Уже издали я заметил необычное оживление у заводоуправления. Несколько черных автомобилей — два «Паккарда» и «Форд» с правительственными номерами выстроились у парадного входа.

— Беда, Леонид Иванович, — Глушков встретил меня прямо у дверей. Его кожаная тужурка была припорошена снегом. — Комиссия из ВСНХ. С особыми полномочиями.

В приемной толпились незнакомые люди в добротных зимних пальто. На столе секретаря стопка документов на бланках с синей печатью ВСНХ.

— Разрешите представиться, — шагнул вперед высокий худощавый человек в пенсне. — Щербаков Сергей Петрович, председатель комиссии. Вот мандат, — он протянул бумагу с гербовой печатью.

Я бегло просмотрел документ. Все по форме: подписи, печати, визы канцелярии ВСНХ. Внизу размашистая подпись Рыкова.

— Прошу в кабинет, — я распахнул дверь. — Чем обязан столь позднему визиту?

— Внеплановая проверка технологических процессов, — сухо ответил Щербаков, устраиваясь в кресле. За его спиной расположились еще трое: военпред в форме с ромбами, инженер с папкой чертежей и неприметный человек в потертом пиджаке, явно от органов.

На стене мерно тикали английские часы «Хендерсон», показывая начало одиннадцатого. В приоткрытое окно доносился гул мартеновского цеха, ночная смена набирала обороты.

— Нас особенно интересует новая технология производства специальных сталей, — Щербаков достал блокнот в сафьяновом переплете. — Имеются сведения о… — он сделал паузу, — нарушениях технологического процесса.

— Каких именно? — я старался говорить спокойно, хотя уже понимал, откуда ветер дует. Рыков решил ударить по самому больному месту, качеству металла для оборонного заказа.

В этот момент в кабинет вошел Величковский, на ходу поправляя неизменное пенсне на черной ленте. Его появление было очень кстати.

— А вот и наш главный технолог, — я сделал приглашающий жест. — Профессор лучше всех расскажет о технических аспектах.

Следующий час Николай Александрович, то и дело протирая запотевшее пенсне, объяснял принципы новой технологии. На столе росла гора диаграмм и расчетов.

— Обратите внимание на структуру металла, — он показывал фотографии с металлографического микроскопа «Цейс». — Мелкозернистая структура, равномерное распределение карбидов.

Военпред заинтересованно склонился над снимками. Его рука машинально поглаживала кобуру револьвера под френчем.

— А это протоколы испытаний, — Величковский достал новую папку. — Прочность на разрыв, ударная вязкость, все показатели выше немецких аналогов.

— Позвольте, — инженер из комиссии развернул свои чертежи. — А вот документация с завода Крестовского. У них совершенно иные параметры процесса.

— Естественно, — профессор снисходительно улыбнулся. — Они используют устаревшую немецкую технологию четырнадцатого года. Мы пошли дальше.

Я заметил, как человек в потертом пиджаке что-то быстро записывает в блокнот. Интересно, куда пойдет эта информация — Рыкову или напрямую товарищу Менжинскому?

— Предлагаю проверить все на практике, — я встал из-за стола. — Пройдемте в цех. Как раз идет ночная плавка.

В мартеновском цехе грохотали краны, огненные всплески от печей освещали закопченные своды. Бригада Лебедева как раз готовилась к выпуску металла.

— Обратите внимание на показания пирометра «Арденн», — Величковский указал на приборы. — Температура выше на сто градусов, чем в немецком процессе.

Щербаков что-то быстро записывал, военпред внимательно следил за работой сталеваров, а человек в пиджаке незаметно фиксировал все происходящее.

К нам подошел Головачев, тронул меня за руку.

— Там срочный вызов, просят подойти председателя комиссии, — тихонько сказал он.

Я позвал Щербакова и мы вернулись в контору. Когда проверяющий зашел в кабинет, я остался у двери, бессовестно подслушивая его разговор.

