Лена во сне что-то прошептала и придвинулась ближе. Я машинально погладил ее шелковистые волосы.

А ведь можно пойти дальше, создать целую сеть механизированных прачечных. Поточная обработка белья, современные моющие средства, срочная химчистка.

В каждом районе города — фабрика бытового обслуживания. И фабрики-кухни нового типа, с конвейерами и механизацией. То, о чем как раз мечтают строители социализма.

Детские сады с современными методиками развития, игровым оборудованием, педагогическими инновациями. Женщины смогут работать спокойно, зная, что дети под присмотром.

Я посмотрел на спящую Лену. Вот она — новая советская женщина: умная, образованная, работающая. Но сколько времени тратит на бытовые мелочи! А ведь можно все это механизировать, автоматизировать.

Текстильная промышленность, тоже непаханое поле. Новые методы обработки тканей, улучшенные красители, автоматизация ткацких станков. Можно наладить производство качественного белья, чулок, обуви. Все то, за чем сейчас гоняются по магазинам.

Парфюмерия и косметика, тут я уже говорил, вообще революцию можно устроить. Создать научно-исследовательский институт, разработать отечественные рецептуры… Все компоненты есть, нужно только правильно организовать.

А транспорт? Троллейбусы вместо извозчиков, автобусные маршруты, новые трамваи с мягким ходом. Людям не придется трястись в переполненных вагонах.

Даже в металлургии, насколько можно облегчить труд! Автоматизация, дистанционное управление, новые средства защиты. Работники в заводских лабораториях будут управлять процессами с помощью приборов, а не надрываться физически.

Лена снова пошевелилась, и я спохватился, опять ухожу в производственные планы. Но как удержаться? Столько всего можно сделать, столько улучшить…

За окном начинал сереть зимний рассвет. Скоро нужно будет возвращаться на завод, там ждут оборонный заказ, новая сталь, система Гастева. Но теперь к этому добавились новые идеи, целая программа улучшения быта.

Ладно, сначала надо успешно выполнить заказ. А то слишком размечтался.

Ага, как же. Я же говорю, размечтался. Нельзя так, расслабляться раньше времени.

Грохот взрыва разорвал морозную январскую ночь. Я вскочил из-за стола, опрокинув чашку с остывшим чаем. Тяжелая латунная чернильница качнулась на малахитовом приборе.

В окнах заводоуправления отразилась вспышка, а затем мартеновский цех погрузился во тьму. Только отблески раскаленного металла в печах мерцали багровым заревом.

— Диверсия на главной подстанции! — донесся крик снаружи.

Я схватил висевшую на вешалке кожанку, нащупал в кармане рукоятку револьвера. Тяжелый «Наган» образца 1895 года привычно лег в руку. На бегу натянул сапоги.

В приемной уже тарахтел телефонный аппарат. Я на ходу схватил тяжелую эбонитовую трубку.

— Леонид Иванович! — голос диспетчера звенел от тревоги. — Взрыв на главной подстанции! Все трансформаторы обесточены!

— Немедленно запустить резервные дизели! — я уже торопился бужеть дальше. — Аварийное освещение на аккумуляторах?

— Включено! Но батареи продержатся максимум час!

Я бросил трубку. Рванул по широкой лестнице, перепрыгивая через две ступени.

В вестибюле меня встретил Глушков, начальник охраны. Его форменная тужурка с петлицами ВОХР поблескивала в тусклом свете аварийных ламп. На ремне — кобура с табельным оружием.

— Оцепить территорию! — скомандовал я на ходу. — Никого не выпускать! Где охрана подстанции?

— Один убит при взрыве, второй тяжело ранен, — Глушков едва поспевал за мной. — Успел передать, видел троих в темных пальто.

Морозный воздух обжег легкие. Минус двадцать пять, не меньше. Над заводским двором плыл тревожный вой сирены. В свете прожекторов с чугунными корпусами метались темные фигуры рабочих.

У здания подстанции уже собралась толпа. Кирпичные стены 1914 года постройки выдержали взрыв, но внутри все разворочено.

Сквозь выбитые окна виднелись искореженные трансформаторы «Сименс-Шуккерт». Мраморные панели распределительных щитов «АЭГ» превратились в крошево.

