Он прекрасно знал, о чем идет речь. Но предпочел переспросить.

— Были, — кивнул я. — Но мы все исправили. Новая система креплений, автоматический контроль. Теперь такое невозможно.

— Молодец, — Орджоникидзе улыбнулся. — Иди. Жду документы завтра к двенадцати.

Выйдя из здания ВСНХ, я на секунду остановился у входа. Легкий морозец пощипывал лицо, в свете газовых фонарей кружились редкие снежинки. У тротуара ждал мой «Бьюик», Степан уже прогрел мотор.

До завтра нужно подготовить все бумаги. Высшее руководство вроде бы одобрило наши достижения. Теперь можно двигаться дальше, к новым целям.

Я чувствовал себя превосходно. Доклад Орджоникидзе показал, что мы движемся вперед, ровно и без сбоев.

Если так будет идти дальше, досрочно выполним и военный и гражданский заказы. А уж тогда меня и вообще не остановят.

Когда я приехал на завод и вошел в свой кабинет, Головачев, против обыкновения взволнованный, положил передо мной три документа.

— Леонид Иванович, это срочно, — его круглые очки в тонкой оправе тревожно поблескивали. — Пока вы были у наркома, мы получили вот это.

Первая телеграмма из Златоуста. Текст, отпечатанный на бланке «Бодо», заставил меня нахмуриться: «Срочно тчк Немецкие специалисты отказываются продлевать контракты тчк Ссылаются указание Берлина тчк Угрожают демонтировать оборудование тчк».

Вторым лежало письмо из Промбанка. Банк неожиданно отзывал крупный кредит, выданный под модернизацию Нижнетагильского завода. Формальная причина это «переоценка рисков». Я сразу узнал почерк Кригера, нашего старого недруга из Риги.

Но настоящий удар таился в третьем документе. Официальное письмо из ВСНХ. Межлаук требовал приостановить все работы по новой броне. Якобы «Сталь-трест» представил доказательства, что технология является их разработкой, незаконно присвоенной нами.

Вот тебе и доклад Сталину. Что же Орджоникидзе, не знал об этом? Или знал, но ничего не сказал? Будет смотреть, как я буду выпутываться?

— Это еще не все, — Головачев протянул свежий номер «Торгово-промышленной газеты». На второй странице бросался в глаза заголовок: «Тревожные факты с уральских заводов». Статья, подписанная неким «инженером К.», обвиняла нас в авантюризме и перерасходе средств.

— Вызывайте всех, — я снял трубку с телефонного аппарата. — Немедленно.

Через пятнадцать минут кабинет заполнился. Величковский, с еле заметной улыбкой на тонких губах. Котов с неизменными конторскими книгами в черном коленкоровом переплете. Сорокин, раскладывающий чертежи. В углу примостился Глушков, что-то быстро записывающий в блокнот. И, конечно же, сам Соколов, главный инженер.

— Ситуация серьезная, — я обвел взглядом собравшихся. — Они ударили сразу по всем направлениям. Технологии, финансы, репутация…

— Позвольте, — Величковский перестал улыбаться и поднял руку, как школьник. — Но ведь у нас все документы на технологию брони! Полный комплект чертежей, результаты испытаний, все в наличии.

— А немцы? — перебил Сорокин. — Как же так? Без них часть оборудования просто встанет.

— И военный заказ… — начал было Соколов.

— Спокойно, — я оглядел собравшихся. Что-то они выбиты из колеи. Привыкли к тому, что все идет хорошо. — Разберем по порядку. Николай Александрович, вы с Сорокиным срочно готовите полное техническое досье по броне. Все расчеты, все испытания, особенно результаты военной приемки.

Я посмотрел на главбуха.

— Котов, соберите все финансовые документы. Каждую копейку, каждый акт, особенно по модернизации. Покажем, куда и как пошли деньги.

— А немцы? — снова спросил Сорокин.

— У нас уже есть свои специалисты. Те же братья Макаровы из Златоуста, они все оборудование наизусть знают. И чертежи все у нас. Справимся.

Я еще раз посмотрел на бумаги.

