— Александр Владимирович! — один из конструкторов, пожилой Юргов, оторвался от расчетов на бумаге. — Что-то не сходится в системе охлаждения броневых плит.

Сорокин подошел к столу коллеги. На листе ровным инженерным почерком выведены столбцы цифр.

— Вот смотрите, — Юргов постучал карандашом по расчетам. — При максимальной нагрузке температура в каналах охлаждения поднимается выше критической.

Я как раз зашел проверить работу конструкторского бюро и услышал этот разговор. Ну вот, очередная проблема. Я подошел ближе:

— Что такое стряслось? Опять не слава богу.

— В базовых расчетах ошибка, — Сорокин уже колдовал над логарифмической линейкой. — Мы использовали стандартные коэффициенты теплопередачи, а для нашей новой стали они другие.

Максимов, другой инженер, работавший за соседним столом над анализами металла, поднял голову:

— Совершенно верно! Наша сталь имеет иную кристаллическую структуру. Теплопроводность отличается процентов на тридцать.

— Нужно полностью пересчитывать систему охлаждения, — Сорокин начал быстро делать пометки в блокноте. — Вот только сколько это займет времени, ума не приложу. Хотя, подождите, у нас есть новый метод расчета теплообмена, — он вдруг оживился. — Помните статью профессора Кирша в последнем номере «Zeitschrift für Metallkunde»?

Он метнулся к дальнему столу у стены, заваленному бумагами, быстро нашел нужный номер:

— Вот! Метод графического интегрирования потоков теплоты. Позволяет учесть все особенности материала.

— Но там же сложные вычисления, — нахмурился Юргов. — На обычной линейке это часы работы.

— А если использовать машину «Феликс»? — предложил я. — У нас в бухгалтерии как раз установили новую модель.

Сорокин разложил на столе графики теплопроводности:

— При правильной организации работы можем успеть за ночь. Я дам точные данные по теплофизическим свойствам нашей стали.

Работа закипела. Молодые инженеры разделили расчеты на части. Юргов чертил графики тепловых потоков, Сорокин колдовал над формулами. Максимов готовил таблицы поправочных коэффициентов.

Арифмометр «Феликс» стрекотал без остановки. Его никелированные рычаги мелькали под пальцами опытной счетоводки, вызванной из бухгалтерии. Цифры выстраивались в ровные колонки на бумажной ленте.

К трем часам ночи новая система охлаждения была полностью рассчитана. На кульмане появились исправленные чертежи. Увеличенное сечение каналов, измененная геометрия потоков, дополнительные ребра охлаждения.

— Теперь температура не поднимется выше восьмидесяти градусов даже при пиковой нагрузке, — Сорокин сверился с последними расчетами. — Можно начинать отливку по графику.

Юргов уже передавал чертежи в производство:

— Литейщики успеют внести изменения в оснастку. Задержки не будет.

Я осмотрел готовые чертежи. Работа выполнена безупречно. Наши специалисты не только нашли ошибку, но и предложили более совершенное решение.

— Отличная работа, — я положил руку на плечо Сорокина. — Как только закончим с заказом, оформляйте документы на рационализаторское предложение.

Когда я вернулся в кабинет, то первым делом увидел Лену. Она сидела рядом с моим кабинетом, помогала по вечерам с переводом немецких журналов.

На столе у девушки уютно горела настольная лампа. Всюду стопки технических бумаг. Тонкие пальцы быстро перелистывали страницы, делая пометки остро отточенным карандашом. Как всегда, на ней любимое строгое темно-синее платье, на шее поблескивала тонкая нить жемчуга.

— Я нашла очень интересную статью по термообработке в последнем номере, — она подняла глаза, в которых читалось какое-то новое, незнакомое выражение. — Тебе понравится.

Но меня смущал ее взгляд. Я сразу почувствовал неладное.

— Вот как? Это интересно. Покажешь потом? — я присел на край стола, чувствуя неладное. — А у тебе как дела? Все в порядке? Или что-то случилось?

Она помедлила, машинально поправляя локоны:

— Мне предложили должность в торгпредстве. В Берлине. Руководить там техническим отделом.