— В мартеновском шесть плавок! — подбежал мастер Лебедев, его лицо в копоти, защитные очки «ЗН-1» сдвинуты на лоб. — Без электричества не можем слить металл! Все застынет в печах!

Я посмотрел на часы. Уже четверть двенадцатого. До полуночи сорок пять минут.

А до полного застывания металла максимум два часа. Если не успеем, придется вырубать печи зубилом. Месяц работы насмарку.

Я рванул обратно к себе. Быстро взлетел по лестнице.

В кабинете я схватил телефонную трубку. Коммутатор работал на аварийном питании.

— Соедините с Мосэнерго! Срочно!

Пока ждал соединения, набросал план действий в блокноте. Нужен временный силовой кабель от соседней подстанции трамвайного парка. Это даст хотя бы треть необходимой мощности.

— Диспетчер Мосэнерго слушает!

— Краснов, директор металлургического завода. У нас авария. А нужно сдавать государственный заказ повышенной важности. Соедините с руководством!

За пять минут я успел договориться с директором трамвайного парка о кабеле. Тут же отправил людей, чтобы наладили.

Только отдышался, как в дверь деликатно постучали. Вошел взволнованный Сорокин, весь заиндевевший от мороза.

— Леонид Иванович! Я посчитал, если запустить старую паровую турбину «Браун-Бовери», сможем запитать хотя бы два крана!

Молодец, сообразил. Турбина довоенная, но может выдать киловатт триста.

— Действуйте! — кивнул я. — И вызовите Зотова, он разбирается в электрике.

Снова телефон. На этот раз Глушков:

— Товарищ директор! По следам — трое ушли через западную ограду. Мы нашли на снегу.

— Не до них сейчас, — оборвал я. — Усильте охрану остальных объектов. Особенно кислородную станцию и компрессорную.

В кабинет влетел Величковский, его пенсне на черной ленте съехало набок:

— В третьей печи температура падает! Уже тысяча пятьсот восемьдесят…

Я глянул на схему энергоснабжения, приколотую к стене. Старый паровоз «Ов» на заводских путях. Если подключить его динамо-машину, можно получить еще электричества.

— Профессор, сколько времени металл продержится выше критической температуры?

— При такой теплоизоляции… — он быстро произвел расчет на логарифмической линейке. — Максимум полтора часа.

В этот момент снова затархтел телефон. Я схватил трубку.

— Краснов слушает!

— Товарищ Краснов? — знакомый голос с грузинским акцентом. — Это Серго. Мне доложили о диверсии…

Орджоникидзе! Уже знает.

— Да, Серго Константинович. Ситуация под контролем, но нужна помощь с электроэнергией.

— Сейчас позвоню в Мосэнерго, — в трубке послышался характерный звук зажигаемой папиросы. — Пришлют аварийную бригаду. Но главное — кто устроил? Крестовский?

— Пока неизвестно… — я запнулся, услышав топот в коридоре.

В кабинет ворвался Василий Зотов, молодой электрик, его кожанка припорошена снегом:

— Леонид Иванович! Я придумал! Можно соединить динамо-машину паровоза с приводом крана! Временная схема, конечно, но спасет на время.

— Все объясните по дороге! — я схватил со стола хронометр. — Серго Константинович, разрешите…

— Действуй, — прервал Орджоникидзе. — Потом доложишь.

В мартеновском цехе стоял жуткий грохот. В тусклом свете аварийных ламп рабочие вручную вращали лебедку крана. Огромный ковш с расплавленной сталью медленно полз над печами.

— Быстрее! — кричал мастер Лебедев, его густая борода покрылась инеем. — Металл остывает!

Сорокин уже запустил паровую турбину «Браун-Бовери». Старая немецкая машина натужно гудела, разгоняя маховик. Величковский в распахнутом пальто с каракулевым воротником следил за показаниями вольтметра «Вестон».

— Василий! — я повернулся к Зотову. — Сколько времени на монтаж вашей схемы?

— Двадцать минут, если бригада сработает четко, — он быстро чертил схему в блокноте карандашом. — Лишь бы правильно соединить обмотки генератора.