— Товарищи, есть информация, — я раскрыл на столе тонкую папку. Сообщение от Рожкова. — Источник в Риге сообщает: за всем стоит не только «Сталь-трест». Там целая группа, включая некоторых людей из правого крыла партии. У них связи с иностранными промышленниками.

— Вот как? — спросил Величковский. — А конкретнее?

— Пока выясняем. Но точно знаем — готовится еще один удар. Возможно, через профсоюзы или через прессу.

Надо бы волноваться, бегать в ярости. Но я почему-то остался спокоен.

— Значит так, — я поднялся. — Даю всем два дня на подготовку материалов. Глушков, усильте охрану ключевых объектов. Особенно лабораторий и архивов. А противнику… — я улыбнулся, — противнику мы готовим сюрприз. Пора им воспользоваться.

Все это напоминало партию в шахматы. Конкуренты сделали свой ход, серьезный, подготовленный. Но у нас уже готова комбинация для контрудара.

Середина марта выдалась на удивление теплой. Центральный аэродром на Ходынском поле встречал порывистым весенним ветром.

Я припарковал «Паккард» подальше от основной стоянки. Незачем привлекать лишнее внимание. Саму машину я временно взял на прокат у знакомых из наркомата.

Для сегодняшней роли я выбрал лучший костюм от Журкевича, темно-синий в тонкую полоску, и новый бежевый габардиновый плащ английского производства. Обычно я предпочитал более скромную одежду. Слишком дорогой костюм мог вызвать ненужные вопросы на партийных заседаниях. Но сегодня требовался другой образ.

Блестящий АНТ-3 выруливал на взлетную полосу. Вокруг огороженной площадки собралась небольшая группа приглашенных. Технические специалисты в кожаных тужурках, журналисты с блокнотами, представители наркоматов в строгих пальто и шляпах.

Я намеренно держался в стороне, изучая свою цель.

Я заметил ее сразу. Молодая женщина в светлом спортивном костюме и кожаной летной куртке увлеченно фотографировала самолет «Фотокором».

Анна Волжанская, по данным Рожкова, помощник технического директора «Сталь-треста», а на деле — негласный технический консультант всего объединения.

Ветер играл ее короткими темными волосами, на лице светилась азартная улыбка. Она постоянно меняла позицию, пытаясь поймать самолет в самом выигрышном положении.

В движениях чувствовалась какая-то порывистая энергия, совершенно не похожая на сдержанную грацию Лены. Я невольно поморщился от этого сравнения.

АНТ-3 начал разбег. Анна, закусив губу от волнения, припала к видоискателю фотоаппарата. Я выбрал момент и словно случайно оказался рядом:

— Простите, но с этой точки не самый удачный ракурс для съемки, — произнес я, чуть наклонившись к ней. — Солнце даст блик на фюзеляже.

Она обернулась, в карих глазах мелькнуло раздражение:

— Вы полагаете? — в голосе прозвучал вызов.

— Уверен. Вот отсюда, — я сделал пару шагов влево, — двигатели «Либерти» будут смотреться гораздо эффектнее. И свет падает правильно.

Анна с сомнением взглянула на меня, но все же передвинулась в указанном направлении. Самолет уже набирал скорость, и когда она сделала новый снимок, то не смогла сдержать возгласа восхищения:

— А ведь действительно лучше! Вы фотограф?

— Инженер. Леонид Иванович Северов, — я слегка поклонился. — Работаю в комиссии по авиационным сплавам. А фотография — просто хобби.

— А я знаю почти всех в комиссии, — она прищурилась, разглядывая меня с профессиональным интересом. — Странно, что мы раньше не встречались.

Я был готов к этому вопросу:

— Только вчера вернулся из командировки. Три месяца провел на уральских заводах, изучал новые методы производства сталей для двигателей «М-5».

Глаза девушки загорелись. Я точно попал в цель. По досье Рожкова я знал, что авиационные двигатели были страстью девушки,

— И что вы думаете о проблеме с клапанными пружинами? — спросила она, сразу переходя к сути. — Мы пробовали разные варианты легирования, но ничего не получилось.

АНТ-3 с ревом прошел над нашими головами, заглушая слова. К нам обернулось несколько человек.

Среди них я узнал известного авиаконструктора Поликарпова в потертом кожаном пальто и молодого инженера из ЦАГИ в студенческой тужурке.