В комнате повисла тяжелая пауза. Где-то в глубине здания гудели моторы заводской вентиляции.

Да уж. Когда я хлопотал о ее повышении, то не рассчитывал, что она уедет дальше.

— Когда нужно дать ответ? — мой голос прозвучал глуше, чем хотелось бы.

— Через три дня, — она отложила карандаш. — Это очень серьезное повышение. Возможность работать с крупнейшими немецкими концернами.

— А как же наши планы по модернизации? — я подошел к окну. За стеклом в чугунном переплете кружился снег. — Мы только начинаем самое интересное. Автоматизация производства, новые технологии. Хотя, речь, конечно, не о модернизации. Как будем мы с тобой?

Лена встала, подошла ко мне. От нее пахло духами.

— Я понимаю, — она коснулась моего плеча. — Но там я смогу принести больше пользы. Прямой доступ к новейшим разработкам, связи с ведущими инженерами.

— Здесь тоже интересно, — я повернулся к ней, — Ты знаешь, что мы планируем создать первый в стране полностью автоматизированный завод? Такого еще нет нигде в мире. Даже в Германии. Ты можешь стать частью этого проекта.

Она замерла, в карих глазах мелькнул интерес:

— Расскажи подробнее.

— Центральная диспетчерская с видеонаблюдением — это только начало, — я кивнул на огни цехов за окном. — Смотри: полный контроль всех процессов, автоматическая регулировка параметров, система передачи данных.

— И все это реально? — в ее голосе звучало сомнение.

— Уже реально. Зотов разработал уникальную схему управления, Бонч-Бруевич помогает с электроникой. Через год это будет первое в мире производство такого уровня.

Она склонилась над чертежом, машинально теребя локоны, старая привычка, появляющаяся в минуты глубокой задумчивости.

— И когда планируете начать? — спросила она после паузы.

— Сразу после сдачи этого заказа. Я уже говорил с Орджоникидзе, он поддерживает. Но нам нужен человек, который понимает немецкую техническую документацию и умеет работать с иностранными партнерами.

Лена отошла к окну. В тусклом свете вечерней Москвы ее профиль казался особенно тонким и четким, как на античной камее.

— Знаешь, — она наконец нарушила молчание, — в Берлине я буду всего лишь чиновником. Пусть и высокого ранга. А здесь ты предлагаешь участвовать в чем-то действительно стоящем и полезном для страны.

— Здесь ты будешь участвовать в создании будущего, — я подошел ближе. — Мы делаем то, чего еще никто не делал. И без тебя нам придется трудно.

— Дай мне время подумать, — она повернулась ко мне. — До завтрашнего вечера.

— Конечно, — я кивнул. — Только помни: такой шанс выпадает раз в жизни. Возможность создать что-то действительно новое.

Она улыбнулась:

— Ты неисправимый романтик, Леонид. Даже в технике видишь поэзию.

— А разве это не поэзия? — я обвел рукой чертежи. — Мы создаем симфонию механизмов, где каждая деталь играет свою партию в общем оркестре.

— Я закончу перевод статьи, — Лена вернулась к столу. — Она может пригодиться при термообработке последней партии.

Я знал, что она уже почти приняла решение. Но ей нужно самой прийти к нему, без давления с моей стороны.

— Спасибо, — я направился к двери. — За все.

В коридоре я остановился, прислушиваясь к шелесту бумаг за дверью. Интересно, что перевесит, карьерные амбиции или желание быть частью чего-то по-настоящему великого?

Впрочем, это выбор Лены. А у меня еще много работы до утра.

Зал завода наполнял ровный гул работающих механизмов. Стрелки часов на стене центральной диспетчерской показывали пять тридцать утра. Последняя плавка оборонного заказа должна начаться через полчаса.

— Проверка системы управления, — голос Соколова звучал непривычно напряженно. Он склонился над пультом, утыканным приборами «Сименс». — Все параметры в норме.

На экранах электронно-лучевых трубок системы Бонч-Бруевича отражалась внутренность печей. Четкое изображение, никаких помех, свинцовое экранирование работало безупречно.