодолевая боль, она поджала ноги и, оттолкнувшись руками, поднялась с земли. Ее повело, но стена дома помогла не упасть.
Она закрылась рукой с револьвером от новой яркой вспышки пламени, а потом увидела, как побежали куда-то зеленые глаза и исчезли.
— Беги за ним! — прорычала Айри, увидев тень, что пошла в ее сторону. — Беги же! — с досадой крикнула она.
Но догонять уже было некого — монстр растворился в тумане, и человеку его не удалось бы выследить.
В доме Кеймрона, как и в соседних, зажегся свет. Его слуга вышел на порог, и Кеймрон перебросил ему ключи от автомобиля, приказал отогнать на задний двор, под навес, а сам подошел к Айри, которая стояла, вцепившись в стену.
Он не сказал ни слова — осторожно коснулся ее, потянул на себя и взял на руки.
— Потерпи, — услышала она тихую просьбу в ответ на свой стон.
Слуга, выполнив поручение, вернулся домой и получил приказ немедленно растопить камин в гостиной. Айри положили на диван, и теперь она наблюдала, как паренек лет семнадцати старательно раздувал огонь и кашлял от дыма.
Снаружи раздался свист.
Айри не заметила, когда слуга ушел, когда дым превратился в яркое пламя — она просто смотрела перед собой и ничего не соображала.
Кеймрон вернулся с доктором, ее осмотрели, чего-то наговорили, выписали рецепт и рекомендации, потом положили обратно на диван. Она не заметила, как лишилась пальто, как ее укрыло тяжелое одеяло в черно-красную клетку.
Ожила она, когда перед диваном присел на корточки Кеймрон. Его чистое лицо с выражением вежливого беспокойства было невыносимо настолько, что подняло бы и покойника. Пришел слуга, принес стакан на серебряном подносе. Кеймрон обернулся, взял его.
— Нужно выпить обезболивающее. Его прописал доктор, — сказал он ей, как маленькой. — Приподнимись.
Айри вместо этого попыталась сесть — у нее даже получилось опереться на один локоть, подняться. Взяв дрожащей рукой стакан, она выпила горькой и ледяной воды, от которой свело зубы.
— Что с Тинсом? — спросила, собрав остатки сил.
— Он мертв, — Кеймрон едва успел поймать стакан, выпавший из ее руки. — Ловри, подготовь гостевую спальню, — приказал он слуге.
Пламя в камине трещало, огонь должен был греть, но Айри стало знобить — ее колотило от холода. Перед тем как потеряла сознание, она успела подумать, что вместе с обезболивающим ей точно подсунули и снотворное.
Когда она очнулась, туман в голове рассеялся. Тело ломило. Она открыла глаза. Потолок был обычным, но белили его давно, поэтому он успел посереть. Скучная картина. Айри повернула голову. В кресле рядом с кроватью, скрестив руки на груди, спал Кеймрон. Айри повернула голову в другую сторону — там была стена, отделанная деревом.
— Очнулась?
Айри нахмурилась и опять повернулась лицом к мужчине.
— Сколько пальцев видишь? — он поднял руку с вытянутым указательным пальцем.
— Один, — буркнула она.
— Это радует.
В тесной комнатке со скошенным потолком поместились только комод, кровать и стул. Вставать Айри пришлось очень осторожно, чтобы не удариться головой. Однако ноги не держали — ее повело, и она невольно оперлась на протянутую руку. Кеймрон, так и сидевший, придержал ее еще и за талию. Голубые глаза с тревогой смотрели на нее снизу, и от этого почему-то стало неловко.
— Спасибо, что не оставил на дороге, — хрипло проговорила Айри.
— Разве твое благословение позволило бы такому случиться? — протянул он. — Хотя оно позволило хорошенько тебя отделать.
Его горячая рука скользнула вверх по спине, потом прикосновение прошлось по плечу, и вот тонкие пальцы подушечками погладили щеку под глазом.
— Доктор сказал, что у тебя, возможно, трещина в ребрах. Бровь рассечена, но швы не понадобились, кровь остановилась. Возможно и сотрясение. Синяки на тебе никто и не считал, — он замолчал, а потом тихо добавил: — Без моего присмотра ты стала часто калечиться.
Айри вспыхнула и дернула прядь светлых волос — Кеймрон только поморщился.
— Я и под твоим надзором калечилась, если ты забыл.
— Помню каждый случай, — он взял ее руку в свою и отвел за спину Айри. — Помню, как болела воспалением легких после спасения утопающего зимой. Помню, как при ограблении банка преступник избил тебя до полусмерти, потому что не смог застрелить. И помню, что у тебя на руках остались шрамы после порезов ножами.
Он говорил, и каждое воспоминание — как маленькая рана на сердце. В те дни они работали вместе и не представляли, что однажды настанет время, когда они будут порознь, когда они будут ладить, как кошка с собакой.
И теперь вновь они были близко — даже ближе, чем в прошлом. Айри стояла вплотную к Кеймрону, и ее нога касалась его ноги. Руками он почти обнимал ее. И голубые глаза по-прежнему смотрели снизу вверх, смотрели так, словно во всем мире есть только она.
— Было и было, чего теперь-то вспоминать… — проворчала она. — Я ведь живая.
— В том и беда, Айри, что ты по-прежнему слишком сильно полагаешься на свое благословение, — Кеймрон вздохнул. — Оно оставляет тебя живой, но никогда — целой и невредимой.
Каждый раз, когда Кеймрон говорил что-то подобное, Айри чувствовала себя жалкой. Беспомощной. Слабой. И всегда злилась из-за этого — и на него, и на себя. Опять застарелая обида дала о себе знать.
— Прекрати так говорить! Ты же знаешь, все знаешь! — она сбросила руки Кеймрона и отошла от него. — Мне дано помогать людям, спасать их. И я буду делать это! И что, что я болела? Что такого в синяках и ушибах? Кеймрон, я спасла много жизней благодаря этому дару! Хочешь сказать, что лучше бы все те люди умерли? Их жизнь против недолгой болезни! Как вообще подобное можно сравнивать⁈
Обычно после гневного возражения Кеймрон вздыхал и менял тему, но не в этот раз.
— Я никогда не говорил тебе не спасать людей. Я говорил, чтобы ты была осторожнее и не бросалась никуда бездумно, — заметил он, и светлая прядь упала на нахмуренный лоб. — Спасать можно не только отчаянной храбростью.
Его слова казались жестокими, хотелось возразить, кричать, ругаться… Но у нее в этом споре был еще один весомый аргумент:
— В опасной ситуации важна каждая секунда. Там некогда думать. Пока я буду звать пожарных или искать лодку, человек может погибнуть!
— Верно, — быстро кивнул он. — Но порой ты играешь со смертью тогда, когда могла бы этого избежать. Удобно не думать, а верить, что благословение защитит. Однако, Айри, ты тоже смертна. Однажды благословение может и не спасти тебя. Ты ведь не знаешь, на всю жизнь оно тебе дано или нет. Вдруг есть предел, после которого оно исчезнет?