— Да, товарищ народный комиссар, — он говорил в сторону, но я все равно услышал характерный грузинский акцент в трубке. — Да, проверяем… Нет, нарушений пока не обнаружено…

Серго, старый лис, уже в курсе. И явно не на стороне проверяющих.

К полуночи комиссия закончила работу. В протоколе появилась стандартная формулировка: «Нарушений технологического процесса не выявлено».

— Мы еще вернемся, — Щербаков на прощание смотрел жестко. — С более детальной проверкой.

— Всегда рады, — я пожал его холодную руку. — Наши двери открыты для представителей ВСНХ.

Когда черные автомобили скрылись в снежной мгле, я повернулся к Величковскому:

— Ну что, профессор, выдержали первый удар?

Он устало протер пенсне:

— Выдержали. Но это только начало. Рыков просто так не отступит.

Я кивнул. Времени на раскачку больше нет.

А потом спросил то, что занимало больше всего:

— Николай Александрович, они ведь не все документы видели?

Профессор хитро улыбнулся, протирая пенсне:

— Разумеется. Я показал только внешнюю сторону процесса. Все ключевые ноу-хау — режимы термообработки, состав шихты, пропорции легирующих добавок — в особой документации. Она в несгораемом шкафу лаборатории.

— А чертежи, которые мы показывали?

— Базовая схема, — он усмехнулся. — Без главного — тех особых технических решений, которые мы с Сорокиным разработали. Помните, как в Германии делают? Внешне все просто, а секрет в деталях.

Я одобрительно кивнул. Старая школа, привыкли защищать технические секреты еще с довоенных времен.

— Кстати, — добавил профессор, — я специально акцентировал внимание на общеизвестных вещах. Чтобы они успокоились. А наши настоящие инновации… — он похлопал по кожаной папке, которую все время держал при себе. — Здесь все разбито на части. Без моего ключа не соберешь.

— Отлично. Этого хватит, чтобы отбить первую атаку. А дальше… — я посмотрел на часы, — дальше у нас будет готовый результат. С цифрами и фактами.

После ухода комиссии я еще час разбирал документы. Величковский ушел в лабораторию, унося с собой заветную папку с секретами технологии. Часы на стене пробили полночь.

— Степан, — я вызвал шофера, дремавшего в приемной. — подготовь «Бьюик».

Несмотря на поздний час, надо сдержать обещание. К тому же, после такого напряженного вечера хотелось отвлечься от заводских проблем. Поэтому я помчался к Лене.

Профессорский дом на Остоженке встретил темными окнами. Только в одном, на третьем этаже, горел свет. Лена ждала, несмотря на поздний час.

— Я уже думала, не приедешь, — она открыла дверь квартиры. Даже в простом домашнем платье выглядела элегантно. На столике в гостиной дымился чайник и стояли свежие булочки из французской пекарни на Мясницкой.

— Комиссия нагрянула, — я устало опустился в кресло. — Рыков своих людей прислал.

— Догадываюсь, — она разлила чай в фарфоровые чашки. — В наркомате сегодня тоже было оживленно. Кстати, знаешь, что интересно? — она достала из секретера какие-то бумаги. — Просматривала старые немецкие технические журналы. Довоенные разработки по специальным сталям. Может, твоих это тоже заинтересует?

Я и сам заинтересовался. В будущем эти исследования назовут «потерянными технологиями». После войны немцы многое восстановят, но какие-то секреты будут утеряны.

— Смотрите, — Лена раскрыла пожелтевший журнал «Stahl und Eisen» за 1912 год. — Статья Круппа о легировании стали. А вот отчеты металлургического института в Дюссельдорфе.

Я просматривал страницы, и в голове постепенно складывался план. Вот оно!

Немцы еще до войны экспериментировали с ванадием и другими добавками. Если соединить их наработки со знаниями из будущего, можно устроить революцию почище Октябрьской. Хотя я уже и так начал прорыв разработками Величковского.

— Лена, — я поднял глаза от журнала, — а у тебя есть доступ к более поздним номерам?

— Конечно, — она улыбнулась. — В библиотеке наркомата полная подшивка до 1914 года. Хочешь изучить?